- Если бы ты умел любить, - едко сказала Мария, - то ничем.
Карамазов почувствовал, как заколотилось сердце:
- Ты что, хочешь сказать...
- Успокойся. Я не о твоих постельных подвигах, ты силен как бык. Я о
Любви.
- По-своему я тебя люблю, - примиряюще сообщил Илья.
- К сожалению - именно по-своему.
Мария остановилась. Уставилась на идущего навстречу мужчину. Тот
говорил по радиотелефону.
- Очень кстати, - сказала она, и шагнула навстречу. - Простите, мне
нужен телефон.
Илье показалось - он даже головой качнул, что мужчина на миг
заколебался. Потом неуверенно щелкнул сбросом и протянул трубку Марии. Та,
не глядя на человека, стала набирать номер.
Где-то в глубине души сонно шевельнулась _Т_ь_м_а_...
- СЛАБОСТИ ЛЮБВИ, - шепнула она. - ЛЮБОВЬ СЛАБЕЕТ В ОДИНОЧЕСТВЕ...
СЛАБЕЕТ. ТЕБЕ ЭТО НИКОГДА НЕ ГРОЗИТ, ИЛЬЯ...
Карамазов осклабился.
Это он и так знал.
8
Когда Заров протянул руку к телефону, Визирь погрозил ему пальцем.
- Полагаю, это уже меня. Простите, Ярослав...
Он снял трубку, поднес к лицу, не произнося ни слова. Писатель
услышал негромкий далекий шепоток.
- Чего ты хочешь, сука? - спросил Визирь.
Его лицо оставалось безучастным. Лишь пальцы постукивали по столу,
выбивая какой-то сложный ритм.
- Это не оскорбление, Мария. Это вполне приемлемое для тебя имя.
ОН ЧТО, ИДИОТ? КАК ОН ПРЕДПОЛАГАЕТ ЗАМАНИВАТЬ ПОСЛАННИЦУ ДОБРА В
ЛОВУШКУ - ПОСЛЕ ПОДОБНОГО РАЗГОВОРА.
- Ладно, давай сравним позиции. Я жив. Со мной Прототип Творчества.
Посланник Развития и его Прототип тоже ищут контакта... нет. Нет, Мария.
Можешь благодарить Илью - в альянс с тобой они никогда не войдут.
Визирь подмигнул Зарову. Разговор пошел в нужном русле?
- Ну? Наш друг из Тьмы пробовал засаду, пробовал лобовой штурм, что
дальше? Атомную боеголовку взорвете? - Визирь засмеялся. - Знаю, могли бы.
Но не те люди их охраняют, Мария. Ты их не возьмешь своей добротой - не
верят они в добро. Здесь моя Сила нужна... Так что же будем делать?
Посланник Власти похлопал себя по карманам, поморщился, требовательно
протянул руку. Заров дал ему сигарету.
- Нет, не верю. Посланника Тьмы, может, и взял бы на службу. Тебе не
доверяю. Ах, наоборот? - Визирь жмурился, словно разговор доставлял ему
удовольствие. - Не пойдет... Мария, подожди!
Пауза. Лицо Хайретдинова исказилось, стало жалким и плаксивым. Заров
отвернулся.
Подобное чувство возникало у него, когда показывали процесс
озвучивания латиноамериканских сериалов. Стояли у микрофонов прекрасные
актеры, любимые с детства, и пытались придать хоть тень жизни невнятному
словесному бреду.
Визирь был еще более лучшим актером. Не крупный российский политик
теперь говорил по телефону, а мелкий торговец с солнечного юга, пойманный
на продаже нитратных помидоров.
- Подожди... Да. Мария, нам надо хорошо обдумать ситуацию. Понимаешь?
Нет, я прошу тебя... Какие гарантии я могу дать?
Все с тем же уныло-плаксивым лицом Визирь затянулся сигаретой,
ковырнул во рту пальцем. Грустно покосился на стол, где в пластиковой
коробочке стояли зубочистки.
- Мария, я могу отдать тебе мальчишек.
Ярослав встал. Провожаемый недоуменным взглядом Визиря, прошел к
письменному столу. Стал выдвигать ящики.
Бумаги-бумаги-бумаги. Две пачки денег. Фунты стерлингов. Ого. Визирь,
да ты позер... Журнальчик с девушкой в коже и с плетью в руках на обложке.
Ха-ха. Тебе это нравится? Перехваченная резинкой стопка компьютерных
дискет. Пятидюймовых. Господи, Визирь, ты о какой информационной власти
говоришь... если доверяешь устаревшим носителям? Они года не продержатся.
Надо будет Визирю компьютерный ликбез пройти.
Левая тумба стола. Пистолет. Черт, красивый! Как ловко ложится в
руку. Заров навел оружие на Хайретдинова, сказал:
- Паф!
Визирь сморщился, отвернулся. Доверяет. Заров помедлил, глядя на
пистолет. Положил обратно, стал выдвигать ящики дальше.
То, что он искал, нашлось в правой тумбе стола. Там был оборудован
целый бар. Виски, джин, водка, коньяк. Более легкие напитки Визирь,
очевидно, не считал столь повседневной вещью, чтобы держать в столе.
Заров достал знакомую фарфоровую фляжку армянского коньяка, уже
откупоренную и наполовину пустую. Глотнул, подошел к Хайретдинову. Тот
злился, но тихо, почти незаметно. Он сейчас работал, а писатель глушил
больную совесть.
- Хочешь, Рашид? - спросил Заров.
Не дождался ответа, сделал еще глоток.
- Да, да, - бормотал в трубку Хайретдинов. - Там стройка, я проверил
по карте - четыре муниципальных многоэтажки. Да, там где они ночевали! В
девять вечера. Я собирался послать своих людей...
Ярослав вновь уселся у камина. Жалко, что огонь не горит. Вчера,
когда они сидели втроем, беседовали, находя свои странные точки
соприкосновения, огонь был еще одним присутствующим. В пламени -
тысячелетняя магия людей. Грань между зверем и человеком. Яблоко ли
протянул змий Еве? Может быть - лепесток огня?
- Мария, я откровенен. Я отдаю тебе возможных союзников. И прошу
только об одном - давай не будем торопиться. Хорошо?
Визирь положил трубку. Постоял, лицо медленно расслаблялось - и
лепилось заново, находя прежнюю форму. Безжалостную и сильную.
- Беда с вами, интеллигенцией, - буркнул он. Подошел, взял у Зарова
бутылку, и, так же как он, бесшабашно и по-свойски глотнул из горлышка. -
Литератор! Ты знаешь, чем интеллигент отличается от нормального человека?
- Чем?
- Тем, что нормальный человек запивает совершенную подлость стаканом
водки, а интеллигент - бутылкой.
- Два литра водки - смертельная доза, - сказал Заров.
- Что?
- Когда-нибудь, очень-очень нескоро, - терпеливо сказал Ярослав, -
расплатой за подлость будет такая доза отравы, которую человек не
выдержит.
- И что?
- Не знаю, Визирь. Но если подлость станет равна смерти - то мир,
наверное, изменится.
9
Мужчина с телефоном ушел. Кажется, слегка удивленный собственной
добротой. Мария смотрела ему вслед.
- Визирь паникует? - спросил Илья.
Женщина пожала плечами.
- Не знаю. Паникует, блефует, заманивает в ловушку. Может быть - все
вместе.
Карамазов прищурился, вспоминая лицо пацана. Одновременно испуганное
и ненавидящее. Удар по лицу...
Никто из ударивших его не уходил от расплаты.
- С мальчишками надо кончать, - сказал он.
- В тебе говорит злоба, - сухо сказала Мария.
- Ну и что?
- Илья, дети должны умереть. Но не потому, что они так долго водили
тебя за нос. Просто в них сейчас собралось все самое худшее нашего мира.
Даже Визирь, даже писатель считают так. А тобой движет месть.
- Свобода не нуждается в оправданиях, Мария. Вот и вся разница, -
Илья посмотрел ей в глаза. - Ты убиваешь во имя Добра, я - повинуясь своим
желаниям. Но есть ли эта разница... вне наших душ?
Наверное, Визирь понимал, что настоящей Власти над ним не получит.
Никогда. Зарову нравились две вещи в его редкой специальности - то, что он
мог говорить правду и то, что у него не существовало начальников.
- Чего ты, собственно, хочешь? - спросил Посланник Власти. - Денег,
что ли?
- Веры в себя. Я обещал.
- Что ты обещал? Романчик написать? О злобных марсианах и отважных
землянах? Да очнись, Ярослав! Наступило время больших дел!
- Рашид, я выполняю обещания. Тебе это не нравится?
- Нравится, писатель.
Заров хотел было сказать - "зови меня литератор", но промолчал. Это
он говорил только друзьям.
А Хайретдинов был союзником, партнером, даже - хозяином. Но не
другом.
- Ладно. Езжай, - Визирь уступил мгновенно. Словно сложил что-то в
уме, экстраполировал на будущее - и признал свою ошибку. - Ярослав,
единственное, что хочу сказать...
- Ну?
- У тебя все-таки возникнет искушение... это неизбежно. Пойти на ту
встречу. Дать ребятишкам денежку, задержать Илью с Марией... если они
придут.
- Ты считаешь меня большим идиотом, чем я есть.
- Извини. Но я знаю эту сладость... сладость добрых дел. Отсроченного
греха, оттянутой подлости, - Визирь подступил к нему, маленький, плотный,
суетливый, - такой безобидный человек... который не был человеком. -
Писатель, ты не ошибись, а? Всегда хочется остаться чистым.
Хорошим-хорошим... Не марать руки кровью невинных младенцев. Не делать зла
своими руками. Тебя ведь это страшит? Именно - своими руками! Пойми, когда
мы умываем руки - мы открываем путь куда большей крови!
- Я знаю.
- Знать - это не главное. Ярослав, ты умный мужик. Ты любишь красивую
жизнь и добрые дела. Работа такая, да? Так пойми - эту красоту и доброту
принесет не Посланница Добра. Не мальчик, который ни во что больше не
верит! Я, гнусный человечек узбекской национальности...
- Рашид, вот этим не кичись. Знаешь, националистов и шовинистов я
одинаково... люблю.
- Знаю. Но именно я, чужеродец, двинутый кланом на партийную работу,
полюбивший демократию, обрусевший и ставший святее папы римского - я
принесу стране покой! Покой и веру в себя! Достоинство и силу! Понимаешь?
Не омовение сапог в чужих океанах, не карточки на масло, не распродажу
всего и всем! Я подниму эту страну с колен! Она ждет меня! Меня, Власть!
Силу! Да, тысячи сгинут бесследно! Да, миллионы заткнут себе рты! Господин
писатель, что тебя больше ранит - тысяча правдолюбцев или миллионы
голодных и униженных?
Заров не ответил.
- Ты до сих пор думаешь - как меня обмануть, - уже спокойнее сказал
Хайретдинов. - И рыбку съесть, и в кресло сесть. Очнись!
- Я давно уже очнулся, Рашид.
- Ой ли?
- Я просто выполняю свои обещания. Понимаешь?
- Тебе дать машину? - помолчав, сказал Визирь.
- Дай.
Хайретдинов подошел, положил руки ему на плечи:
- Ярослав... я тебе верю!
- Я хочу дойти до конца, - просто сказал Заров. - Понимаешь? Я творю
чтиво. Развлекаю публику. Так позволь мне... отыграть эту роль.
- Не заиграйся.
10
Машину вел Семен. Когда они пересекли кольцевую дорогу, Заров не
удержался, спросил:
- Слушай... кто для тебя - Хайретдинов?
Семен покосился на него, но ответил спокойно:
- Сильный человек.
- Я с тобой наполовину согласен.
Кажется, он не понял. К лучшему, наверное.
- Улица Хмелева, - сказал Заров. Он был готов к объяснениям, но
Семен, похоже, хорошо знал свой город. Он вел машину по каким-то тихим,
полупустынным улицам. Изредка - играющие дети, бредущие домой взрослые.
Дома старые, дома новые, деревцо, тянущееся вверх из крыши кирпичного
монстра, трава, пробившаяся между балконами многоэтажки. Хей! Может быть,
в этом доме живут Кей и Герда конца двадцатого века? Вот он, их садик
между балконами. Цепкие плети сорняков. Живые и веселые, пронзающие
камень, пьющие дождь, зацветающие бледными лепестками никому не нужных
цветов.
- Где остановить-то? - спросил Семен.
- Я скажу, - Ярослав подался вперед, высматривая знакомое здание. -
Семен... ты счастлив?
Он даже притормозил, этот несчастный, сломленный Властью и
прикоснувшейся к смерти человек...
- А ты счастлив, Заров?
- Я не имею на это права.
- Ну... - Семен, похоже, чуть смутился. - Счастлив.
- Счастье - как отсутствие несчастья?
- Стругацких я читал, - сообщил Семен. - А ты тоже ведь книжки
пишешь?
- Пытаюсь, - он и впрямь растерялся. Слишком привычным было знание -
