Илья собрался задушить мальчишку. Но Карамазов просто швырнул его на
землю, тут же нагнулся, вновь приподнимая, словно котенка.
- К кораблям и просторам, к морям звездного огня, - прошептал Илья. -
К сказкам о мудрых пришельцах...
Снова толчок, Визитер покатился по грязи, перепачканный с ног до
головы, утративший всякое сходство с тем интеллигентным чистеньким
ребенком, каким он пришел в мир.
- Нет звезд, мальчик, это лишь тени Тьмы... Нет рая, мальчик, нет
любви... Нет ничего, кроме свободы, но она - не для тебя...
Он снова вскинул Визитера в воздух, приподняв одной рукой, толкнул,
тот упал рядом с телом Визиря и застыл.
Карамазов брезгливо посмотрел на испачканную руку, засунул пистолет
под мышку, небрежно и демонстративно, достал из кармана безупречно чистый
платок. Вытер ладонь. Посмотрел на Ярослава:
- Вот так-то, писатель. Это тебе не книжка...
Звук выстрела был глухим, словно съеденным кружащимся снегом.
Карамазов сморщился, поднимая голову. Справа, под ребрами, его плащ
набухал черным.
Вторая пуля попала Карамазову в пах.
Он издал нечленораздельный звук, но все же устоял на ногах.
Заров приподнялся на локтях, увидел Визитера с маленьким пистолетом
Хайретдинова в руках. Лицо Визитера было заляпано грязью и кровью Визиря,
он часто моргал, целясь.
- Надо же... - сказал Карамазов.
Визитер снова выстрелил.
Между глаз Ильи возникла аккуратная черная дырочка, по лицу прошла
судорога, а из затылка плеснула тягучая струя. Он повалился на Ярослава, и
тот дернулся, выползая из-под тяжелого тела. Голова Карамазова была
запрокинута, гримаса странной насмешливой улыбки словно приклеилась к
губам.
Илья Карамазов, "Корректор", Посланник Тьмы, второй из оставшихся,
был мертв.
- Я смог, - прошептал Визитер, опуская пистолет. - Я смог...
Он плакал, размазывая слезы на грязном лице, часто всхлипывая.
Маленький пришелец с черных кораблей, Визитер, Посланник Развития,
последний из оставшихся, которому теперь предстояло жить.
Дарить миру свою правду.
Правду, в которой уже не будет ни доверия, ни света, ни любви.
Правду свинцового цвета.
Кирилл встал, отлепившись от стены. Из носа у него текла кровь.
Посмотрел на неподвижного Карамазова, на Ярослава, все еще выбирающегося
из-под тела, на плачущего Визитера.
- Я смог! - крикнул Визитер. - Я его прикончил!
Заров наконец-то выполз из-под убитого киллера, глотнул холодный
воздух, ловя ртом снежинки. Кровь все текла и текла из пробитого бедра, и
голова кружилась, но надо было еще кое-что сделать, и не в коем случае не
ошибиться, а пистолет Карамазова был таким тяжелым, хорошо хоть мертвые
пальцы разжались легко и охотно, отдавая ему оружие...
- Не двигайся, Кирилл, - сказал он мальчику. - Не двигайся.
Тот замер, послушно, словно понимал, что Заров прав, словно позволял
ему - _с_д_е_л_а_т_ь _э_т_о_.
- Визитер! - крикнул Заров. Мальчик над телом Хайретдинова будто и не
слышал его. Все всхлипывал, глядя на мертвого киллера, улыбавшегося
Ярославу с той стороны _Т_ь_м_ы_. И самое главное было - не думать о нем
как о человеке, как о ребенке, даже как о посланнике чужой цивилизации, -
лишь о той правде, что он принесет в мир...
- Я не могу! Не могу позволить тебе, понимаешь?! - закричал Заров.
Визитер наконец-то посмотрел на него, на вздрагивающий в руке писателя
"Стечкин", беспомощно улыбнулся. Начал подниматься.
Ты же все это видел, Слава. Все это знал, готовя себе петлю.
НЕТ ГЕРОЙСТВА В УБИЙСТВЕ ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ, НО НИКТО НЕ ОБЕЩАЛ НАМ, ЧТО
МЫ СТАНЕМ ГЕРОЯМИ...
Ярослав нажал на спуск.
Пистолет дернулся, рвясь из рук, он попал Визитеру в плечо, и тот
вновь упал, закричал, тонким, захлебывающимся голосом, просто ребенок,
которого неумело убивал взрослый человек, несчастный Посланник Развития,
который пришел в мир, способный научить лишь смерти.
Почему он не умеет стрелять точно...
Где-то за оградой уже нарастал шум, подъезжали машины, и, кажется,
донесся стрекот вертолетного мотора. Визирь не соврал, он лишь не ожидал,
что все кончится так быстро.
Заров почувствовал, что сходит с ума. Прицелился снова, в голову, а
Визитер все пытался что-то сказать, но не мог сдержать крик, он все-таки
не привык к боли, ему, наверное, было очень больно и страшно, но то, что
он подарил бы миру, уже умея убивать...
- Ярослав Сергеевич, не мучайте его... - Кирилл, послушно стоявший в
стороне, шмыгнул разбитым носом. - Это же просто...
МЫ СПОСОБНЫ ЛИШЬ НА ТО, ЧТО МОГУТ ПРОТОТИПЫ - ХОРОШО, ЧТО ТЫ ЭТОГО НЕ
ЗАБЫЛ...
Идиот!
Кирилл мог убить Илью.
Визитер - нет.
Заров повернулся, и пистолет словно сжалился над ним, перестал
дрожать, и в глазах настоящего Визитера мелькнула досада и растерянность,
обида спортсмена, споткнувшегося перед самым финишем...
Он попал.
Визитер, Посланник Развития, последний из оставшихся, повалился на
холодную землю.
Кирилл уже не кричал, всхлипывал, зажимая плечо.
- Прости, - сказал Заров. - Кириллка, прости...
Это было нечестно и даже трусливо. Просить прощения, теперь. Прощения
все равно больше не было, во всем огромном мире, где жили счастливые люди,
которым не приходилось никогда убивать женщин и детей, перед которыми не
вставал выбор - в кого стрелять, которым не довелось вынимать себя из
петли и смотреть в пыльные зеркала. Он сам прошел этой дорогой, на которой
не было ни доверия, ни любви, ни звезд. Выбирая меньшее зло, и оправдывая
целью средства.
- Я...ярослав Сергеевич... - Кирилл дышал тяжело, и как-то сонно. -
Пистолет... вытрите... и вложите... Илье... в руку... А я этот, Визирю...
попробую...
Заров повернул голову, вглядываясь в Кирилла, левой рукой вытирающего
"Беретту" о пальто Хайретдинова.
- Думаешь, нам кто-то поверит, малыш?
- Ну... мы же умеем... врать?
Пальцы Карамазова были сжаты в кулак, он, наверное, не хотел снова
касаться оружия. Но Заров еще, в отличие от него, жил, и киллеру пришлось
взять пистолет.
А самым главным было то, что Карамазов больше не улыбался.
Когда вертолетный прожектор наконец замкнул их в круге света, они
просто лежали, глядя друг на друга. Мегафонный рев приказывал мертвецам
бросить оружие, а они просто смотрели друг другу в глаза. Выныривали
отовсюду люди в камуфляже, и Ярослав знал - четко и ясно - что для начала
на них оденут наручники, и лишь потом подумают о милосердии.
Но пока еще было несколько секунд, и они не отводили взгляд, ища в
чужих глазах то ли понимание, то ли ту смешную и глупую жалость, которой
почему-то нашлось место.
Снег в колеблющемся конусе света был колким и чистым, как
бриллиантовая пыль. Под его хрупкой пеленой все равно оставались осень и
грязь.
Но они не собирались смотреть так глубоко.
Октябрь 1995 - март 1996 гг.
