главных вождей. С его плеч ниспадал большой шелковый флаг,
наподобие тех плащей, которые носили испанцы времен
конкистадоров(76). Были ясно видны красные и белые полосы с
голубым звездным полем в углу. Взоры всех солдат устремились на
флаг. В этом фантастическом одеянии, столь вызывающе
подчеркнутом, все узнали любимый флаг нашей родины.
Это была выразительная примета. Однако она не смутила нас.
Откуда у индейцев взялись винтовки, мушкеты и флаг, было легко
объяснить -- это трофеи битвы с Дэйдом. Все мы смотрели на эти
вещи с горьким, но бессильным негодованием. Однако час отмщения
за ужасную судьбу товарищей еще не пробил.
Весьма вероятно, что и нас постигла бы та же участь, если
бы мы еще задержались на этом месте. Но вдруг одному из
офицеров, старому участнику войн под предводительством Хикори,
хорошо знакомому с тактикой индейского боя, пришла в голову
блестящая идея. Он предложил план отступления, и генерал принял
этот план.
По совету офицера, добровольцы, еще не переправившиеся
через реку, должны были сделать вид, что собираются совершить
переправу несколько выше по течению реки. Это был превосходный
стратегический маневр. Если бы подобный план осуществился,
враги очутились бы между двух огней, а нам удалось бы прорвать
их ряды и положить конец окружению.
Этот замысел удался. Индейцы, введенные нами в
заблуждение, кинулись вверх по реке, чтобы помешать переправе.
Наши осажденные войска умело воспользовались этим и быстро
переправились на безопасный берег. Коварный враг был слишком
осторожен, чтобы пуститься за нами в погоню. Так окончилась
битва при Уитлакутчи.
Немедленно был созван совет, и все пришли к единодушному
решению: не теряя времени, вернуться в форт Кинг. Мы выступили
в поход и вскоре без дальнейших приключений возвратились в
форт.
Глава LXIX. ЕЩЕ ОДНО СРАЖЕНИЕ НА БОЛОТЕ
После этой битвы в настроении отряда произошла перемена.
Безудержное хвастовство исчезло, и стало не так уж трудно
сдерживать порывы солдат, рвавшихся в бой. Никто теперь не
изъявлял особого желания повторить попытку перебраться на
другой берег Уитлакутчи. Таким образом, индейское "гнездо"
решили не тревожить до прибытия новых подкреплений. Добровольцы
были обескуражены, лагерная жизнь их уже утомила. А неожиданное
сопротивление индейцев охладило их пыл. Никто не думал, что оно
может оказаться таким беззаветно дерзким и сопровождаться
кровопролитием. Неприятеля же, на которого до сих пор смотрели
с пренебрежением, хотя его тактика возбуждала сильную ярость и
желание отомстить, -- этого неприятеля теперь стали уважать и
бояться.
В битве при Уитлакутчи армия Соединенных Штатов потеряла
около ста человек. Полагали, что семинолы потеряли гораздо
больше. Но это были только предположения. Никто никогда не
видал убитых семинолов. Впрочем, уверяли, что индейцы во время
боя уносили своих раненых и мертвецов.
Нет сомнения, что в битве при Уитлакутчи и некоторым из
наших врагов пришлось "грызть землю". Но, во всяком случае, их
потери были куда менее значительны, чем наши. Несмотря на это,
историки объявили это сражение великой "победой". Донесение
главнокомандующего все еще хранится в архивах -- любопытный
образец военной литературы. В этом документе поименно
перечислены все офицеры и каждый охарактеризован как
несравненный герой. Редкий памятник тщеславия и хвастовства!
Если честно говорить, то краснокожие нас основательно
потрепали. Уныние армии смешивалось с чувством подавленной
ярости. Клинч, старый, добрый генерал, которого военные
историки величали "другом солдат", теперь уже не считался
великим полководцем. Его слава померкла. Если Оцеола и затаил
против него злобу, то отныне он мог считать себя вполне
удовлетворенным и оставить старого ветерана в покое. Клинч был
еще жив, но его военная слава умерла.
x x x
Когда был назначен новый главнокомандующий, надежды на
победу возродились. Это был генерал Гейнс, также один из
ветеранов, получивший этот чин в порядке старшинства.
Собственно говоря, он даже не был назначен правительством. Но
так как Флорида представляла собой часть подчиненного ему
округа, он решил добровольно принять командование над
расположенными там войсками. Подобно своему предшественнику,
Гейнс надеялся увенчать себя лаврами. Но, так же как и Клинчу,
ему пришлось испытать горькое разочарование.
Наш корпус, укрепленный новыми войсками из Луизианы и
других штатов, был немедленно отправлен в поход. Было решено
произвести новое нападение на индейское "гнездо".
Мы достигли берегов Амазуры, но форсировать эту
заколдованную реку нам опять не удалось. Она оказалась роковой
и для нашей славы и для наших жизней. На этот раз ее перешли
индейцы.
Почти на том же самом месте, где и в первый раз -- с той
только разницей, что теперь это произошло ниже по течению реки,
-- мы подверглись атаке краснокожих воинов. После нескольких
часов ожесточенной схватки мы вынуждены были отвести наши
гордые батальоны под защиту специального укрепления. Мы
просидели в осаде девять дней, едва осмеливаясь высунуть нос
из-за ограды. Голодная смерть уже не издали смотрела нам в
глаза, она подошла к нам вплотную. Если бы не лошади, мясом
которых мы питались все это время, то половина армии из лагеря
"Изард" погибла бы от голода.
Нам принес спасение большой отряд, своевременно посланный
генералом Клинчем, который все еще командовал бригадой. Наш
бывший генерал выступил из форта Кинг, и ему удалось
приблизиться к неприятелю с тыла. Застав его врасплох, он
выручил нас из опасного положения.
День нашего освобождения ознаменовался еще одним событием
-- перемирием весьма оригинального свойства.
Ранним утром, когда еще чуть светало, нас издали окликнул
чей-то голос:
-- Эй вы там! Хэлло!
Голос раздавался из лагеря врага. Поскольку мы были
окружены, иначе и быть не могло.
Призыв повторился, и мы ответили. Мы узнали громовой голос
негра Абрама, черного вождя, некогда исполнявшего обязанности
переводчика на совете.
-- Что вам нужно? -- приказал спросить наш командир.
-- Мы хотим разговаривать, -- последовал ответ.
-- О чем?
-- Мы хотим прекратить битву.
Предложение было столь же неожиданное, сколь и приятное.
Но что оно могло означать? Неужели индейцы голодали так же, как
и мы? Или они устали от военных действий? Это было весьма
вероятно, ибо по какой другой причине могли они так внезапно
предложить перемирие? Индейцы еще до сих пор не потерпели ни
одного поражения -- наоборот, они оказались победителями во
всех предыдущих боях.
Правда, была еще одна причина. С минуты на минуту мы
ожидали прибытия бригады Клинча. До нас уже доходили слухи, что
Клинч близко. С его помощью мы могли не только прорвать осаду,
но и перейти в атаку против индейцев и, вероятно, даже нанести
им поражение. Может быть, они узнали о приближении Клинча и
спешили заключить перемирие до того момента, когда мы станем
достаточно сильны, чтобы разбить их в открытом бою?
Предложение начать переговоры было принято нашим
командующим, который теперь надеялся нанести решающий удар. Он
опасался только одного: что противник отступит, прежде чем
Клинч сумеет добраться до места сражения. А перемирие заставит
индейцев задержаться на поле боя. Таким образом, мы без всяких
колебаний ответили Абраму, что не возражаем против переговоров.
Встреча парламентеров была назначена сразу после рассвета.
Обе стороны выслали по три представителя.
Перед укреплением простиралась небольшая поляна, поросшая
травой и прилегавшая к лесу. На рассвете три человека вышли из
леса на поляну. Это были вожди в полном национальном наряде. Мы
узнали Абрама, Коа-хаджо и Оцеолу.
Они остановились на расстоянии ружейного выстрела и стали
плечом к плечу прямо против укрепления. Навстречу им выслали
трех офицеров -- двое из них владели языком семинолов. Я был в
числе этой делегации.
Еще через минуту мы уже стояли лицом к лицу с враждебными
вождями.
Глава LXX. ПЕРЕГОВОРЫ
Прежде чем начать переговоры, мы все шестеро обменялись
дружеским рукопожатием. Оцеола крепко сжал мне руку и сказал с
какой-то особой, ему одному свойственной улыбкою:
-- Ах, Рэндольф! Друзья иногда встречаются во время войны,
так же как и в мирное время.
Я понял, что он имеет в виду, и ответил ему только взором,
полным благодарности.
В это время мы увидели, что к нам из укрепления идет
вестовой, посланный командующим. В ту же минуту из лесу вышел
индейский воин и подошел к нам одновременно с солдатом. Индейцы
тщательно следили за тем, чтобы нас на поляне было не больше,
чем их.
Как только ординарец шепотом передал нам приказ генерала,
немедленно начались переговоры.
Негр Абрам говорил от имени своих товарищей на ломаном
английском языке. А двое других подтверждали его слова: в
случае согласия -- восклицанием "Хо", а отрицательный ответ
выражался возгласом "Куури".
-- Желают ли белые заключить перемирие? -- отрывисто
спросил негр.
-- На каких условиях? -- спросил офицер, возглавлявший
нашу делегацию.
-- Условия вот какие: вы должны сложить оружие и кончить
войну. Ваши солдаты должны уйти отсюда и оставаться в своих
фортах. А мы, индейцы, отступим через Уитлакутчи. И пусть
впредь и навсегда большая река будет между нами границей. Мы
обещаем жить в мире и не ссориться с белыми соседями. Вот все,
что я должен был сказать!
-- Братья, -- ответил наш офицер, -- я боюсь, что ни белый
генерал, ни Великий Отец -- президент -- не примут этих
условий. Я уполномочен передать вам, что главнокомандующий
может вести с вами переговоры только в том случае, если вы
полностью подчинитесь и дадите согласие на переселение.
-- Куури! Куури! Никогда! -- в едином порыве гордо
воскликнули Коа-хаджо и Оцеола. Их решительный тон подтверждал,
что они и не думали сдаваться.
-- Почему мы должны покориться? -- с удивлением спросил
негр. -- Мы не побеждены. Мы побеждаем вас в каждой битве. Мы
разбили ваших солдат -- один, два, три раза. Мы разбили вас.
Черт возьми, мы тоже умеем хорошо убивать вас! Почему же мы
должны покориться? Мы пришли предложить свои условия, а не
выслушивать ваши.
-- То, что произошло до сих пор, еще не решает дело, --
ответил офицер. -- Мы, во всяком случае, сильнее вас, и в конце
концов мы вас одолеем.
И снова два вождя одновременно воскликнули:
-- Куури!
-- Не ошибаетесь ли вы, белые, насчет наших сил? Мы не так
слабы, как вы думаете. Нет, черт возьми!
Негр вопросительно взглянул на своих товарищей, и те
кивком изъявили согласие. Тогда Оцеола, взявший теперь на себя
главную роль, обернулся к лесу и издал какой-то особый
пронзительный звук.
Не успело эхо от его голоса замереть в воздухе, как
вечнозеленые кусты зашелестели и задрожали. Из лесу выступили
ряды смуглых индейских воинов. Они выступили вперед и
построились в боевой порядок, так что мы легко могли их
сосчитать.
-- Сочтите наших воинов, -- воскликнул Оцеола
торжественным тоном, -- и вы узнаете, сколько у вас врагов!
При этом ироническая усмешка мелькнула у него на губах.
Несколько секунд он стоял молча и смотрел на нас.
-- Ну, как вам кажется? Эти молодые воины -- а их здесь
полторы тысячи, -- разве они выглядят изможденными и покорными?
