стареющих домохозяек. Помоги бабке козу держать, мальчик...
Желтый альбом. Тоже угадал. Лицо девочки смутно знакомо, кажется тоже
актриса. Антураж поражает - уходящий до горизонта пляж под лучами
восходящего солнца. Чем загорать, детка, отнесла бы ведерко свежего
козьего молока в избу.
Расправившись с самыми "всякими" из предлагаемых забав, наливаю себе
бокал вина. Жестом киваю на стопку альбомов с нетрадиционными партнерами,
охранник молча берет их и уносит.
Надо было тот, с животными, получше разглядеть. Интересно, есть ли
там молодые крокодилицы и зрелые, как Мадам, лебедушки? Впрочем, если и
нет, то организуют по просьбе клиента. Хоть зеленого осьминога, хоть суку
пит-буля.
Начинаю проглядывать белую книгу, временами заставляя девиц совершить
стриптиз. Выбор потрясающий. Кинозвезды и манекенщицы кончаются довольно
быстро, дальше идут незнакомые лица. Незнакомые, но симпатичные. Не
удерживаюсь, заглядываю в самый конец альбома.
Белый лист и надпись: "Нарисуй свое счастье".
Да, отсюда никто не уйдет обиженным.
Пролистываю альбом быстрее. В конце концов, поглядеть на обнаженных
красоток, что в движении, что нет, можно и менее дорогостоящими методами,
чем сидя в глубине.
Негритянка в набедренной повязке, эскимоска в мехах, кореянка на
циновке, полинезийка с кольцом в носу. Виртуальности чужд расизм.
Листаю еще быстрее. Страница, другая, третья...
Вика.
Я замираю, глядя на девушку, которая улыбается мне каждое утро.
001
Мадам появляется неслышно, как привидение.
Садится рядом, спрашивает:
- Вам налить еще вина, Стрелок?
Киваю. Я, наверное, долго так просидел, разглядывая Вику. На
фотографии вечерний полумрак, она сидит на перилах деревянной веранды, за
ее спиной - темная кайма леса, тускло-желтый пузатый фонарь в высокой
траве, черное зеркало бассейна.
- У нас бывают самые разные клиенты, - задумчиво говорит Мадам. -
Некоторым нравятся кинозвезды, а некоторым - козочки...
Легкая усмешка.
- Кто эта девушка? - спрашиваю я.
Мадам недоуменно смотрит на меня.
- У нее есть реальный прототип?
Хозяйка борделя прижимается к моему плечу, долго смотрит на
фотографию.
- Стрелок, на такие вопросы я не имею право отвечать. Да и не знаю.
Здесь тысячи лиц, Стрелок. Многие могут показаться вам знакомыми, - легкая
улыбка, - но это случайность. Она вам кого-то напоминает?
- Да.
- Кого-то реального?
- Не совсем... - я обрываю свою одностороннюю откровенность. - Мадам,
я могу... встретиться с этой девушкой?
- Разумеется, - наши взгляды встречаются, наши лица рядом, в ее
глазах ирония и насмешка. - Десять долларов час. Сорок долларов ночь. У
нас умеренные цены. Доступные любому хакеру.
- Вы жестоки, - говорю я.
- Да. Когда мне кажется, что симпатичный молодой человек начинает
сходить с ума, я бываю жестока.
Достаю кредитную карточку.
- Сорок долларов?
- Да.
Она принимает деньги. Медлит, потом говорит:
- Стрелок, выслушайте одну историю... Жила маленькая глупенькая
девочка, училась в институте, прыгала на дискотеках, флиртовала с парнями.
И любила певца. Того часто показывали по телевидению, у него брали
интервью, его фотографии печатали на обложках журналов. Он был хороший
певец, и он пел о любви. Девочка очень верила в любовь.
- Я знаю, как кончаются такие истории, - говорю я. Не только Мадам
умеет быть жестокой.
- Певец приехал на гастроли в ее родной город, - продолжает Мадам. -
Девочка была на всех концертах. Выскакивала на сцену с букетами цветов, и
певец целовал ее в щеку. Конечно, она добилась своего. На второй день она
вошла в его гостиничный номер, и вышла только утром. И больше не приходила
на концерты. Нет, певец и вправду оказался хорошим человеком и красивым
мужчиной. Он был нежен и ласков, остроумен и весел. Девочка ни о чем не
жалела. Но она перестала верить в любовь. Знаете, почему?
- Она смешала иллюзию и реальность, - отвечаю я.
- Вы понимаете. Да, конечно. Лучше бы он оказался тупым и грязным
хамом. Гораздо лучше. Девочка нашла бы другой идеал, или попросту
продолжила любить образ певца. А так... это было похоже на зеркало. Любовь
к отражению. Правдивому и безупречно чистому. Но она и впрямь встретилась
со своей мечтой. Нашла идеал. А его надо любить на расстоянии.
Я киваю.
Конечно, Мадам... Разумеется, мудрая хозяйка борделя. Бесспорно,
познавшая жизнь повелительница любви и секса.
Я знаю.
- Мадам, напомните, я уже заплатил вам?
Женщина вздыхает.
- Идемте, Стрелок...
Мы поднимаемся по лестнице. Коридор, двери. Мадам подводит меня к
двери с номером "6", касается плеча.
- Всего вам хорошего, Стрелок... Да, кстати, та история, что я
рассказала - она случилась не со мной. Но я знаю много таких историй.
010
За дверью - не комната, а сад. Ночной сад, тихо стрекочут кузнечики,
воздух прохладен и свеж, под ногами крепкая густая трава.
А чего я, собственно говоря, ожидал?
Гостиничного номера с расшатанной кроватью и мокрых от частых стирок
простынь? Виртуальность тем и хороша, что внутреннее пространство своего
дома можно делать сколь угодно большим.
Иду на свет фонаря в траве.
Движения медленные и вялые, сон почти отступил, смирившись, но
нахлынула свинцовая усталость.
Домик маленький, это то ли хорошая дача, то ли скромный коттедж.
Никого нет. Фонарь светит одиноко и тоскливо. На мгновение мне кажется,
что сердобольная Мадам решила оставить меня в одиночестве. Нет, вряд ли.
Сочувствие сочувствием, а бизнес на первом месте.
Сажусь перед фонарем - это старинная керосиновая лампа в закрытом
сеткой корпусе. С такими спускаются в подземелья. В глубину.
Вокруг лампы вьются мошки, колотятся о стекло, бессильно пытаясь
ворваться в свет. Люди куда глупее мошек. Они всегда находят огонь, чтобы
обжечь свои крылья. На то они и люди.
Шагов я не слышу, просто на плечи мне ложатся руки. Неуверенно,
робко. Словно привыкая.
- Здесь всегда так тихо? - спрашиваю я.
- Нет.
Я вздрагиваю. Даже голос ее мне знаком.
- Все зависит от гостей.
- Мне нравится тишина, - говорю я, по-прежнему не оборачиваясь.
- Мне тоже, - соглашается она. Может быть из желания понравиться.
Может быть искренне.
И я решаюсь обернуться.
Она такая же, как на фотографии. В короткой юбке - не
сексапильно-короткой, а просто в удобной летней одежде. В блузке дымчатого
шелка. На ногах серые босоножки, темные волосы стянуты на лбу ленточкой.
Девушка смотрит на меня серьезно, изучающе. Словно я не клиент,
которого ей придется обслуживать, а действительно гость, которого можно
принять, а можно и выгнать в ночь.
- Меня сегодня весь день называли Стрелком, - говорю я. - Но ты лучше
зови меня Леонидом.
Она кивает, соглашаясь.
- И... если можно, - добавляю я. - Если можно, я буду звать тебя
Викой.
Девушка очень долго молчит, и я решаю, что невольно обидел ее. Но она
лишь спрашивает:
- Почему? Я кого-то тебе напоминаю?
- Да, - признаюсь я. - Все равно я забудусь, и назову тебя так. Давай
лучше избежим этого.
- Давай, - соглашается она, садясь рядом, протягивает руки, греет их
над фонарем, как над костром. - Я легко привыкаю к именам.
- Я тоже.
Мы сидим и молчим. Я чувствую, как потихоньку проваливаюсь - все
глубже и глубже...
- Вика...
- Что, Леонид?
- Я буду большим дураком, если усну сейчас?
- Не знаю, - говорит она. - Тяжелый был день?
- Тяжелые еще будут.
- В доме есть кровать... как ты понимаешь.
Я киваю. Не хочется вставать и уходить из живой тишины в мертвую.
- А если хочешь, я принесу тебе одеяло, - продолжает Вика.
- Спасибо. Это будет просто здорово.
Она встает, и я собираю остатки сил.
Глубина, глубина, я не твой... отпусти меня, глубина...
Вначале я сходил в туалет. Слава богу, провода от костюма и шлема
достаточно длинные. Потом добрел до тахты, упал на постель, отшвыривая
подушку. В виртуальном шлеме и так голова задрана. К утру занемеет шея, но
я не хочу сейчас уходить.
- Вика, включай дип... - прошептал я "Виндоус-Хоум". Цветная метель,
и я вновь в глубине.
- Что ты сказал? - Вика стоит рядом. Та Вика, которая живая...
почти...
- Нет, ничего.
Я беру одеяло, расстилаю на траве, ложусь. Девушка садится рядом.
Смотрю на звезды. Они так близко, они так заманчиво ярки. Мне не
хватает лишь прозрачных тонких крыльев - чтобы взлететь и разбиться о
невидимое стекло...
- Вика, тебе не одиноко здесь, в глуши?
- А почему ты решил, что это глушь?
- Звезды слишком яркие.
- Нет. Здесь хорошо...
Она ложится рядом, и я сдвигаюсь на одеяле, чтобы нам хватило места.
- Ты любишь небо? - спрашивает Вика.
- Да. Я люблю смотреть на звезды. Только совершенно не знаю, как они
называются.
- А зачем им наши имена... - Вика касается моей руки. - Смотри, упала
звезда. Прямо над нами.
- Мы можем пойти и поискать ее, - серьезно говорю я. Вика отвечает не
сразу, и я с ужасом понимаю, что сейчас придется вставать.
- Нет, - решает она. - Ты на ногах не держишься, Стрелок. Мы ее
поищем утром. Звезда как раз остынет, и можно будет взять ее в руки.
- Утром слишком светло, - замечаю я. - Лучше завтра вечером.
- Ты странный, - тихо говорит девушка. - Хорошо. Поищем завтра.
- Ты находила когда-нибудь упавшую звезду?
Вика молчит, но я чувствую, что она качает головой.
- Виртуальность отняла у нас небо, - шепчу я.
- Ты тоже это понял?
- Конечно. Мир уходит в глубину. В отражение реальности. Зачем летать
к Луне или Марсу, если здесь уже доступны любые планеты? Пропал азарт.
Пропал интерес.
- Зато развиваются электронные технологии.
- Разве? "Восьмерка" - это просто очень крутой "686"... - я намеренно
называю "пентиум-про" непринятым именем. - Ничего нового не родилось за
последние пять лет. Топчемся на месте.
Вика тихо смеется.
- Господи... спор о развитии технологий... Леонид, ты ведь в борделе.
- Знаю. Тебе неинтересно?
- Интересно. Я... я просто отвыкла от таких разговоров.
Она молчит, потом легонько касается моей щеки губами.
- Спи. У тебя язык заплетается, Леня.
Не спорю. Мне не хочется с ней спорить.
Тем более, что она права.
Я закрываю глаза и засыпаю - мгновенно.
011
Мне снится сон. Мне часто снятся сны - за день сознание выматывается
так, что разгрузка просто необходима. А сны для того и приходят, чтобы
спасти нас от обилия впечатлений, досказать несказанное.
Обычно я не запоминаю снов. Лишь сумбурные остатки вертятся в голове,
так и не осознанные до конца. Но сейчас сон ярок и впечатывается в
сознание. Может быть потому, что я сплю в виртуальности.
Я стою на сцене, за тяжелыми полотнищами занавесей. На сцене -
человек с гитарой, он неподвижен, словно скован невидимыми цепями. Он
поет, но до меня не доносится слов. Между нами - глубина, ожившая, ставшая
прозрачной стеной. И я напрягаюсь, пытаясь шагнуть к нему, разбить стену и
услышать слова. Но глубина тяжела и упруга, словно резиновая плита. Меня
отшвыривает обратно, я падаю на колени, замираю, не в силах пошевелиться.
Певец поворачивает голову, смотрит на меня. Кажется, он начинает петь
громче. Но я все равно не слышу. Я скован глубиной, спеленут. Я
