Поэтому войска получили распоряжение двигаться в глубоком
молчании по тайным тропинкам.
За день до этого наша экспедиция могла бы показаться
многим просто развлекательной прогулкой, где нам не грозила ни
малейшая опасность. Но весть о разгроме отряда Дэйда произвела
на солдат чуть ли не магическое впечатление. С одной стороны,
она разъярила их, с другой -- заставила насторожиться. В первый
раз в жизни они начали смотреть на индейцев с чувством уважения
и даже страха. Значит, индейцы умели сражаться и уничтожать
врага. Это чувство укрепилось, когда еще прибыли вестники с
места гибели Дэйда, рассказавшие нам новые подробности этого
кровавого события. И поэтому теперь солдаты не без опасения
вступали в самое сердце страны, занятой неприятелем. Даже
отчаянные добровольцы не нарушали строевого порядка, и солдаты
молча двигались вперед.
К полудню мы достигли берегов Амазуры. Чтобы проникнуть в
район обширной сети лагун и болот, надо было перебраться через
реку. Проводники пытались найти брод, но никак не могли его
отыскать. Река текла перед нами широкая, черная и глубокая.
Переправиться через нее вплавь, даже на лошадях, не было
никакой возможности.
Не изменили ли нам проводники? Нет, этого не могло быть!
Хотя проводники были индейцами, но они доказали свою
преданность белым. Кроме того, они уже были опорочены в глазах
своих соплеменников и обречены на смерть устами собственного
народа. Наше поражение для них было бы равносильно гибели.
Как выяснилось впоследствии, наши подозрения не имели
оснований: измены тут не было. Проводники сами сбились с пути.
И это оказалось счастьем для нас. Не будь этой ошибки, с
войском генерала Клинча могла бы повториться та же трагедия,
которая произошла с отрядом майора Дэйда, только в более
широких масштабах.
Если бы мы нашли брод, который был в двух милях ниже по
течению, то мы как раз наткнулись бы на засаду, искусно
устроенную молодым вождем. Он превосходно знал тактику лесного
боя. Слух о том, что индейцы отправились в дальний поход, был
просто военной хитростью, прелюдией к ряду стратегических
маневров, задуманных Оцеолой.
В это время индейцы находились там, куда мы должны были бы
прийти, если бы проводники не сбились с дороги. Индейцы заняли
обе стороны брода. Воины притаились в траве, как змеи, и были
готовы ринуться на нас в тот момент, когда мы подошли бы к
переправе. Большое счастье для войск генерала Клинча, что у
него оказались такие негодные проводники!
Генерал не знал этих обстоятельств. Если бы он получил
сообщение об опасной близости врага, то, вероятно, стал бы
действовать иначе. Теперь последовал приказ остановиться. Было
решено переправиться через реку в этом месте.
В тростниках нашлось несколько старых лодок и индейских
челноков. На них легко могли переправиться пехотинцы, а
кавалеристы должны были переплыть реку на лошадях.
Были сколочены плоты из бревен, и началась переправа. Этот
маневр мы провели довольно ловко, так что менее чем через час
половина солдат была уже на том берегу. Я находился в их числе,
но не радовался нашим удачам. Мне было тяжело принимать участие
в избиении беззащитных женщин и детей. И я почувствовал
настоящее облегчение, чуть ли не радость, когда услышал из
глубины леса военный клич семинолов: "Ио-хо-эхи!" Вслед за тем
загремели ружейные залпы, пули засвистели в воздухе, ломая
ветки на ближних деревьях. Мы увидели, что нас осаждают
многочисленные войска индейцев.
Часть отряда, успевшая переправиться, укрылась между
большими деревьями на берегу реки, и поэтому первый залп
индейцев не причинил нам особого вреда. Все же некоторые
солдаты упали, а остальным угрожала серьезная опасность.
Наши войска дали ответный залп, индейцы снова ответили
нам, и солдаты не остались в долгу, то ведя непрерывный огонь,
то давая беспорядочные залпы или отдельные выстрелы. Иногда мы
совсем прекращали стрельбу.
В течение некоторого времени ни одна из сторон не понесла
серьезного ущерба. Однако было ясно, что индейцы, укрывшиеся в
перелеске, заняли более выгодную позицию и окружают нас. Мы не
могли тронуться с места, пока не переправится как можно больше
наших солдат, и только тогда собирались перейти в штыковую
атаку, чтобы заставить противника принять открытый бой.
Итак, переправа продолжалась под защитой нашего огня. Но
скоро положение ухудшилось. Как раз против нашей позиции в реку
врезалась узкая отмель, образуя небольшой полуостров. Он
находился ниже береговой отмели, кроме той своей оконечности,
где образовался маленький островок. Этот островок густо порос
вечнозелеными деревьями -- пальмами, дубами и магнолиями.
С нашей стороны было бы весьма благоразумно захватить его
во время переправы, но генерал упустил из виду такую
возможность. Индейцы сразу это сообразили, и, прежде чем мы
спохватились, они уже перемахнули через перешеек и заняли
островок. Последствия этого искусного маневра сказались
незамедлительно. Индейцы начали обстреливать лодки,
переправлявшиеся через реку. Лодки сносило течением вниз, как
раз напротив лесистого островка. Из зеленой тени деревьев
непрерывно струился синеватый огненный дымок, а свинцовые пули
делали свою разрушительную работу. Люди падали с плотов или
тяжело опрокидывались через борта лодок в воду раненые и
мертвые. А частый огонь наших мушкетов, направленный на
островок, никак не мог выбить дерзких врагов, которые
притаились в густой листве.
Там было не очень много индейцев. Когда они перебирались
туда по перешейку, мы могли их всех пересчитать. Но,
по-видимому, это были лучшие воины и самые меткие стрелки: ни
один их выстрел не пропадал даром. Это был момент наивысшего
напряжения боя. В других местах схватка шла с более равным
соотношением сил. Обе стороны дрались под прикрытием деревьев и
не несли больших потерь. Но засевшие на острове несколько
индейцев причиняли нам больший урон, чем все остальные силы
неприятеля.
Единственным средством заставить индейцев отступить с
островка была штыковая атака.
Таков был замысел генерала. Это казалось безнадежным
предприятием. Тот, кто решился бы двинуться вперед под
убийственным огнем скрытого противника, безусловно подверг бы
свою жизнь серьезному риску.
К моему удивлению, выполнить этот долг предназначалось
мне. Признаюсь, я никогда не проявлял особой храбрости или пыла
во время сражения. Но приказ исходил непосредственно от
генерала, и действовать надо было немедленно. Я приготовился
выполнить его, хотя и без особого энтузиазма.
При мне находилось несколько человек, вооруженных
винтовками. Их было не больше, чем индейцев. Вместе с ними я
направился к полуострову.
Я сознавал, что иду на верную смерть. Вероятно, то же
самое чувствовали и солдаты, которые шли со мной. Но, даже зная
это, мы не могли отступить. Глаза всех были устремлены на нас:
мы должны идти вперед и победить или умереть!
Через несколько секунд мы были уже на перешейке и
стремительно двинулись к острову.
Мы надеялись, что индейцы не заметят нас и нам удастся
обойти их.
Напрасная надежда! Враги с самого начала внимательно
следили за нашим маневром и, зарядив винтовки, были готовы
встретить нас.
Едва сознавая всю опасность своего положения, мы
продолжали идти вперед и наконец оказались на расстоянии
двадцати ярдов от рощи.
Вдруг из-за деревьев взвился голубой дымок и мелькнуло
красное пламя. Над головой у меня просвистели пули. Позади
раздались крики и стоны. Я оглянулся и увидел, что все мои
товарищи упали -- мертвые или умирающие.
В это время из чащи леса до меня донесся голос:
-- Вернитесь, Рэндольф! Вернитесь! Символ, который вы
носите на груди, спас вас. Но мои воины в ярости, кровь в них
так и кипит! Не искушайте их! Вернитесь! Назад! Назад!
Глава LXVIII. ПОБЕДА, ЗАКОНЧИВШАЯСЯ ОТСТУПЛЕНИЕМ
Я не видел человека, который говорил это, густая листва
полностью скрывала его. Но я сразу узнал голос: это был Оцеола.
Не могу даже передать, что я почувствовал в эту минуту, и
не помню, как я поступил. В моем уме царили хаос и смятение,
удивление было смешано со страхом. Я помню только, что еще раз
оглянулся на своих товарищей и заметил, что не все они убиты.
Одни лежали неподвижно, но другие шевелились и стонали. Значит,
они еще были живы!
С великой радостью я увидел, что некоторые поднялись и
спешили скрыться, а другие пытались ползти на четвереньках.
Из рощи продолжали стрелять, и я, застыв в нерешительности
на месте, видел, как двое или трое упали на траву, сраженные
роковой пулей.
Среди раненых, лежавших у моих ног, был один юноша,
которого я хорошо знал. Пуля пробила ему обе ноги, и он был не
в силах двинуться. Он умолял меня помочь ему, и это вывело меня
из оцепенения. Я вспомнил, что когда-то этот юноша оказал мне
большую услугу. Почти машинально я наклонился, схватил его и
потащил. Стараясь выбраться с перешейка, я полз со своей ношей
так быстро, как мне позволяли силы. Я остановился передохнуть
только тогда, когда огонь индейских ружей уже не был опасен для
меня.
Меня встретил взвод солдат, высланный для того, чтобы
прикрыть наше отступление. Я оставил раненого товарища на руках
солдат, а сам поспешил с печальным донесением к генералу.
Мне не пришлось ничего докладывать. За нашим продвижением
наблюдали, и весь отряд знал о постигшей нас неудаче. Генерал
не сказал ни слова и без всяких объяснений отправил меня на
другой фланг.
Все порицали генерала за его необдуманный приказ захватить
остров столь ничтожными силами. За мной же укрепилась репутация
храброго офицера.
Перестрелка продолжалась еще около часа. Это были
отдельные стычки в болотах и между деревьями. Ни нам, ни
индейцам не удалось добиться здесь реального преимущества. Обе
стороны по-прежнему занимали захваченные вначале позиции.
Однако впереди весь лес удерживали за собой индейцы. Отступить
-- значило погубить весь отряд, ибо был только один путь к
отступлению: обратная переправа через реку. Но нам пришлось бы
переправляться под неприятельским огнем. Оставаться дальше на
нашей позиции было тоже опасно. Мы не могли ничего предпринять,
ибо, по существу, были осаждены на берегу реки. Мы тщетно
пытались выбить индейцев из рощи. Потерпев неудачу один раз, мы
не могли рискнуть на вторую подобную же попытку. Это было бы
гибельно, но оставаться на том же месте было не менее
рискованно. У войск было с собой очень мало провианта, он
подходил к концу, и голод уже давал себя знать. С каждым часом
наше положение ухудшалось.
Мы убедились, что враг окружил нас. Около нас полукругом
толпились индейцы, причем каждый воин стоял за деревом, которое
его защищало. Мы образовали оборонительную линию, такую же
мощную, как линия укрепленных траншей. Прорваться через эту
линию без большой потери людей не представлялось возможным.
Теперь было видно, что число наших врагов заметно
увеличилось. Особый клич, знакомый старым солдатам, возвещал о
прибытии все новых и новых отрядов индейцев. Мы начинали
опасаться, что теряем превосходство в силах, что нас вскоре
одолеют. Всех охватило мрачное отчаяние.
Во время перестрелки мы увидели, что многие из индейцев
были вооружены винтовками и мушкетами. На некоторых были
военные мундиры. Особенно бросался в глаза наряд одного из
