- Мужик! - страшным шепотом говорю я. - Ты чего? Опять налоги
замучили? Рэкет файло спер? Так скажи, найдем...
Андрей перегибается через стойку, вопит:
- А! Не признал! Вырос-то как! Мужчина!
Вика терпеливо мнется рядом. Ей, кажется, не по себе.
Как и мне в зоне отдыха публичного дома.
- Тебе как обычно? - интересуется Андрей, тянет руку к бутылкам.
- Джин-тоник, один к одному, - усмехаюсь. - Я это, я. Только мы лучше
над рекой посидим. В одиночестве.
Андрей слегка морщится и косится под стойку - там у него терминал.
- Все каналы забиты? - ужасаюсь я.
- Тебе один найдем, - решает Андрей. Протягивает руку, нажимает
что-то. - Делов то на копейку... Как удачно! Обрыв связи, один канал
освободился! Валяйте, только быстро!
Хватаю Вику за руку, тяну к двери в каменной стене ресторана. В
тамбуре приказываю:
- Индивидуальное пространство для нас обоих. Никакого допуска.
- Принято, - шепчет потолок. - Никакого допуска. Вы - гости
ресторана. "Три поросенка" желают вам приятного отдыха.
- Как круто, - иронически говорит Вика. - А ты здесь постоянный
клиент?
- Да.
Я не вдаюсь в мелкие детали, вроде той маленькой дайверской аферы, с
розыском и осаживанием рэкетиров, сперших у хозяина ресторана подлинные
финансовые файлы. Если бы я не переубедил ту шайку недоученных хакеров, то
Андрею пришлось бы очень крупно раскошеливаться. Либо рэкету, либо
налоговой инспекции Диптауна. А так... все обошлось миром, даже рэкетиры в
итоге остались довольны. Тем, что так дешево отделались.
Мы выходим в осень.
Вика на миг останавливается, осматриваясь. Подбирает с земли прелый
лист, мнет в пальцах. Касается коры дерева.
Я жду. Я тоже так топчусь, входя в новые виртуальные пространства. Я
при этом, правда, еще и из глубины выхожу, оцениваю подлинный облик
местности. Вике это недоступно, но у пространственных дизайнеров свои
методы.
- Здорово, - говорит она. - Может быть, сам Карл Сигсгорд работал...
Завидую.
- У тебя не хуже, - утешаю я, но Вика качает головой:
- Не во всем. У него потрясающее чувство меры. А я увлекаюсь...
Она по-детски пинает листья ногой, те вяло вспархивают и падают. Они
уже свое отлетали.
- Пойдем, - я беру ее за руку, веду к реке. Столик накрыт словно бы
для банкета. На большом блюде - фирменная жареная свинина "По-поросячьи".
Есть и мой любимый глинтвейн, и приличный набор вин.
Вика на стол не глядит, она стоит над обрывом, вглядываясь вдаль. Я
становлюсь рядом. У противоположного берега поток полощет ветви
поваленного дерева. Наверное, была буря. Это пространство тоже живое, как
и Викины горы.
- Спасибо, - говорит Вика, и мне становится хорошо. Я думаю, что надо
еще показать ей морской берег, и кусочек старой Москвы, которые примыкают
к ресторанчику. Но это тоже - потом. У нас еще будет время, я уверен.
Иначе зачем все?
- Знаешь, я очень редко выхожу из своего пространства, - говорит
Вика. - Не знаю, почему.
Она колеблется, но продолжает:
- Наверное, боюсь увидеть тех, кто приходит к нам... увидеть их
такими, какими они могут быть. Веселыми, добрыми, славными людьми.
- Почему?
- Тогда получится, что все люди двулики. Мы ведь помойка, Леонид.
Помойка, куда выкидывают всю дрянь, что скопилась в душе. Страх, агрессию,
неудовлетворенные желания, презрение к самим себе. В твоем "Лабиринте",
наверное, то же самое.
- Он не мой. Я там по делу.
- Тогда тебе легче. А к нам приходят сопляки, которым не терпится
стать мужчинами, мужчины, которым надоело ими быть, затюканные подругами
парни с желанием покуражиться... Порой приходят, пробуют все альбомы.
Говорят: "Надо все в жизни испытать".
Я опять сдерживаюсь и не спрашиваю, зачем она работает в "Забавах".
- Почему мы тянем за собой в будущее самое худшее, что в нас есть? -
говорит Вика.
- Потому, что оно есть. И никуда не деться. Представь, что вокруг -
джентльмены в смокингах, дамы в вечерних туалетах, все говорят умные
красивые слова, вежливы и культурны...
Вика тихо смеется:
- Не верю.
- Я тоже. Любое изменение общества - техническое, социальное или
комплексное - как глубина, никоим образом не меняло индивидуальной морали.
Постулировалось все, что угодно - от презрения к холопам до равенства и
братства, от аскетизма до вседозволенности. Но выбор всегда совершался
индивидуально. Глупо считать, что виртуальность сделала людей хуже, чем
они есть. Смешно надеяться, что она сделает их лучше. Нам дали инструмент,
а будем мы им строить или разбивать черепа - зависит от нас.
- Инструмент не тот, Леня. Все понимают, что на самом деле сидят дома
или на работе, таращась в экран или нацепив шлем. А потому - можно все.
Игра. Мираж.
- Ты говоришь, как александровцы.
- Нет, их подход мне тоже не нравится. Мне вовсе не хочется
превращаться в поток электронных импульсов.
- Вика... - я ложу руку на ее плечо. - Не стоит загадывать, не стоит
переживать. Глубине - пять лет. Она еще ребенок. Хватает все, что
попадается под руку, говорит глупости, смеется и плачет невпопад. Мы не
знаем, во что она вырастет. Не знаем, не появятся ли у нее братья и
сестры, которые будут лучше. Надо просто дать ей срок.
- Надо дать ей цель, Леня. Мы нырнули в этот мир, не разобравшись с
тем, что осталось за спиной. Не умея жить в одном мире - породили другой.
И не знаем, куда идти. К чему стремиться.
- Цель появится, - без особой уверенности говорю я. - Опять-таки, дай
срок... дай глубине осознать себя.
- А может быть, она уже осознала? - говорит Вика насмешливо. - Ожила.
Как в фантазиях людей, никогда в ней не бывавших? Может быть, среди нас
ходят люди, которых нет в реальном мире? Отражения пустоты? Может быть, ты
или я вовсе не существуем? И все наши представления о реальности - это
фантазии ожившей сети?
Мне вдруг становится страшно.
Нет, я не склонен считать, что меня на самом деле нет.
И за Вику почти спокоен.
Но, кажется, я знаю кандидата на "отражение пустоты".
А Вика продолжает, словно задавшись целью свести меня с ума.
- Представь, как это может быть. Сотни тысяч, а может быть, уже
миллион компьютеров включены в сеть постоянно. Потоки информации мчатся
между континентами, оседают на хостах и роутерах, откладываются в памяти
машин. Несуществующие пространства живут по своим законам, меняются.
Падает листва с деревьев, наши шаги оставляют следы, наши голоса
заставляют срываться лавины. Информация дублируется, путается,
смешивается. Программы послушны, они создают муляжи, оболочки, но кто
знает, как скоро оболочка наполнится подлинным разумом?
- Любой хакер помрет от смеха, слушая тебя, - говорю я деревянным
голосом.
- Я не хакер. Я просто смотрю на то, что происходит вокруг. И думаю,
что увидел бы человек ниоткуда, появившись в Диптауне, твердо считая, что
он настоящий и живой? Кривляющихся фигляров? Людей, которые бегают по
"Лабиринту" и радостно убивают друг друга? Психопатов, оттягивающихся в
борделях? Вокруг есть все, что существует в реальности. Небо и солнце,
горы и моря, города и дворцы. Пространства в пространствах, смешение
времени и народов, достоинства и пороки. Все! Все и ничего. Нам нужно лишь
то, что ненавистно в реальной жизни. Смерть, кровь, фальшивая красота и
заимствованная мудрость. Так что подумает глубина о людях, если она
научится думать?
Я молчу. Я вспоминаю Неудачника, который убивает монстров из
пистолета, но никогда не стреляет в игроков. Который не говорит своего
имени и адреса. Который уже двое суток висит в виртуальности - но у него
не заплетается от жажды язык и не подламываются ноги. Который не понимает,
что убегающий от мутантов ребенок - всего лишь сотня килобайт программы на
сервере тридцать третьего уровня.
Я вспоминаю слова Человека без лица - "Теперь кое-что изменилось".
Это же была прямая подсказка - вместе с воспоминаниями о "Боссе-Невидимке"
и "Заблудившемся Пойнте". Случилось то, что не имеет аналогов, кроме как в
фольклоре.
И меня начинает бить дрожь.
Не может быть случайностей пятнадцать раз подряд - дайверы
"Лабиринта" вытащили бы Неудачника... не препятствуй этому сама сеть.
Неудачника некуда вытаскивать из глубины - он живет лишь в этом мире. Он
прикован к "Лабиринту", к миру выстрелов и предательств, крови и руин. Он
погибает и оживает, не понимая, что происходит с ним.
- Вика... - шепчу я. - Вика, не дай бог...
- Что? - она смотрит на меня, и отступает на шаг. - Что с тобой?
- Не дай бог, ты права... - шепчу я. - А мне кажется, что ты права...
Она хватает меня за руку, сжимает, крепко, почти до боли, кричит:
- На сколько ты ставил таймер? Где ты живешь? Леня, опомнись! Ты
живой, ты настоящий! Я несу чушь, чушь!
Мне делается смешно - Вика испугалась за меня.
- Я в порядке, - говорю я. - Я живой и настоящий. У меня не
дип-психоз. Но я знаю человека, который не может быть живым.
Как ни странно, но Вика успокаивается. Я бы на ее месте наоборот -
еще больше испугался.
- Я тоже с такими встречалась... - заявляет она.
Качаю головой.
- Вика, я знаю человека, который ведет себя, как в твоей фантазии. Не
различает реальности и яви. Не ведает границы, живет, а не играет в
глубине.
Она догадывается мгновенно:
- В "Лабиринте"?
- Да.
- Это называется потерей реальности. Нервный срыв и ничего больше.
- Я видел нервные срывы, - говорю я. - Это... это другое.
- Ленька, - Вика улыбается. - Я наговорила глупостей, а ты
испугался... Знаешь, аналогии фальшивы.
Мне хочется рассказать ей все. Про Человека без лица и Неудачника.
Про случайности, которые стали системой. Но я подписывал контракт, обещая
конфиденциальность.
И еще - мне придется сказать, что я дайвер.
А у меня есть опыт таких признаний.
Я догадываюсь, о чем думают девушки, целуясь с дайвером. "Сейчас он
выйдет из глубины, и мое лицо превратится в маску из крошечных
квадратиков-пикселей. Он свободен здесь, а я пленница..."
Не хочу, чтобы Вика так думала. Не хочу, чтобы это стало стеной между
нами.
- Ты права... - шепчу я. И Вика прижимается ко мне.
Мы стоим над обрывом, целуясь, и река ревет под нами, а ветер треплет
волосы. Одинокий птичий крик, секундный проблеск солнца в разрыве туч,
ковер листьев под ногами. Он мягкий и пахнет пряным. Я снимаю с Вики
платье, а она помогает раздеться мне. Я целую ее тело, мои губы касаются
живого тепла, не я в глубине, это глубина во мне, это наш мир - вокруг, я
не уйду отсюда никогда, мы затеряемся в этих лесах и найдем дорогу к
горам, что видны из ее окна.
Вика что-то шепчет, но я не слышу слов - мы слишком глубоко, мы вышли
за пределы всех пространств.
Потом наступает короткий миг, когда пространства сливаются воедино.
Мы вместе - сквозь расстояния и неизвестность.
- Не уходи от меня, Стрелок, - шепчет Вика. - Только посмей уйти...
- Я не уйду, - говорю я. Мы прижимаемся друг к другу, ветер скользит
по коже, мокрая листва холодит спину. Я смотрю вверх, но тучи клубятся,
кружат подо мной, еще миг - и я упаду в небо, потеряюсь в реальностях
вслед за Неудачником...
- Кто ты, Леня?
Но я не могу ответить. Снова привлекаю Вику к себе, и наши губы
соприкасаются, делая слова пустыми и ненужными.
- Мое время кончается, - шепчет Вика. - Мне надо выходить...
вот-вот...
Я понимаю. Я обнимаю ее еще крепче, словно в моих силах остановить
