обсуждался план совместных действий правительственных войск и
дружественных индейцев. Последние, как союзники, должны были
выступать против своих же соплеменников, засевших в болотах
реки Амазуры. Точное их местонахождение было неизвестно, но его
надеялись установить с помощью мирных вождей и их разведчиков,
которые уже принялись за розыски.
Встреча была заранее условлена. Вожди, обосновавшиеся со
своими племенами в форте Брук, должны были тайком прибыть на
обычное место свидания у озера в лесу и встретить агента и
генерала. Свидание было назначено на тот же вечер, после
наступления темноты, чтобы скрыть от любопытных глаз как
искусителей, так и изменников. Когда солнце зашло, уже
достаточно стемнело. Луна была на ущербе, в третьей четверти, и
сразу после заката ее не было видно на небе.
Едва наступили сумерки, генерал, агент и переводчик вышли
из форта, так же как и в прошлый раз. Вождей на месте свидания
не оказалось, и это нас несколько удивило. Мы знали, что
индейцы обычно были очень аккуратны.
-- Что могло задержать их? -- спрашивали друг у друга
генерал и агент.
Ответ не заставил себя долго ждать. Издали с ночным
ветерком к нам донесся звук выстрелов -- резкий треск винтовок
и пистолетов. Мы услышали пронзительный военный клич:
"Ио-хо-эхи!" Он доносился из глубины леса. Ясно было, что там
идет ожесточенный бой. Это не был маневр для отвлечения
внимания противника или ложная тревога, чтобы выманить солдат
из форта или запугать часового. По резким и диким выкрикам
чувствовалось, что в лесу льется человеческая кровь.
Мои спутники не знали, что и подумать. Я заметил, что оба
они не отличались особым мужеством. Впрочем, оно вовсе и не
требуется для того, чтобы стать генералом. Во время военных
действий мне часто приходилось наблюдать, как американские
офицеры и генералы трусливо прятались за дерево или обломок
стены. Один из них, который потом был избран вождем
двадцатимиллионного народа, как-то в одной из стычек спрятался
в придорожной канаве, спасаясь от случайных выстрелов, тогда
как покинутая им бригада в полумиле от него доблестно сражалась
под начальством младшего лейтенанта. Но почему я говорю здесь
об этом? Мир полон таких героев.
-- Это они, черт возьми! -- воскликнул агент. -- Их
подстерегли, на них напали. Вероятно, это мерзавец Пауэлл!
-- Похоже на то, -- ответил генерал, у которого, видимо
нервы были крепче и говорил он более храднокровно. -- Да, это,
должно быть, они. В том направлении нет наших войск -- ни
одного белого солдата. Это дерутся между собой индейцы. На
дружественных нам вождей совершено нападение. Вы, правы,
Томпсон, это ясно.
-- А если так, генерал, то нам незачем здесь оставаться.
Если они подстерегли Оматлу, то, конечно, на их стороне
численный перевес. Они должны победить. Мы не можем больше
ждать его.
-- Да, по-видимому, ни Оматла, ни Луста Хаджо не придут. Я
думаю, что мы можем вернуться в форт.
Они как будто колебались, не зная, как им поступить. Я
понял, что оба генерала решали в уме вопрос, удобно ли им вдруг
бросить начатое дело и удалиться.
-- А если они придут... -- заговорил достойный воин.
Тут я взял на себя смелость вмешаться.
-- Генерал, -- предложил я, -- с вашего позволения, я могу
остаться здесь. Если они придут, я немедленно вернусь в форт и
дам вам знать об этом.
Трудно было придумать что-нибудь более приятное для обоих
генералов. Мое предложение было немедленно принято, и два героя
удалились. Я остался один.
Но вскоре мне пришлось пожалеть о своем опрометчивом
благородстве. Генералы, наверное, не успели еще дойти до форта,
как шум битвы смолк и раздался возглас: "Кахакуине!" --
победный клич семинолов. Я еще прислушивался к этим резким
крикам, как вдруг несколько индейцев выскочили из кустов и
окружили меня.
Даже при слабом свете звезд я мог различить блистающие
лезвия, винтовки, пистолеты и томагавки. Оружие было слишком
близко от моих глаз, чтобы я мог ошибиться и принять его за
светлячков, мерцающих над моей головой. Кроме того, я слышал
звон стальных клинков. Индейцы напали на меня молча, вероятно,
потому, что поблизости находился форт. А когда я закричал, меня
оглушили ударом, от которого я потерял сознание и рухнул на
землю.
Глава LXIII. ВОЗМЕЗДИЕ ИНДЕЙЦА
Через некоторое время я очнулся и увидел, что меня
окружают индейцы. Но теперь они не угрожали мне, а, наоборот,
старались выказать мне участие. Голова моя лежала на коленях у
одного их них, а другой пытался остановить кровь, сочившуюся из
раны на виске. Кругом стояли воины, сочувственно смотревшие на
меня. По-видимому, им хотелось, чтобы я пришел в сознание. Я
удивился, так как был уверен, что они собираются меня убить.
Когда меня ударили томагавком, я вообразил, что смертельно
ранен. Такое ощущение часто бывает у тех, кого внезапно
оглушают ударом.
Приятно было сознавать, что я еще жив и только легко ранен
и что люди, окружающие меня, не стараются причинить мне зло.
Индейцы тихо переговаривались между собой, рассуждая о
том, смертельна ли моя рана, и, видимо радуясь, что я не убит.
-- Мы пролили твою кровь, но рана не опасна, -- сказал
один из них, обращаясь ко мне на своем родном языке. -- Это я
нанес тебе удар. Было темно. Друг Восходящего Солнца, мы не
узнали тебя! Мы думали, что ты ятикаклукко.(72) Мы думали, что
застанем его здесь, и хотели пролить его кровь. Он был здесь.
Куда он ушел?
Я указал на форт.
-- Хулвак! -- воскликнули несколько индейцев одновременно.
Было ясно, что они разочарованы. Некоторе время они,
видимо встревоженные, совещались между собой, а затем индеец,
который первым заговорил со мной, снова обратился ко мне:
-- Друг Восходящего Солнца, не бойся ничего. Мы не тронем
тебя, но ты должен отправиться с нами к вождям. Это недалеко.
Пойдем!
Я вскочил на ноги. Если бы я сделал отчаянное усилие,
может быть, мне и удалось бы ускользнуть от них. Однако эта
попытка могла мне дорого обойтись -- меня еще раз стукнули бы
по голове, а может быть, и убили бы. Кроме того, вежливость
моих противников успокоила меня. Я чувствовал, что мне нечего
их бояться, и потому без колебания последовал за ними.
Индейцы построились линией, один за другим, и, поместив
меня в середину, сразу же отправились в лес. Насколько я мог
определить, мы шли в том направлении, где происходила битва.
Теперь все было тихо, воины перестали издавать свой победный
клич. При свете луны я узнал лица индейцев, которых видел
раньше на совете. Это были воины племени микосоков,
приверженцев Оцеолы. Из этого я заключил, что он и был одним из
вождей, к которым меня вели. Мои предположения оказались
правильными. Вскоре мы вышли, на поляну, где расположились
индейские воины; их было примерно около сотни. Я увидел
нескольких вождей, среди них был и Оцеола.
Все кругом было залито кровью -- зрелище поистине
необычайное. В беспорядке лежали трупы, покрытые ранами; свежая
кровь запеклась на них, выражение ужаса застыло в глазах,
обращенных к луне. Люди падали в тех позах, в которых их
застигла смерть. Скальпировальный нож уже закончил свою
страшную работу: на висках виднелись малиново-красные рубцы,
венцом окаймлявшие черепа, лишенные волосяного покрова. Возле
убитых бродили индейцы со свежими скальпами в руках. У
некоторых скальпы болтались на дулах винтовок.
Ничего сверхъестественного тут не произошло. Все было
понятно. Павшие воины принадлежали к племенам изменников --
сторонников Луста Хаджо и Оматлы. По соглашению с агентом
вожди-изменники вышли из форта Брук в сопровождении избранной
свиты. Их план стал известен патриотам. Изменников выследили,
напали на них по пути и после короткой стычки одолели.
Большинство пали в сражении, лишь немногим, во главе с вождем
Луста Хаджо, удалось спастись. Некоторые вместе с самим Оматлой
попали в плен и были еще живы. Их не убили сразу только для
того, чтобь предать смерти в более торжественной обстановке.
Я увидел пленников, крепко привязанных к деревьям. Среди
них находился и тот, кто милостью агента Томпсона был возведен
в сан короля семинолов. Однако его подданные не оказывали ему
ни малейшего почтения. Около него толпились воины, стремившиеся
выступить в роли цареубийцы. Но вожди удерживали их от насилия,
желая, согласно обычаю и законам своего народа, предать Оматлу
суду. Когда мы прибыли, они как раз вершили этот суд и
совещались между собой. Один из воинов, захвативших меня в
плен, сообщил о нашем прибытии. Я заметил, что вожди
разочарованы. Как видно, я оказался не тем пленником, который
был им нужен. Поэтому на меня не обратили внимания, и я мог
свободно располагать собой и наблюдать, как они вершили
правосудие.
Судьи выполнили свой долг. Много спорить не приходилось,
все слишком хорошо знали, что Оматла -- изменник. Конечно, его
признали виновным, и он должен был заплатить жизнью за свои
преступления. Приговор объявили во всеуслышание: изменник
должен умереть! Возник вопрос кто будет его казнить? Желающих
нашлось много, ибо, по принципам индейской морали, покарать
изменника считается делом чести. Таким образом, найти палача
было бы нетрудно. Многие выражали готовность, но совет вождей
отклонил их услуги. Такое дело надо было решать голосованием.
Все знали клятву, данную Оцеолой. Его сторонники хотели,
чтобы он ее выполнил, поэтому его избрали единодушно, и Оцеола
принял это как должное.
С ножом в руке подошел он к связанному пленнику. Все
столпились вокруг них, чтобы увидеть роковой удар. Побуждаемый
каким-то смутным чувством, я невольно приблизился. Мы стояли
затаив дыхание, ожидая, что вот-вот нож вонзится в сердце
изменника.
Мы видели, как поднялась рука Оцеолы, чтобы нанести удар,
но не видели ни раны, ни крови. Лезвие ножа перерезало только
ремни, которыми был связан пленник. Оматла стоял освобожденный
от пут. Среди индейцев послышался ропот неодобрения. Зачем же
Оцеола это сделал? Неужели он хотел дать Оматле возможность
бежать?
-- Оматла! -- проговорил Оцеола, сурово глядя в лицо
своему врагу. -- Когда-то тебя считали храбрым человеком. Тебя
уважали все племена, весь народ семинолов. Белые подкупили тебя
и заставили изменить родине и нашему общему делу. И все-таки ты
не умрешь собачьей смертью! Я уничтожу тебя, но не хочу быть
убийцей. Я не могу поднять руку на беспомощного и безоружного
человека и вызываю тебя на честный поединок. Тогда все увидят,
что правда победила... Отдайте ему оружие! Пусть он защищается,
если может.
Этот неожиданный вызов был встречен криками неодобрения.
Среди индейцев нашлись такие, которые, негодуя на измену Оматлы
и еще пылая яростью после недавней схватки, закололи бы его тут
же на месте, связанного по рукам и ногам. Но все видели, что
Оцеола полон решимости сдержать свое слово, и поэтому никто не
возражал. Один из воинов подал Оматле томагавк и нож. Так же
был вооружен и Оцеола. Затем люди молчаливо расступились, и
противники остались в центре круга.
Схватка была короткая и кровопролитная. Почти сразу же
Оцеола выбил томагавк из рук противника, а затем мгновенным
ударом поверг его на землю. Победитель склонился над
побежденным, в его руках сверкнул нож.
Когда он выпрямился, лезвие ножа уже не сверкало в лунном
свете: оно потускнело от крови.
