Своего Духа, чтобы весь мир узнал, что Распятый был Господом, Который на
небесах правит всем. Поэтому Он позволял царям и всем власть имущим вы-
зывающе действовать против Него и Его народа. Однако, когда Он уже обра-
тил власть имущих, Он желает, чтобы они верно служили Ему своей властью,
идущей от Него и вверяемой им лишь для блага паствы Христовой"
В то время, как задачей проповедника является проповедь Слова
Божьего, задачей магистрата является правление в соответствии с ним. Это
может навести на мысль, что проповедники имели власть над магистратом:
однако, благодаря тому, что проповедники назначались магистратом, веро-
ятность возникновения напряженности между ними снижалась. Для Букера бы-
ло аксиомой, что магистрат является благочестивым и открытым води-
тельству Святого Духа. История Реформации в Страсбурге наводит на мысль,
что члены магистрата были озабочены, в первую очередь, благосостоянием
Страсбурга и, косвенно, своего. Букер, однако, считал, что понятия "го-
род" и "Церковь" столь близко связаны, что этот инстинкт самосохранения
напрямую способствовал делу Реформации.
Кальвин о магистрате и священстве
Идеи Букера были развиты Иоанном Кальвином после его возвращения в
Женеву в сентябре 1541 г. Правители Женевы, освободившись в 1536 г. от
внешней власти, оказались без какой - либо последовательной системы цер-
ковного управления. Все церковные перемены 1530-х гг. были разруши-
тельными и привели к надвигающемуся хаосу. Требовался всеобъемлющий свод
церковных законов, и Кальвин был призван в Женеву, чтобы оказать помощь
в его составлении. Магистрат был готов позволить Кальвину по-своему (в
разумных пределах) организовать женевскую Церковь при условии, что их
гражданская власть не будет затронута. (Этот принцип нашел свое воплоще-
ние во взглядах Кальвина на Консисторию: см. стр. 239-242) Первона-
чальная идея Кальвина заключалась в том, что церковная дисциплина должна
поддерживаться органом, известным как Консистория, состоящим из пасторов
и двенадцати членов магистрата на выбор. Эта Консистория имела, напри-
мер, право отлучать любого человека, чье нравственное поведение или ре-
лигиозные верования оказывались неприемлемыми. Магистрат, чувствуя вызов
своей власти, решительно утвердил ее приоритет над всеми мирскими вопро-
сами. Был достигнут компромисс, который Кальвин интерпретировал как
признание права Консистории рекомендовать отлучение, а магистрат интерп-
ретировал как признание своего права отлучать. История Женевы следующих
пятнадцати лет показывает, сколь неудовлетворительным оказался этот
компромисс.
Несмотря на все компромиссы, совершенные ввиду политических реалий
Женевы, фундаментальная основа кальвиновского понимания отношений Церкви
и государства ясна. Хотя политической власти не следует позволить уп-
разднить власть духовную, взгляд анабаптистов на то, что духовная власть
отменяет политическую, безоговорочно отрицается. Когда нынешний порядок
будет отменен в последний день, политическая власть будет уже не нужна,
однако, пока человек привязан к этой земле, политическая власть важна
для "поддержания и развития внешнего богослужения, защиты истинной докт-
рины и состояния Церкви, для обеспечения соответствия нашего поведения
интересам общества, для формирования обычаев гражданской справедливости,
для поддержания мира и общего спокойствия".
Таким образом, Кальвин выделяет магистрату две роли: поддержание по-
литического и церковного порядка и обеспечения проповеди истинной докт-
рины. Как политические, так и духовные власти должны использовать свои
конкретные ресурсы, данные им Богом, для наставления одного и того же
народа.
"Церковь не имеет права меча карать и сдерживать, не имеет власти
принуждать, у нее нет ни тюрем, ни наказаний, которые применяет магист-
рат. Ее целью является не наказание грешника против его воли, а получе-
ние у него добровольного покаяния. Эти две функции являются совершенно
разными вещами, поскольку ни Церковь не имеет права брать на себя функ-
ции магистрата, ни магистрат - то, что входит в компетенцию Церкви".
Политические власти должны были пользоваться своим правом принуждения
(обычно угрозой изгнания или казни: Женева не имела тюрем для длительно-
го содержания заключенных), а церковные власти должны были использовать
свое учительство для поддержания нравственности. Кальвин также утверж-
дал, что проповедники имели право объяснять магистрату, что требовало
Слово Божие в данной конкретной ситуации, наводя на мысль, что свя-
щенство было законодательной властью, а магистрат - исполнительной
властью женевской теократии. Магистрат, однако, часто считал себя в пра-
ве противиться священству, чем ослаблял роль последнего в управлении го-
родом.
Для Кальвина как магистрат, так и священники выполняли одну и ту же
задачу, разница заключалась в используемых средствах и сферах власти. Их
обязанности дополняли, а не исключали друг друга. Магистрат и священники
были слугами Одного и Того же Бога, выполняющими одну и ту же задачу;
разница заключалась лишь в сферах их деятельности и применяемых
средствах. В то время как анабаптисты считали церковную дисциплину делом
самой Церкви, [13] Кальвин считал ее вопросом общественной заботы, нахо-
дящимся в пределах законной власти магистрата. Хотя Женеву Кальвина не-
однократно беспокоили трения между духовной и политической властью,
сильное чувство социальной организации, ставшее существенной частью
"кальвинизма", восходит к кальвинской Женеве. Когда пуритане ступили на
землю Нового Света, они привезли с собой не просто религию, но соци-
альное мировоззрение, уходящее корнями в жизнь небольшого города Швейца-
рии.
Интерес представляет еще один аспект политической мысли Кальвина. Как
и Цвингли, Кальвин с большим недоверием относился к монархии. Монархи
склонны впадать в тиранию; их поступки мотивированы личными интересами,
а не благосостоянием народа. Эта тенденция наблюдалась даже у ветхоза-
ветных царей, не говоря уже о монархах шестнадцатого века. Хотя Кальвин
больше склонен осуждать монархов, а не монархию, [14] его опасения отно-
сительно самой идеи абсолютной власти одного человека очевидны. Последу-
ющий вызов, брошенный "кальвинизмом" монархиям по всей Европе, в част-
ности, свержение и последующая казнь Карла I Английского (1649 г.), яв-
ляется свидетельством важности женевской политической мысли. Относи-
тельные достоинства лютеранства и кальвинизма часто оцениваются на осно-
вании их политических взглядов: первый считается монархистским, а пос-
ледний - республиканским. Политические обстоятельства, в которых находи-
лись основатели этих религиозных систем, похоже, вознесены до уровня их
фундаментальных верований.
На основании вышеприведенного анализа становится очевидным, что фраза
"кальвинская Женева" является глубоко ошибочной. Кальвин не был диктато-
ром, правящим железной рукой населением Женевы. В течение большей части
своего пребывания в городе он не был даже гражданином Женевы и, таким
образом, был лишен доступа к политической власти. Он был лишь проповед-
ником, который не мог диктовать свою волю правящему магистрату. В
действительности городские, власти до самого конца сохраняли за собой
право изгнать Кальвина, даже если они и предпочли не воспользоваться им.
Как член Консистории он мог, конечно, от имени священников делать предс-
тавления в магистрат, однако эти представления часто игнорировались. В
любом случае Кальвин не имел законного права действовать независимо от
остальных священников, чье коллективное мнение он, как известно, ценил и
уважал. Влияние Кальвина в Женеве, в конечном итоге, было основано не на
официальной должности (которая была незначительной), а на его большом
личном авторитете проповедника и пастора.
Для дальнейшего чтения:
Heinrich Bomkamm (Генрих Борнкамм), "Luther's World of Thought" (Мир
мысли Лютера) (St Louis, 1958), рр. 218-72.
"Luther's Doctrine of the Two Kingdoms" (Доктрина Лютера о Двух
Царствах) (Philadelphia, 1966).
Нагго Hoepfl (Xappo Хепфль), "The Christian Polity of John Calvin"
(Христианское государство Иоанна Кальвина) (Cambridge, 1985). - (ed.),
"Luther and Calvin on Secular Authority" (Лютер и Кальвин о светской
власти) (Cambridge, 1991).
David С. Steinmetz (Давид С. Стайнметз), "Luther and the Two
Kingdoms" (Лютер и Два Царства), in "Luther in Context" (Bloomington,
Ind., 1986), pp. 112-25.
W. P. Stephens (У. П. Стефанс), "The Theology of Huldrych Zwingli"
(Богословие Ульриха Цвингли) (Oxford, 1986), pp. 282-310.
T. F. Ton-ance (Т. Ф. Торранс), "Kingdom an Church: A Study in the
Theology of the Reformation" (Царство и Церковь: Исследование по богос-
ловию Реформации) (Edinburgh, 1956).
11
ВЛИЯНИЕ РЕФОРМАЦИОННОЙ МЫСЛИ НА ИСТОРИЮ
Всем, кто изучает какой-либо предмет, хочется быть уверенным, что его
влияние выходит за рамки узких ограничений. Целью настоящей заключи-
тельной главы является исследование некоторых путей, посредством которых
религиозные идей Реформации изменили историю либо положив начало новым
взглядам, либо устранив препятствия на пути их развития. Мы проследим
развитие некоторых идей, зародившихся в это время, и рассмотрим их влия-
ние на западную культуру. Как мы увидим ниже, можно сказать, что Рефор-
мация придала истории творческий импульс, оказавший большое влияние на
формирование нашего мира.
Неспособность осознать степень доктринальной обусловленности ценнос-
тей, настроений и действий, несомненно, внесла свой вклад в поверхност-
ность некоторых современных исторических работ. Новые взгляды и настрое-
ния, связанные с Реформацией, не были ни произвольными, ни реакцией на
чисто социальные или экономические силы. Позитивное и преданное отноше-
ние к светскому порядку, столь характерное для Реформации и представляю-
щее такое значение для формирования современной западной культуры, осно-
вывается на ряде богословских представлений.
Начнем мы, однако, с рассмотрения двух неприемлемых понимании взаимо-
отношений теории и практики, мысли и социального существования. Некото-
рые исследователи Реформации, особенно в девятнадцатом веке, увлекались
тем, что можно назвать "романтическим идеализмом", предполагавшим, что
религиозные идеи были единственной движущей силой западной истории в
шестнадцатом столетии. Понятие о "чисто религиозной обусловленности" ос-
новывается на недоказуемом предположении, что религиозные идеи существу-
ют в полной абстракции и оторванности от социальных и материальных фак-
торов.
На самом деле, религиозные идеи часто находятся под глубоким влиянием
социального контекста, в котором они развиваются. Для иллюстрации этого
можно привести пример. Одной из характерных черт взглядов Иоанна Кальви-
на на христианское служение в городе Женеве, как это было изложено в
1541 г., являются четыре степени служения - докторская, старейшинская,
пасторская и диаконская. Особый интерес представляют четвертая степень -
диаконы, или, если быть точнее, диаконат. К концу средневекового периода
диаконат стал рассматриваться не более как ученичество, предшествующее
священству, что позволяло пройти значительному сроку перед тем, как че-
ловек, наконец, рукополагался в священники. Кальвин настаивал на том,
что диаконат должен быть отдельным мирским институтом с определенным на-
бором функций и обязанностей. Частично этот акцент на отчетливости роли
диаконата основан на Новом Завете: комментируя Деян. 6. 1-6, Кальвин
связал диаконат с апостольской обязанностью заботиться о бедных.
Идея могла быть вполне библейской, однако способ ее осуществления был
глубоко "женевский". Здесь, как и в других местах, кальвиновская струк-
