возражений.
Минут двадцать они шагали по улицам ремесленного района. У Анупу был
небольшой домик из кирпича-сырца с плоской кровлей. Над хижиной
возвышались три финиковые пальмы. Во дворе стоял колодец, обложенный
белыми резными плитками. Узоры на них наносил Анупу в часы досуга. Очаг
для приготовления пищи был большой и удобный, Анупу не был
бедняком-неджесом [неджес - "маленький" человек из народа].
Его искусные руки и трудолюбие обеспечивали всю семью. К тому же Инар
был одним из способнейших скульпторов.
Участок земли в четверть сетчата [сетчат равен 2735 кв.м.] при доме
обеспечивал их круглый год овощами и виноградом. В кладовой всегда стояли
кувшины с собственным вином, закупоренные глиняными пробками. В доме
чувствовался скромный, но прочный достаток.
Когда мужчины вошли во двор, их встретила мать Инара, еще нестарая
женщина. Приветливость и радушие, светившиеся в ее глазах, рассеяли
смущение гостя, и он стал чувствовать себя так, словно был своим в этой
семье.
Они помыли руки, и Инар с таинственным видом повел Руабена в глубь
садика, где росло несколько кустов с крупными распустившимися цветами
олеандра.
Около одного из них стояла высокая, совсем юная девушка в красном
платье. Руабен молча смотрел на нее и думал, что прекраснее этого лица он
ничего не видел в жизни. Иссиня-черные волосы спустились на смуглые плечи
и удивительно гармонировали с красным платьем. Она ласково улыбнулась
Руабену, юная, точно тоненькая вытянувшаяся пальмочка, от свежести которой
невозможно оторвать восхищенный взгляд.
- Меня зовут Тети, - улыбнулась девушка, - а ты друг Инара? Руабен?
Мы все знаем тебя. Инар каждый день о тебе рассказывает.
Руабен смотрел на нее с нежностью и восхищением. Анупу, ласково
улыбаясь, пригласил их обедать.
Во дворе на чистой циновке было разложено много превосходной еды,
которой давно не приходилось есть Руабену.
Свежие ароматные хлебцы с румяной косточкой, пахучие огурцы, жареное
мясо в глиняной миске, печеная рыба, козье молоко и горки сизоватых
стеблей лука и чеснока - все радовало свежестью и пахло домом, уютом. В
маленькой корзине блестели золотистой кожицей финики и виноград. Анупу
сидел с довольным видом. Когда все уселись, он разлил пиво по кружкам.
День был знойный, и все с удовольствием выпили крепкий, освежающий
напиток.
После обеда отдыхали на циновках в тени, чтобы снова вернуться на
работу до вечера.
С этого дня Руабен часто проводил время в семье Анупу. Когда
выдавалось свободное время, он с особым удовольствием помогал в уходе за
виноградом и огородом. В родных местах виноград не разводили, а в нижнем
течении Хапи он был любимой культурой. Руабен быстро усвоил правила ухода
за виноградными лозами.
В мастерской дела Руабена шли успешно. Работал он с увлечением и
радовался, когда учитель доверял ему самостоятельную работу.
В свою очередь старый скульптор был доволен: ученик оказался на
редкость способным и старательным. Он очень облегчал его работу.
Натруженным рукам было уже тяжело, работать приходилось много. Мастерская
выполняла срочные заказы. По примеру царя все вельможи занялись
устройством жилищ для жизни в царстве Осириса. Никогда еще так много не
строили, и самое главное - не из кирпича-сырца, а из камня. От знатных
людей не хотели отставать жрецы, чиновники, писцы.
БОЛЬШОЙ ХАПИ
Приближалась пора разлива Хапи. В городе и его окрестностях оживленно
готовились к приему воды. Убирали остатки урожая, поправляли изгороди,
ремонтировали лодки и плоты. В отдельных районах города спешно чинили
плотины, укрепляли плоты. Отряды рабочих плели изгороди из тростника,
заполняли их глиной, трамбовали. Рыбаки поправляли старые сети и
занимались производством новых.
Кругом шла подготовка к праздникам в честь разлива благодатного,
щедрого Хапи. В хозяйствах храмов откармливали жертвенных быков и птиц,
запасали масла и смолы. Даже бедняки старались сшить новое платье и
передники к всенародным праздникам. На рынке разбирались ткани, кожи,
сандалии и благовония для умащения.
По вечерам, в начале июня, народ толпился на набережной, с
нетерпением ожидая прибытия верхних вод.
И вот, наконец, в назначенный жрецами день подошли первые зеленые
мутные воды. Гуляющий народ бурно приветствовал прибывающие валы, которые
с шумом, бурля и пенясь, шли с юга, бороздили реку, расплывались, уходили
на север, а за ними шли новые и новые массы воды.
Люди радостно смеялись, в ладони хлопали дети. Впереди толпы в
торжественных одеждах стояли жрецы храмов, проверяя точность расчетов
прибытия воды. На порогах бедных хижин и на мраморных ступенях дворцов -
везде люди радостно встречали животворящие воды реки.
Шли дни. Зеленые воды реки реки стали белыми, а потом красноватыми от
железистых солей.
Вот уже и реке стало тесно в берегах. Воды пошли через каналы и узкие
места, охватывая все большие площади. Весело и суетливо хозяйки переводят
скот на высокие места, убирают корма и всякий скот от подкрадывающейся
воды. Дома на улицах превратились в острова, кое-где люди со смехом брели
по залитым улицам. Ушедшие утром в мастерские возвращались домой на
лодках. Но на проказы могучего Хапи никто не сердился: чем больше воды,
тем выше урожай, тем лучше жизнь. Большой Хапи разливается широко, как
море. Бесстрашно снуют по его стремительным водам утлые челноки рыбаков.
Горы блестящей трепещущей рыбы дарит щедрая река большому городу.
Инар с Руабеном тоже решили половить рыбу. Анупу выпросил на полдня
лодку. И вот уже два друга, отпросившись у начальника мастерской, бороздят
мутные волны и к вечеру возвращаются, возбужденные и гордые удачным
уловом. Мать и Тети встречают рыбаков и принимают добычу. Мужчины помогают
чистить рыбу, и все весело смеются, забрызганные прозрачной блестящей
чешуей.
Анупу возится у очага, мать готовит отварную рыбу. Инар прячет
нечищенную в горячую золу, чтобы испечь для желающих. С огорода смеющаяся
молодежь приносит пучки лука, чеснока, петрушки. Вечером зажглись
светильники и пришла семья старшего сына Анупу - Аму, друзья и соседи.
Появились кувшины с вином и пивом. Шутки, смех, веселье наполнили
маленький домик. После долгих дней труда хорошо отдохнуть возле добрых
друзей.
Народные гулянья в честь разлива реки продолжаются. В храмах льются
ароматные масла, курятся мирра, ладан и другие смолы. Откормленные гуси,
журавли, быки приносятся в жертву и исчезают в обширных дворах храмов.
Благодарный народ приходит на всенародные праздники в честь кормления
реки. Горы благоухающих синих, розовых и белых лотосов приносят девушки и
дети к храмам.
Радостно и шумно по всей долине Хапи. Жизнерадостный народ Кимет
стремится хоть ненадолго забыть свои горести, неприглядную нужду и принять
участие в праздниках. Жрецы следят за уровнем пребывающей воды по
вертикальным шестам с делениями в локтях и ладонях, размещенных в
специальных колодцах, соединяющихся с рекой. Вода, наконец, достигает
высшей точки. От нее зависит благоденствие народа. Если она на высоте
четырнадцати локтей - уныние на лицах в предчувствии ожидающего голода;
если ее высота семнадцать локтей - будет отличный урожай, если река
намного выше - буйная вода наносит бедствия наводнениями, разрушает
созданное тяжким трудом. Но в этом году вода на отличной отметке, и урожай
будет большим. Новости об уровне воды разносятся быстро, все только об
этом и говорят. Земледельцы особенно радуются.
Но уже писцы вычисляют подати с урожая на каждом участке для Большого
дома и для многих других, кого обязан кормить земледелец. Не успеет тот
еще обработать поле после ухода воды, как писцы принесут вести о налоге на
ячмень, полбу, лен, не забудут вписать и коз, и антилоп, и всякую птицу:
гусей, журавлей и даже неродившихся птенцов. Взгруснется крестьянину, но
жить надо. Придется гнуть спину на царя, на храмы, на писцов, потом уже
думать о своих детях. Оттого и приходится выхаживать каждый клочок земли
бережней, чем ребенка.
Вечером, теплым и ясным, идут друзья по берегу Большого Хапи. Народ
отдыхает от дневных забот.
Полная ясная луна освещает город с его садами и пальмами,
возвышающимися над крышами храмов и дворцов. На спокойной, лениво катящей
свои воды реке, трепещут блестящие лунные дорожки. От воды исходит
живительная прохлада. Воздух, нещадно жаркий днем, теперь ласкает своей
свежестью. Город постепенно затихает. Он кажется таинственным и незнакомым
под голубым лунным светом. Волшебно красивая река чуть слышно плещется у
берега, и листва ей вторит легким шелестом. Кажется, и деревья стоят,
зачарованные серебряным потоком, льющимся с неба.
Даже молодой смех звучит приглушенно, как будто боится резким звуком
испортить красоту вечера. Друзья сидят на берегу молча, любуясь чудесной
ночью. Где-то близко, на веранде большого дворца, арфисты под мелодичный
перебор струн начали петь гимн родной реке:
Слава тебе, о Хапи!
Вышел ты из земли,
Чтобы жизнь разлилась
По Черной земле.
Созданный богом Ра,
Ты заливаешь поля,
Чтобы водой напоить
Все живое.
Ты - любимец бога земли,
Ты - избранник бога полей,
Ибо ты заставляешь цвести
Все, что создано Птахом.
Хор девичьих голосов робко вступает в мелодию, и песня уже начинает
нестись над водой все дальше и дальше, окрепшая и сильная.
Ты выращиваешь ячмень,
Вызревать заставляешь полбу,
И тогда начинаются празднества
В каждом храме.
Но если промедлит Хапи
С благодатным разливом своим,
Замирает дыхание жизни,
И люди нищают.
Уменьшаются жертвы богам,
Алчность входит во все сердца,
Голодает и стар, и млад,
Гибнут тысячи людей.
Смута вспыхивает в стране,
В исступлении вся земля, -
Если Хапи разгневан.
[подлинный гимн Древнего Египта]
Молодые люди сидят и слушают прекрасную песню. Звуки полны то печали,
то радости. Кажется, весь город, даже река, затаили дыхание.
Кончился гимн. Невидимые певцы начали другую песнь, о любви, о
разлуке. Музыка звучит тихо, страстно и печально. И каждому думается, что
это о нем звучат слова песни и это его душу подслушали музыканты. Руабен
смотрит на сестренку, как он называет Тети. Что-то в груди его значительно
вздрагивает, когда он встречается с ее глазами. Черные, бездонные, как
омуты, они смотрят пристально, с тоской и нежностью... Руабен вдруг с
пугающей ясностью прозревает: так не смотрят на брата. Он опускает в
смущении свои глаза. Поняв его, Тети смотрит на реку. Даже веселый Инар
глубоко задумался.
Поздней ночью они возвращаются домой. Бредут непривычно тихо,
завороженные музыкой, печалью и красотой.
Как-то раз во время одной из прогулок Инар обратился к Тети:
