Оцеола сдержал клятву -- он пронзил сердце изменника. С
Оматлой было покончено.
x x x
Впоследствии белые называли этот поступок Оцеолы
убийством. Но это неверно. Такой же смертью погибли Карл I,
Калигула и Тарквиний(73) и сотни других тиранов, которые
угнетали свой народ или изменили своей стране.
Общественное мнение, обсуждая такие деяния, не всегда
бывает справедливым. Оно подобно хамелеону, меняющему окраску:
меняется согласно лицемерному духу своего времени. Это чистое
ханжество, позорная и постыдная беспринципность! Только того
можно назвать убийцей, кто убивает из низменных, корыстных
целей. Оцеола же был человек иного склада.
x x x
Я оказался в странном положении. Вожди не обращали на меня
внимания, и все же, несмотря на вежливость индейцев, взявших
меня в плен, я не мог отделаться от беспокойства за свою
дальнейшую судьбу. Индейцам, которые были возбуждены всем тем,
что произошло, и находились фактически в состоянии войны с моей
страной, могла прийти в голову мысль уготовить и для меня
участь, выпавшую на долю Оматлы. Таким образом, ожидание было
не из приятных.
Но вскоре у меня отлегло от сердца. Как только с
изменником Оматлой было покончено, Оцеола подошел ко мне и
дружески протянул мне руку. Я был счастлив вновь обрести его
дружбу. Он выразил сожаление, сказав, что я был ранен и взят в
плен по ошибке. Затем подозвал одного из воинов и приказал ему
проводить меня в форт.
У меня не было никакого желания оставаться на месте
трагедии. Простившись с Оцеолой, я последовал за своим
проводником. У озера мы расстались, и я без дальнейших
приключений вернулся в форт.
Глава LXIV. НЕУДАВШИЙСЯ БАНКЕТ
По долгу службы я написал рапорт обо всем, чему был
невольным свидетелем. Мой рассказ вызвал в форте возмущение.
Немедленно отрядили солдат в погоню за врагом, а проводником
назначили меня.
Это была явная нелепость. Преследование, как и можно было
ожидать, оказалось бесцельным. Мы, конечно, нашли место
сражения и тела убитых, вокруг которых уже рыскали волки. Но мы
не обнаружили ни одного живого индейца, не могли даже отыскать
тропинку, по которой они скрылись. Наш отряд состоял из
нескольких сот человек -- фактически это был почти весь
гарнизон форта. Будь нас меньше, я уверен, что неприятель, так
или иначе, дал бы о себе знать.
x x x
Смерть Оматлы была значительным событием. Во всяком
случае, весьма важным по своим последствиям. Белые назначили
Оматлу главным вождем, "королем" племени. Поэтому, казнив его,
индейцы открыто объявили о своем презрении к власти, давшей
Оматле этот сан, а также о своем твердом решении и впредь
оказывать сопротивление, когда белые будут вмешиваться в их
дела. Оматла находился под покровительством белых. Они
гарантировали ему безопасность, а такое обещание равносильно
договору. Поэтому его убийство было ударом по его покровителям.
Теперь правительство вынуждено было отомстить за его смерть.
Особенно важные последствия этот случай имел для подданных
Оматлы. Напуганные его смертью и боясь подобного же возмездия,
многие из младших вождей и воинов покинули ряды изменников и
присоединились к патриотам. Многие племена, которые до сих пор
еще не приняли окончательного решения, теперь объявили, что они
будут бороться вместе со всем народом, и, не колеблясь, взялись
за оружие.
Смерть Оматлы была не только актом сурового правосудия, но
также и тонким политическим маневром со стороны индейцев,
враждебно настроенных к белым. Все это убедительно
свидетельствовало о высоком уме того, кто задумал и осуществил
этот маневр.
Оцеола поклялся мстить, и Оматла был первой жертвой его
мести. Вскоре последовала и вторая. Трагедию смерти изменника
вскоре затмила новая трагедия, еще более волнующая, страшная и
значительная. Одно из главных действующих лиц этого
повествования отныне сошло со сцены.
После того как мы прибыли в форт, продовольствие стало
быстро исчезать. Заранее не запасли провианта в количестве,
достаточном для такого большого отряда войск, а доставить его в
форт Кинг в скором времени было нельзя. Мы должны были стать
жертвой обычной непредусмотрительности правительств, не
привыкших вести военные действия. Пришлось урезать пайки до
последних пределов. Нам предстояла чуть ли не голодная смерть.
Положение создалось критическое, и тут наш
главнокомандующий совершил акт высокого патриотизма. Генерал
Клинч, уроженец Флориды, помимо того, что занимал высокий
военный пост, был еще владельцем прекрасной, обширной
плантации, расположенной неподалеку от форта Кинг. Его маисовые
поля занимали сотни акров, и как раз в это время на них
поспевал урожай. Генерал безоговорочно отдал зерно для
снабжения войска. Но вместо того, чтобы подвезти урожай в
армию, поступили наоборот: направили войска на поля, чтобы они
сами собрали зерно для своего пропитания. Таким образом, четыре
пятых состава маленькой армии покинуло форт, и на месте остался
довольно слабый гарнизон. На плантации же возникло новое
укрепление, названное фортом Дрейн.
Нашлись клеветники, которые стали распространять слухи,
что в этом необычайном деле добродушный старый генерал
руководствовался отнюдь не чувством патриотизма. Пошли толки о
том, что "Дядюшка Сэм"(74) хорошо известен как платежеспособный
и щедрый покупатель и что он даст генералу хорошую цену за его
зерно. Кроме того, пока армия стояла на плантации, можно было
не бояться нападения индейцев. Впрочем, возможно, все это было
просто выдумкой лагерных острословов.
Меня не назначили на плантацию. Я не принадлежал к числу
любимцев генерала и не был офицером его штаба. Мы с агентом
остались в форте Кинг.
Дни за днями протекали однообразно. Проходили целые
недели. Редким развлечением для нас были поездки в форт Дрейн.
Часто отлучаться не приходилось -- в форте Кинг оставалось
слишком мало войск. Нам хорошо было известно, что индейцы
вооружены. Их следы все время обнаруживались около укрепления.
И выезды на охоту или даже романтические прогулки в окрестных
лесах -- обычные походы для пополнения припасов -- все это
теперь было опасно.
Я заметил, что агент стал очень осторожен. Он редко
выходил за ограду форта, а за линией караулов не появлялся
никогда. Каждый раз, когда он смотрел на леса и далекие
саванны, на его лице появлялось озабоченное выражение, как
будто его томило предчувствие опасности. Это было после смерти
изменника-вождя. Агент слышал угрозу Оцеолы убить Оматлу и,
быть может, даже понимал, что клятва вождя касалась и его
самого. Вероятно, он предчувствовал свою судьбу.
Наступило рождество. В это время всюду -- среди ледяных
айсбергов севера, в жарких, тропических равнинах, на борту
корабля, в крепости, даже в тюрьме -- людям хочется провести
праздник как можно веселее. И в нашей крепости, как и всюду,
справляли праздник. Солдаты были освобождены от учебных
занятий, и только часовые несли дозорную службу. В эти дни
ежедневный рацион питания был увеличен, и меню старались
сделать как можно более разнообразным. Рождественская неделя,
таким образом, проходила весело.
В американской армии маркитантом обычно бывает
какой-нибудь удачливый искатель приключений, щедро оказывающий
кредит офицерам и дающий им в долг деньги. В празднествах и
пирах он становится их товарищем и собутыльником. Таков был и
маркитант форта Кинг.
В один их этих рождественских дней маркитант решил
угостить нас роскошным обедом -- в форте никто не мог бы
устроить такой банкет. Были приглашены все офицеры, среди них
самым почтенным гостем являлся агент.
Банкет устроили в доме маркитанта. Этот дом стоял за
оградой форта, ярдах в ста от него, на краю леса. Когда кончили
обедать, уже почти стемнело. Большинство офицеров решили
вернуться в форт и там продолжать кутеж.
Агент и человек десять гостей -- офицеров и штатских --
задержались ненадолго распить бутылочку-другую под
гостеприимной крышей маркитанта. Я же вместе с другими
офицерами вернулся в форт.
Едва мы сели за стол, как вдруг с удивлением услышали шум
и хорошо знакомый звук -- резкую пальбу винтовок. Вслед за
выстрелами до нас донеслись дикие выкрики. Это был военный клич
индейцев. Мы сразу поняли, что означают эти звуки, и
вообразили, что неприятель напал на форт. Наскоро вооружившись
кто чем мог, мы все немедленно выскочили из казармы.
Только тут мы догадались, что это нападение не на форт, а
на дом маркитанта. Его окружила толпа индейцев в полной боевой
раскраске, с перьями в волосах и воинских нарядах. Они метались
во все стороны и потрясали оружием с пронзительным криком:
"Ио-хо-эхи!" Время от времени раздавались отдельные выстрелы, и
роковая пуля настигала жертву, тщетно пытавшуюся спастись.
Ворота форта были широко распахнуты, и солдаты, гулявшие за
частоколом, с воплями ужаса бежали в крепость. Часовые пытались
открыть огонь, но расстояние до дома маркитанта было слишком
велико, и ни одна пуля в индейцев не попала.
Артиллеристы бросились было к орудиям. Но выяснилось, что
прочные бревенчатые конюшни, находившиеся между фортом и домом
маркитанта, служили надежным укрытием для врага.
Внезапно крики смолкли, и толпа смуглых воинов бросилась к
лесу. Через несколько секунд они скрылись в чаще, исчезнув из
наших глаз, как по волшебству.
Комендант форта оказался нераспорядительным офицером.
Только теперь он собрал свой гарнизон и отважился на вылазку.
Когда мы подошли к дому маркитанта, нам представилось страшное
зрелище. Сам хозяин, два молодых офицера, несколько солдат и
штатских лежали на полу мертвые, их тела были покрыты
многочисленными ранами. Мы сразу увидели труп агента. Он лежал
навзничь, мундир его был разорван и окровавлен, кровь запеклась
на его лице. Шестнадцать пуль пробили его тело, а самая
страшная рана зияла на груди слева. Как видно, ему вонзили нож
в сердце. Я догадался бы, кто нанес эту рану, даже если бы в
доме не нашлось живого свидетеля. Но свидетель был --
негритянка-кухарка; она спряталась за шкаф и только теперь
вышла из своего укрытия. Она видела всю эту резню, знала Оцеолу
и видела, как он нанес последний удар агенту. Так Оцеола
выполнил и эту клятву.
После краткого совещания было решено начать погоню, приняв
все меры предосторожности. Но, как и в прошлый раз, это ни к
чему не привело: мы не обнаружили даже следов врага.
Глава LXV. РАЗГРОМ ДЭЙДА
Как ни печален был финал рождественских праздников, но
вскоре еще более печальные вести дошли до форта Кинг. Мы
услышали о событии, которое впоследствии стали называть
"Разгром Дэйда".
Это известие нам принес посланец от дружественных нам
индейских племен. Оно так ошеломило нас, что вначале никто не
хотел ему верить.
Затем пришли другие индейцы и полностью подтвердили
свидетельство первого посланца. Происшествие было настолько
трагично, что казалось маловероятным и почти неправдоподобным.
При всей своей романтической окраске эта история оказалась
истинной -- истинной по своим кровавым последствиям, истинной
во всех подробностях. Теперь война началась всерьез. Ее
преддверием послужило столкновение совершенно необычайное -- и
по своему характеру и по результатам.
Отчет об этом сражении, пожалуй, представляет некоторый
