создан с большим вкусом по замыслу хозяина - Хемиуна.
Сам он сидел на маленьком коврике в тени деревьев и тонкой палочкой
чертил что-то на песке, сглаживал, снова чертил и снова досадливо
хмурился.
Подошла госпожа дома - главная жена князя. Внимательно посмотрела на
Хемиуна и, боясь помешать, бесшумно удалилась в глубь сада к подругам.
Прошло уже семь дней, как состоялся разговор с царем о строительстве
пирамиды. С тех пор нарушилась привычная жизнь, пропал уверенный ход
мыслей. Забыты увеселительные плавания по реке.
Хемиун был баловнем судьбы. В его жилах текла древняя царская кровь.
Его отец - великий князь Нефермаат - был старшим сыном царя Снофру и
братом царствующего Хуфу. Многочисленный род Снофру отличался несокрушимой
энергией, соединенной с жестокостью и неумолимой твердостью в достижении
поставленных целей. Вместе с властностью, порожденной исключительностью
положения в стране живых богов, в мужчинах этого рода уживалась
деловитость.
Отец Хемиуна из всех братьев предпочитала Рахотепа - энергичного,
веселого зодчего. Братья часто навещали друг друга. Хемиун с детства
привык к разговорам об архитектуре. И хотя он принадлежал к царскому роду,
власть его не привлекала. По обычаю времени его отдали на воспитание и
обучение к образованнейшим жрецам, носителям знаний. Все секреты
строительного искусства своего времени были ему известны, тем более что он
часто бывал с отцом на строительстве храмов и дворцов. Нефермаат всячески
поощрял наклонности сына и сам был отличным учителем.
Хемиун любил бродить по таинственным и сумрачным храмам, где каменные
могучие боги ревниво стерегли тайны жрецов. С благоговейным восторгом
созерцал он мощные стены, колонны, еще робко выступающие вперед и не
смеющие вполне отделиться от стен. Архитектура бурно развивалась и, как
полноводная река, меняя привычное русло, прокладывала новые пути. Камень
со времен Джосера был ее главным материалом. Вместе со своей сестрой -
архитектурой - переживала расцвет и скульптура, для которой в Кемет в
изобилии находились всевозможные породы камня в горных хребтах,
протянувшихся по всей стране. Хемиун мечтал о большом архитектурном
сооружении. Предложение царя возглавить небывалое сооружение увлекло его.
Храмы, воздвигнутые много лет назад, казались ему вечными,
несокрушимыми для всеразрушающего времени. Уже давно умерли люди,
создавшие их, но они стоят, неколебимые, гордые. Но особенно любил он
пирамиду царя Джосера, умершего восемьдесят лет назад.
Семиступенчатая пирамида высотой в сто двадцать локтей была в стране
первой каменной постройкой такой величины. Облицованная белыми плитами, с
дворами и храмами, она была окружена высокой каменной стеной. Хемиун
поражался величию, красоте и мастерству этого удивительного сооружения,
созданного Имхотепом.
Да, высоко стоял Джосер, но выше его был Имхотеп-мудрец, великий
ученый и маг. Выше имен царей стояло имя строителя и врачевателя,
спасавшего своим искусством многие жизни и передавшего его жрецам.
И вот теперь выбор царя пал на него, Хемиуна. И если Тот [Тот - по
верованиям древних египтян, бог мудрости и письма, а также писец на
загробном судилище богов] - бог знаний и Птах [Птах или Пта-бог города
Мемфиса, покровитель ремесленников и художников, изображался в виде мумии]
- бог творчества, ремесла и искусства - будут к нему милостивы, он
прославит свое имя в веках. Этого дара богов он ни за что не упустит.
Зодчий Хемиун не раз руководил строительством храмов, сам производил для
них расчеты и всегда мечтал о создании новых архитектурных форм.
Изнеженный вельможа, он был энергичен, когда речь шла о большом деле. Идея
небывалой, грандиозной постройки целиком захватила его честолюбивые мысли.
Все эти дни он провел в мучительных поисках соединения традиционных
древних правил с новыми формами. Вот на гладком песке появляется одна
мастаба, на ней вторая, еще и еще, вот восемь ступеней... Но это не ново.
Если десять? И это только повторение сделанного Имхотепом. Он, Хемиун,
должен сделать такое, чего еще не было. Если пирамиду, как у деда Снофру?
Без ступеней с гладкими гранями? Но пирамида Снофру ему не нравилась. Она
казалась Хемиуну незавершенной. Вершина ее оканчивалась небольшой
площадкой. Может быть, в ней не было гармоничных пропорций?
Хемиун протер потное лицо платком и бросил на песок. Голубая его
полоса резко выделялась на теплом фоне красноватого песка, радуя глаз
свежестью красок, яркостью контраста. Он взял кусок папируса с записью
наружных материалов и инструментов и, посмотрев, с досадой бросил. Никаких
расчетов пока сделать нельзя: нет размеров и даже формы... Он смотрит на
уголок папируса... Острая его вершина лежит... Так, так... Хемиун радостно
вздрагивает: найдено! Вот какой должна быть священная пирамида: форма, как
у гробницы Снофру, но очень строгих пропорций, размеры небывалые, а цвет -
белый, любимый цвет народа Черной Земли. Из шлифованного алебастра. И без
всяких украшений: величие и простота. Прямые строгие линии треугольных
граней, сходящиеся в острие, устремленное в синее небо, к богу Ра -
источнику всего живого. Эта вершина будет высоко поднята на могучем
основании, она будет возвышаться над городом, над долиной. Она станет
самой высокой вершиной и первой будет встречать утренний свет бога Ра,
задолго до того, как лучи рассеют мрак у подножия, в котором будет
пребывать простой смертный народ. Такова священная мысль, вложенная в
усыпальницу царя Кемет.
Зодчий был в восторге от идеи, так удачно воплотившейся в форму. А
как дивно сочетался белый цвет на фоне красноватых песков с синевой неба!
Решение было найдено. Архитектор задорно, по-мальчишески, вскочил и
сейчас же оглянулся: непристойно сановнику, хотя и молодому, прыгать, но
поблизости никого не было. Князь прошел в свой кабинет и принялся за
расчеты.
Через несколько дней Хемиун закончил предварительные наброски.
Отличный рисовальщик, он изобразил гробницу на большом специально
изготовленном листе папируса.
Он решил сделать основание сооружения квадратным. Ступенчатая
гробница Джосера, возникшая из мастаб, поставленных друг на друга,
отражала их форму - вытянутую длину, в связи с чем основание было
прямоугольным.
Сторона основания была задумана архитектором в четыреста шестьдесят
локтей. Такого размера не было ни у одного сооружения. В этом Хемиун был
уверен. Он долго думал о высоте. Если пирамида будет низкой, - некрасиво и
противоречит идее. Если чересчур высокой, - нарушится гармония, не говоря
уже о том, что строить будет трудно. Хемиун раздумывал, примерял, чертил и
снова зачеркивал. Потом ему пришла мысль применить математический метод.
Если вокруг основания описать окружность и ее радиус принять за высоту? Он
долго возился с расчетом и, наконец, после многих усилий нашел; она
составляла почти триста локтей! Невиданные размеры! Еще пересчитал и
еще... И все-таки это было правильно... Он был подавлен полученной
величиной и в то же время гордился ею и новизной метода. Нарисовав
небольшой силуэт в точной пропорции с вычисленными размерами, зодчий
остался доволен: благодаря логично связанным размерам сооружение будет
стройным, несмотря на огромные размеры. Найдя основные наружные величины,
Хемиун на другом листе папируса принялся за размещение погребальной камеры
для царя. Она расположится точно под вершиной, в самом центре, вторая -
небольшая - для царицы. Он ломал голову над распределением веса чудовищной
кладки над заупокойной камерой, ведь над ней будет возвышаться сплошной
камень более двухсот локтей. После долгого раздумья он решил поместить над
камерой особо крупные конусные блоки, которые будут принимать на себя
тяжесть и распределять ее в стороны с помощью горизонтальных выступов.
Правда, эти опорные блоки будет очень трудно переправлять от мест
заготовки, но это не может быть препятствием. Разве легче ломать асуанский
гранит и переправлять его по реке почти через всю страну? Кроме этого, над
камерой оставить пять пустот, что облегчит тяжесть верхних слоев. Он
предусмотрел вентиляционные каналы, которые пронижут всю каменную кладку и
выйдут поблизости от вершины. Резкими линиями прочертил ложные ходы вверх
и вниз, в конце их отметил места коварных ловушек в виде нависших камней
огромного веса, которые прихлопнут и раздавят каждого, кто посмеет
нарушить покой царя.
НА СЕМЕЙНОМ СОВЕТЕ ЗОДЧИХ
Через несколько дней вечером, когда спала жара, во дворце Нефермаата
собрались зодчие, все близкие родственники - сам Нефермаат с женой, Итет,
Хемиун, пришли Рахотеп с Неферт и молодой Нефермаат - внук Снофру.
Молодежь, братья и сестры Хемиуна, ушли в сад, чтобы не участвовать на
совете старших, который они находили скучным.
Хемиун любил дядю Рахотепа и его жену Неферт. Они очень подходили
друг к другу. Рахотеп всегда вносил в общество оживление и суету, чем
отличался от других сыновей Снофру. Его братья держались строго, чопорно,
стремясь и внешне сохранить близость к живому богу. Правила предписывали
сохранять величественный покой. Рахотеп с смолоду не рассчитывал на трон,
у него и без этого было полно дел: он любил зодчество, занимался им много,
выполнял обязанности верховного жреца в Оне, да еще занимал пост
военачальника. Были и другие занятия, которым он предавался страстно, -
охота и рыбная ловля. Кипучая энергия пробивалась у Рахотепа наружу
быстрой речью, смехом. Итет, мать Хемиуна, улыбаясь, часто говорила ему:
- И как только ты выполняешь обязанности жреца? Твоя быстрота совсем
не подходит к торжественной медлительности верховного служителя богов.
- Самое тяжелое наказание для него - не двигаться и молчать, -
отвечала за мужа Неферт. - Зато после жреческих обязанностей никому покою
не дает.
- Я считаю самым важным и почетным своим делом быть верховным жрецом
в Оне в храме Ра, - возразил жене Рахотеп. - Все мы здесь царского рода и
жречеством крепим царскую власть. Это наш священный долг. Хотя в Менфе
[Менфе, Белая Стена - столица древнего Египта - Мемфис; он находился в
15-18 км от современного Каира] весь ремесленный люд поклоняется Птаху,
бог Ра стоит выше всех богов.
Нефермаат наклонил голову в знак согласия с братом. Старший из них,
он был медлителен, настоящий важный сановник и верховный жрец.
- Поговорим о моем деле, - нетерпеливо напомнил Хемиун.
Нефермаат неторопливым жестом поправил пояс на повязке, ответил:
- Никогда не следует спешить в великих делах. Все вы - мои дорогие
гости. Охладимся пивом, выпьем живительного вина и обсудим.
Итет стукнула легким молоточком, вошел слуга, и она приказала
принести угощение. Хемиун досадливо хмурился, думал, что отцу и в самом
деле некуда спешить. Все у него сделано: дети выросли, у всех есть дело.
Усыпальницу он построил тебе такую, что о ней все говорят в Белой Стене.
Слуги поставили на низкие столики прохладные напитки из подвалов,
медовые сласти, печенье. Госпожа знаком показала, что больше ничего не
надо.
Хемиун нетерпеливо ждал, почти ни к чему не прикоснувшись. Когда все
отставили бокалы и приготовились, молодой зодчий развернул свиток и начал
рассказывать. Рахотеп удивленно слушал и весь напрягся, словно готовился
броситься в борьбу. Нефермаат, слушая, скептически улыбался, зато Итет не
сводила восхищенных глаз с сына. Молодой, сильный, полный кипучей энергии,
