кромке другого: "Пусть светильник рассеет ночные тени и мрак", - прочитала
Тия. В глазах ее стояли слезы. Ипут подошла близко и тоже не сводила
восхищенных глаз с каменного цветка.
- А как же его зажигать? - спросила она. - Жаль такую прелестную вещь
портить копотью.
Инар улыбнулся той открытой улыбкой, которая всегда располагала к
нему людей.
- Ему ничего не сделается, Ипут! Зажигать его надо так: снять белый
бутон со стебелька, а он темный. В стебелек наливается масло, часть его
проходит в листья, а потом вставить льняной фитиль. Цветок не снимается со
своего стебля. Когда огонь не нужен, потушить его и надеть бутон. Вот и
все.
- Нет, Инар! Это царский подарок. Но очень дорогой. Я не могу его
взять.
Блестящие глаза Инара потухли.
- Но для царя я не стал бы его так делать. Я делал его для
единственной девушки на земле. Прими его как дар любящего сердца.
- А что я скажу маме?
- Скажи, что обменяла на зерно, - подсказала Ипут.
- Она так и поверит, что за эту вещь мы отдали две кружки пшеницы. За
нее надо везти зерно на быке, - насмешливо улыбнулась Тия.
- Да, пожалуй, - согласилась младшая сестра.
- Спасибо, Инар! Придется сказать правду. Подожди меня, я тоже подарю
тебе амулет на память. Благодарю тебя за прекрасный подарок и за твое
дорогое пожелание.
Румянец вспыхнул на ее нежном лице, и Инар не знал, любуясь ею, чего
больше в его душе - счастья или страдания от ее красоты. Он смотрел ей
вслед, когда она понесла светильник, закрыв его белой тканью. Она
возвратилась очень быстро и протянула ему изящного бирюзового скарабея с
коричневыми точками вместо глаз.
- Возьми и храни его. Бирюза приносит счастье и охраняет человека от
бед. Это мой любимый амулет. Пусть он бережет тебя от всех невзгод.
Инар бережно спрятал скарабея в пояс набедренной повязки. Они сели на
скамейку. Стоя у двери, Ипут смотрела на них с грустью. Стройные, юные,
они были удивительной парой. Забыв о том, что будет после, сейчас они были
счастливы без слов. Впервые в своей жизни она видела людей, так
стремящихся друг к другу. Никогда не было у сестры таких счастливых,
удивительных глаз. Тия протянула Инару узкую тонкую руку, и он склонил к
ней свое лицо.
"Почему люди не могут быть счастливы, - думала Ипут. - Их лица
светятся радостью, когда они вместе. И как хорош этот Инар! Красивый,
умный, добрый, он все умеет делать. Все у него есть, чтобы принести
счастье сестре. Только нет родовитого имени и богатства. Но он сам
богатство. Он умнее и способнее любого юноши нашего круга. И читать он
умеет. А как пишет!"
Вдали послышался голос старой няни. Она звала девушек к обеду. Лицо
Инара дрогнуло. У Тии погас счастливый блеск в глазах. Она встала и
улыбнулась Инару очень ласково и грустно. Девушки медленно пошли к дому.
Инар долго сидел неподвижно, прислонившись головой к стволу дерева. Он не
слышал и вздрогнул, когда кто-то сел рядом.
- Что с тобой, Инар? Уж не болен ли ты? - спросил главный садовник.
- Да! Голова у меня разболелась, - бесцветным голосом ответил
скульптор, нехотя взял резец и пошел к бассейну.
В последний вечер, заканчивая работу, Инар задержался. К бассейну
пришла молодежь с маленькой арфой. Все уселись на скамейке, и братья
вдвоем спели песенку, модную среди молодежи столицы, Один их них играл на
арфе. Пели они слаженно, и видно было, что петь любили. Инар стоял и
слушал. Иногда он взглядывал на Тию. Она была молчалива и печальна. Даже
всегда резвая Ипут на этот раз была неразговорчива. Окончив песенку,
старший из братьев подошел к Инару и, протягивая арфу, попросил:
- Спой что-нибудь! Мы любим слушать песни.
- Да что вы, господин!
- Но ведь ты поешь, Инар! - сказала Ипут. - И поешь хорошо! Я
слышала.
Инар посмотрел на Тию. Ему мучительно хотелось побыть здесь хотя
несколько минут. Завтра он уже не придет сюда и, может быть, никогда
больше не увидит ее.
- Хорошо! Я спою.
Он проиграл мелодию и запел сначала очень тихо, потом громче.
Задушевность его голоса сразу покорила слушателей. Тия сидела неподвижно в
тени дерева, и только на лицо ее сквозь ветви падал лунный свет. Глаза ее
неотрывно смотрели на певца. Грустная песенка была одной из любимых среди
ремесленников. Когда он кончил, Ипут спросила:
- Спой еще!
- Спой, Инар! Ты прекрасно поешь! - попросили оба брата.
- Спой! - тихо сказала Тия.
Инар помолчал несколько секунд, опустил голову, и в вечерней тишине
под тревожный рокот струн поплыла его песнь о любви.
Мелодия песни была непривычной. В голосе певца слышалась то глубокая
нежность и грусть в протяжных и мягких нотах, то горькая жалоба в
гортанном глухом звучании. В последних словах была усталая тоска.
Напряженно слушала его молодежь. Даже острые на язык насмешники братья
молчали долго после того, как Инар кончил петь.
- Так петь может лишь тот, кто сам любит, - медленно проговорил
старший из братьев.
- Да, это песня всех несчастных в любви, - грустно сказала Ипут.
И только Тия ничего не произнесла.
- Никогда не слышал этой прекрасной песни, - задумчиво проговорил
старший.
- Я тоже, - согласился второй. - Инар, слушай, кто тебя научил ей?
- Я слышал ее от одного своего друга, а он привез ее из другого
города, - нехотя ответил Инар.
- Спой еще! - попросила Ипут. - Как ты хорошо поешь!
- Я очень рад, юная госпожа, что угодил вам, но мне уже пора, -
обычным голосом ответил Инар.
- Ты приходи к нам, Инар, и научи нас этой песне, - сказал старший.
Инар поклонился и ушел, не оглядываясь, но в лунном свете, озарившем
его лицо на несколько секунд, когда он вежливо прощался, оно казалось
очень печальным и расстроенным. Он знал, что никогда больше не придет в
этот дорогой для него дом.
Ипут и Тия направились спать. Братья остались сидеть и о чем-то
разговаривали вполголоса.
Когда Ипут заглянула в лицо сестры, она увидела, что глаза ее полны
слез.
- Тия! Неужели ты его так любишь! А знаешь? Эта песня о вас. Он пел
свою песню.
Тия ничего не ответила. Она хорошо знала, что Инар пел для нее.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ТЕТИ
Тети собралась навестить брата Аму, жившего за храмом Птаха в южной
части города. Бабушка наложила внукам полную корзину всяких лакомств:
пирожки, сухие финики, виноград и даже глиняный кувшин с вином.
Мать задумчиво любовалась своей красивой дочерью. Тети надевала яркое
желтое платье с одной лямкой на плече, как носили модницы в столице. Она
внимательно посмотрела на девушку и устало произнесла:
- Не ходила бы ты сегодня, Тети. Голова у меня болит, не хочется мне
тебя отпускать.
Дочь улыбнулась прикалывая пышную розу к волосам. Она смотрела в
полированное медное зеркало и шутливо отозвалась:
- Что ты, мама, заскучала? Скоро придут мужчины обедать, а к вечеру я
вернусь. Немного повожусь с малышами. Они такие забавные. Голова болит от
солнца, ты сегодня много поливала в огороде. Я ведь говорила тебе, что
сделаю все сама.
Девушка взяла корзину и выложила тяжелый кувшин обратно. Она
поцеловала мать и, весело улыбнувшись, вышла со двора. Мать проводила ее
за калитку и долго смотрела вслед со смутным предчувствием беды.
А Тети шла, радуясь ясному небу и собственной безмятежной молодости.
За углом улицы у садовой стены прямо на земле сидели двое мужчин. Они
окинули девушку восхищенным взглядом, но было в их хмурых лицах что-то
злобное, пугающее.
Девушка шла по знакомым улицам с улыбкой. Прохожие улыбались, глядя
на ее веселые, блестящие глаза, и оглядывались вслед. Повернувшись назад,
она вздрогнула: шагах в двадцати, не спуская с нее глаз, шли те же
бродяги, но на улице был народ, и она успокоилась. На неприятных
незнакомцах были грубые повязки из болотных трав, грязные и обтрепанные, а
отталкивающие лица внушали безотчетный страх. Бродяги явно шли за ней. Она
приближалась к храму Птаха, откуда было недалеко до дома брата. Тети
лихорадочно соображала, как избавиться от своих преследователей. Повернув
в следующую улицу, девушка обнаружила, что она совсем пустынная, и сейчас
же услышала за спиной торопливые шаги бродяг.
Она побежала, но, почти настигая, за ней следовал один из них.
Повернув голову, она увидела сверкающую медь ножа.
- Смотри, не вздумай кричать! - угрожающе прошипел он.
Тети бежала бледная, с молящими глазами, но на улице никого не было.
Вот он схватил ее за плечо. Но в этот момент из одного двора вышли двое
молодых мужчин и, заметив испуганное лицо девушки, остановили
преследователей. Тети, вырвавшись, как птица, рванулась вперед и выбежала
на площадь перед храмом. Она бежала, запыхавшись, и прижалась к колоне на
фасаде храма. Но яркое платье выделялось солнечным пятном на суровом сером
граните. Увидев снова бродяг, она, забыв обо всем, вбежала в открытую
дверь храма, ища спасения в жилище богов. Она прижалась к холодной стене.
Все в этом храме подавляло огромными размерами, и она показалась себе
жалкой и ничтожной в торжественной, сумрачной тишине. Тяжелые каменные
боги неподвижно смотрели на нее с высоты. В темных углах чудились суровые,
грозные силы. В центре храма стоял Апис работы ее брата и сверкал золотыми
рогами. Глаза его блестели, как живые, и пугали. Затаив дыхание, она
прижалась в уголке и молила Птаха о помощи. В это время из глубины храма
показалась огромная фигура жреца. Бесшумно ступая, он подошел к Тети.
Удивление и радость блеснули в его глазах. Тети узнала жреца и
затрепетала, как мышонок, загнанный в угол кошкой.
- Что привело тебя в храм в неурочное время? Разве ты не знаешь, что
вход сюда воспрещен всем, кроме служителей?
- За мной гнались бродяги, я не знаю, что им от меня надо, - еле
слышно прошептала девушка. - Я вошла сюда, ища защиты.
Жрец улыбнулся.
- Ты правильно сделала, дитя. Но здесь никто не имеет права быть.
Следуй за мной, пока они не скроются. Они могут напасть на тебя на улице.
Он взял Тети за плечи. От его горячей, сильной руки ей стало еще
тяжелее на душе. Она всегда боялась этого человека. Ей всегда становилось
страшно от его холодных, пристальных глаз. Она попыталась мягко
освободиться, но рука еще крепче сжала ее плечи и направила в темноту
бокового прохода. Так они молча шли в прохладном густом сумраке, потом он
остановился, сделал шаг вперед, и вдруг часть стены сместилась в сторону и
открылся небольшой проем в садик. Тети шагнула из темноты и улыбнулась
свету и небесной синеве. Она с интересом огляделась. Незнакомые деревья
правильным кругом образовали в центре большую клумбу, в которой росли
иноземные цветы, рассаженные так, что они изображали какое-то заклинание.
Садик благоухал ароматом пышных цветов. Тети осматривала все с жадным
любопытством. Яхмос закрыл дверь и, улыбаясь, смотрел на нее.
Она робко спросила:
- Где мне можно подождать?
- Посиди здесь! - он указал на красивую лакированную скамейку. - Если
захочешь пить, вот вода.
Он подвел ее к стене, у подножия которой в каменном ложе протекал
чистый ручеек и здесь же лежала кружка из золотистого алебастра.
Пораженная всем виденным, она совсем забыла о бродягах и, как
ребенок, рассматривала редкие цветы, невиданные деревья и священные
заклинания, вырезанные на колоннах. Все здесь было ново и интересно.
Оглянувшись Тети обнаружила, что она одна. Она присела на скамейку,
