приказа?" Оказывается, и впрямь... наплевал на дачу, "эмку", подруг,
премии. Пустил пулю в лоб или прыгнул в петлю.
Визирь засмеялся было, но тут же оборвал смех, коротко бросил:
- Извини. Что-то я... Да, кстати, пацана они так и не прибили.
Шедченко не стал уточнять. Он выстроил схему быстро, не зная,
впрочем, что она не имеет ничего общего с истиной. Писатель оказался куда
лучше, чем он полагал. Неспособны были ни Посланник Творчества, ни его
двойник убить ребенка. И никого они убить не способны.
Потому и повесился Посланник. Понял - на победу надеяться
бессмысленно.
- Извини, Рашид. Ты прав, - Шедченко вновь признал его превосходство.
И Визирь не стал вдаваться в мотивы Посланника Творчества.
- На столике у окна лежит пара телефонов, принеси любой, - добродушно
попросил Визирь. Шедченко повиновался, и Хайретдинов, беря трубку,
пояснил: - Госбезопасность ныне не та. И всю сотовую связь проверять не в
состоянии. Есть у меня номер, который слушают, есть и другие... Алло?
Ярослав Сергеевич?
Николай тоже не старался слушать разговор. Визирь сам сообщит ему
все, что сочтет нужным. И он действительно посмотрел на него после
короткого диалога, отложив выключенный аппарат.
- Придумал что-то наш литератор, - весело сказал он. - Нашел, видимо,
метод обезопаситься!
- Но ты же не собираешься... - прохаживаясь вдоль стены начал
Шедченко.
- Нет, вероятно. Но всякое возможно. Заров просит прислать за ним
машину. Государственную, с депутатскими номерами. В центр, он будет ждать
на Театральном проезде и Неглинной. И просит приехать тебя.
- Я готов, - просто ответил Шедченко.
- Поведешь сам, - решил Хайретдинов. - Хоть это и против правил...
мне придется поговорить с шофером.
- Он человек дисциплинированный, ты его легко уговоришь.
- Конечно, - Визирь посмотрел в потолок, потом вздохнул. - Кажется, я
понял план Зарова. Он не дурак. Попробуем с ним подружиться, Коля.
5
Когда у нее появилась эта мысль - Анна не знала. Не так уж часто она
посещала церковь, даже дома. Не в этом ведь вера.
Несколько раз она спрашивала прохожих - но трое из них сами были
приезжими, двое ничего не смогли подсказать. Наконец ей указали
направление.
К церкви она подошла неуверенно и даже смущенно. Глупо для нее искать
утешения в словах священника. Но ведь и _о_н_ - молился отцу своему?
Еще шла заутренняя служба. Анна постояла у входа, глядя на тихую,
погруженную в себя толпу. Так много людей, и среди них столько молодых.
Это всегда приносило ей покой и безмолвную радость. Мир жаждет добра, мир
хочет прощения.
Она купила свечу - самую большую из тех, что продавались. Деньги у
нее были, Мария вчера небрежно сунула ей в карман целую кучу - даже
считать страшно. У девушки, продававшей свечи, слегка дрогнуло лицо, когда
она увидела растрепанную пачку долларов и рублей, потом она быстро
опустила глаза.
Анна не глядя отделила от пачки не то треть, не то половину, опустила
в ящичек - "на храм". Что для нее теперь деньги. Помедлила, прежде чем
поставить свечу.
Собственно, о чем она хотела молиться? За упокой матери... Анна
вздрогнула, как от удара. Почему? Что с ней? Как могла она подумать? Мать
жива, жива!
Она с ужасом посмотрела на лик святого, глядящий с иконы. В теплом
отсвете лампадки он был укоризненным и печальным.
Во здравие, конечно. Во здравие сестры ее, сестры и госпожи, Марии...
Поднеся свечу к одной из уже горевших, Анна запалила фитилек,
поставила свечу. Во здравие...
Свеча погасла. Только что мерцал огонек, начинал таять воск - и вот
уже нет ничего, только тонкая струйка дыма.
У Анны похолодело в груди. Мария оставалась там, с Ильей - пусть и
раскаявшимся, но убийцей. Чушь, нельзя верить в приметы, а верить в них в
храме Божьем - вдвойне преступно...
Она вновь зажгла свечу, на этот раз аккуратно и неторопливо,
дождавшись, пока побегут горячие восковые слезы, пока пламя не станет
ровным и сильным. Лишь после этого бережно опустила свечу.
С полминуты свеча послушно горела. Потом пламя стало сжиматься. Это
не походило на неожиданный порыв воздуха - огонек не дрожал, а именно
втягивался внутрь, исчезал, словно пожирая сам себя. Да и ни одна другая
свеча из стоявших рядом не погасла.
Все было как во сне. Неторопливо и неизбежно. Далекий голос
священника, слабые движения людей, ее руки - упрямо зажегшие свечу в
третий раз. Теперь Анна была наготове. Едва лишь пламя вздрогнуло, она
обхватила свечу, обнесла ее ковшиком ладоней, коснулась огонька пальцами -
не умирай, свети!
И пламя покорилось, продолжило гореть. Вот только касавшиеся его
пальцы не ощущали тепла. Холод, ледяной холод, беспощадный, текущий по
пальцам, сковывающий мышцы, заставляющий руки опускаться.
- Нет, - шепнула Анна. - Нет!
Пламя темнело, оно уже не было желтым и солнечным. Сиреневая искра на
фитиле, черный зрачок, пытавшийся выглянуть из-под ее пальцев...
Руки упали, больше не в силах прикрывать огонь. И тот погас,
немедленно, с резким хлопком, похожим на вздох рвущейся ткани.
В глазах закружилось, и Анна упала.
Ее отвели на воздух, усадили на скамейку. Двое мужчин и женщина, она
смутно видела их сквозь текущие безостановочно слезы. Мужчины почти сразу
ушли, убедившись, что она приходит в себя. Мало ли какое горе привело
человека в храм. Любому может стать плохо...
Женщина осталась сидеть рядом. Средних лет, в темной одежде, в
бесформенном вязаном берете, из под которого выбивались уже седеющие
волосы.
- Лучше вам? - спросила она. Взяла ее за руки.
Анна молча кивнула, вытирая плечом слезы.
- Горе?
Почему-то она кивнула. И тут же устыдилась себя. Не было ведь у нее
никакого горя, мир впереди был светел и чист. Только ее глупый характер,
слабые нервы...
- Я... я не знаю, - поправилась она. - Нет, наверное. Просто я
поставила свечу, во здравие...
- Погасла?
Женщина ее понимала. От этого сразу стало легче, но опять пробились
слезы.
- Да.
- Это не горе, девочка. Всякое бывает, нельзя из-за этого плакать.
- Три раза погасла! - с мучительным облегчением выдохнула Анна. - Три
раза!
- Свечи люди делают, - женщина оставалась спокойной. - Случай.
Анна кивнула. Она понимала ее правоту, но вот сердце все равно
колотилось, частило, и было страшно, нестерпимо страшно.
- Глупая я, - признала Анна. - Вы простите...
- Ничего, ничего, - женщина все держала ее ладони, грела в руках,
смотрела куда-то мимо, печально и безысходно.
- У вас горе? - теперь спросила Анна.
Женщина кивнула, просто сказала:
- Сестра умерла. Убили. Ехала в гости, но вот... не довелось.
В ее голосе не было ни ненависти, ни злобы. Наверное, они были
вначале, но вот уже исчезли, растворились. Осталась лишь виноватая тоска.
- Позвонили вчера, мы-то уже встречать собирались. Нашла деньги,
прилетела...
Что тут говорить, Анна не знала. Ей и с родными ушедших больных было
говорить мучительно трудно, это старались брать на себя другие врачи. Но
женщина не ждала сочувствия, продолжала:
- Это - горе, девочка. А свеча... свеча - это случай.
Она не рисовалась, конечно, своей бедой. Но Анна все же возразила:
- Случай - он тоже в руке Божьей.
Женщина пожала плечами:
- Есть ли у Бога время за каждой свечой приглядывать? Когда он и за
людьми-то не успевает.
- Простите, - шепнула Анна. - Мне очень жаль, правда.
Женщина молча кивнула, принимая ее слова.
- Я пойду, - сказала Анна. - А вы в храм возвращайтесь, там легче
будет.
- Разве в этом дело - где легче?
Она снова не нашлась, что ответить. Она была лишь глупой,
запутавшейся девчонкой, старательным, но бесталанным врачом, человеком,
который не может даже принять выпавшее ему счастье.
- Пожалуйста, положите, "на храм", - Анна выгребла из кармана остатки
денег, протянула женщине. Та удивленно посмотрела на нее:
- А не пожалеешь? Тут ведь много.
- Я знаю. Не пожалею.
Женщина взяла деньги, покачала головой:
- Я положу. Но впредь так не делай, хорошо? Люди разные бывают.
- Вы хорошая, я же вижу!
- Ну и что? Хорошая-плохая, ничего это не значит. Слова. Ты мне
столько денег даешь, сколько я за год не зарабатываю.
- Возьмите себе! - радостно сказала Анна. - У вас горе, вам
пригодится!
Женщина впервые улыбнулась, горько, но с ласковой благодарностью.
- Нет, не надо. С горем каждый воюет сам. Пока сил хватает. А они у
меня еще есть.
Она наклонилась к Анне, коснулась губами лба:
- Счастья тебе, девочка. Не бойся ничего.
- Разве так бывает?
- Нет. Но ты все равно не бойся.
6
Завтрак им принесли в номер. Карамазов не отказался бы и от того,
чтобы спуститься с Марией в ресторан - это, наверное, упоительное чувство.
Сидеть рядом с красивой женщиной, рядом с _е_г_о_ женщиной, ловить чужие
взгляды, направленные на Марию. Но той, похоже, сейчас претило людское
внимание.
Ничего. Он еще успеет узнать это ощущение. И не только с Марией.
Впереди была беспредельная свобода. Они победят, обязательно. Ему будет
принадлежать любая женщина, которую он захочет. А может быть - в груди
сладко заныло - и любая _д_е_в_о_ч_к_а_. Ведь мир примет его свободу и
доброту Марии...
И никто не посмеет над ним смеяться!
- Мне надо сделать один звонок, - сказал Илья, подходя к телефону.
Это утро было словно соткано из звонков, переговоров, интриг Посланников,
но он не задумывался об этом.
- Кому? - поинтересовалась Мария.
- Диспетчеру, - Илья усмехнулся. Женщина поняла. Ледяным тоном
спросила:
- Ты собираешься продолжать прежнюю работу?
- Вряд ли это необходимо. Но уведомить об отказе я должен, это
профессиональная этика.
- Как хочешь, - Мария все же казалась недовольной. Смотрела в окно,
хмурилась, потом обронила: - И где эта девчонка?
В ее голосе было куда больше раздражения, чем полчаса назад у Ильи.
Но он не стал иронизировать. Набрал номер, дождался шамкающего
стариковского "алло".
- Доброе утро, Роман Эмильевич, - сказал Карамазов. - Это Георгий.
- Здравствуй, здравствуй, - пробормотал старик на том конце провода.
- Сантехник, что ли?
Пенсионер, подрабатывающий себе на хлеб и дешевую бормотуху работой
на контактном телефоне, вряд ли догадывался о настоящем занятии одного из
своих клиентов. В общем-то, так оно всегда и делалось.
- Сантехник, - сказал Илья, ухмыляясь.
- Сейчас, сейчас, - голос старика стал менее любезным. Сантехника,
пусть и самого крутого, он не числил среди клиентов, достойных особого
уважения. - Дай штаны застегну, из туалета вытащил.
Карамазов искренне веселился.
- У меня все записано, звонили тебе, сейчас...
Илья насторожился. В общем-то он не ожидал заказа. Слишком мало
времени прошло с двух последних акций. Ни Романов, ни второй постоянный
посредник, чье имя ему пока не удалось узнать, так часто его не
беспокоили.
Остальные связывались с ним иными путями.
- Вот. Есть тебе заказ, - старик шуршал бумажками. - Большой заказ...
От Николая.
Романов...
- Установить пять ванн, отечественных, с гидромассажем, - важно
прочитал дед. - Слышь, а разве бывают такие?
- Бывают, - щурясь сказал Илья. - Но очень редко.
Ванны означали ликвидацию. Отечественные - легкость клиентов.
