да кого угодно. Считалось, что информационные психоматрицы можно будет
накладывать на сознание других людей - и те будут приближаться к эталонам.
Не учли только одного - психоматрица не инертна.
Двойник поболтал стаканом с осадком "растворимого" кофе. Процедил его
сквозь зубы.
- Когда матрицы были созданы, они самостоятельно сформировали тела.
Причем - не в том "ящике" - а рядом с прототипами. У двух матриц
прототипов уже не было в живых. Они не смогли воплотиться. Вот... такие
канделябры...
Шедченко поморщился от этого дурацкого присловья, прилипшего к нему
давным-давно и порой упрямо всплывающего в разговоре. "Канделябры". Над
такими фразами ухахатываются студенты на военных кафедрах, потом они
начинают бродить в анекдотах. Канделябры...
- Дальше, - сказал он.
- Мы не совсем люди, - небрежно сказал двойник. - Когда из нас
останется в живых лишь один - он обретет силу. Способность влиять на
людей, на их сознание, мечты. Повелевать.
И вновь, как час назад в вагонном тамбуре, выслушивая все это в
первый раз, Шедченко покачал головой.
- Я не собираюсь этого делать. Я не убийца.
Двойник смотрел на него - с жалостью и иронией.
- Я тоже. И не собираюсь трогать девушку, которая была прототипом. А
вот с той, что пришла к ней, с копией, разговор иной. Ее кредо - "мир
станет лучше, если много говорить о добре". Это чушь. Когда тупорылые
политики столкнут лбами наши страны, когда тебе прикажут вести войну...
Шедченко закрыл глаза. Нет. Ничего этого не произойдет. Никогда.
- Когда нашего Ромку... - Николай вздрогнул от имени сына, - пошлют с
автоматом в руках...
- Хватит нести бред!
- Бред? - двойник перегнулся через стол. - Да, ты сына отмажешь! Если
будет война - поступишься принципами. Другие пойдут умирать! И все потому,
что ты готовишься воевать лишь руками восемнадцатилетних пацанов! Видеть
стрелочки на карте и циферки в отчетах! Россия развалится на куски, и
умные дяди в Киеве вспомнят про Великую Украину! На одной шестой Земли
будет такая каша, что весь мир вздрогнет и заскулит!
Продавщица испуганно смотрела на них из-за стойки. Двойник замолчал,
отклоняясь обратно.
- В конце концов, - хмуро сказал он, - я сделаю все и сам. Попробую
сделать. Но запомни, я - это и ты одновременно. Я знаю, о чем ты думаешь.
Знаю, что сейчас ты уйдешь, не ответив. Но когда лет через пять ты
отойдешь от карты со стрелочками, выпьешь полстакана водки, остатки
зальешь в ствол пистолета и вставишь его в рот...
На мгновение он замолчал, переводя дыхание.
- Вот тогда, прежде чем спустить курок, вспомни мои слова. И шесть
теней, которые надо было развеять, чтобы не наступила ночь.
3
Выспаться Аркадию Львовичу не удалось. Печка не смогла создать в
домике хоть какого-то тепла. Странно, еще лет двадцать назад они порой
ночевали на даче даже зимой, и вроде бы особо не мерзли...
Он проснулся раньше Визарда. Тот спал рядом, завернувшись в какие-то
тряпки, тихо, свистяще похрапывая. Огонь давно погас. Зальцман тихо обулся
и вышел на веранду. Было непривычно, неестественно тихо. Едва заметно
моросил дождь. Что за осень... ни одного ясного дня...
Озираясь по сторонам - хоть и вряд ли кто-то еще ночевал на дачах
поздней осенью, профессор философии расстегнул мятые брюки и помочился с
крыльца. Вернулся в домик.
Его двойник уже проснулся. Сидел молча, напряженно глядя в окно.
- Доброе утро, - пробормотал Аркадий Львович. Смешно здороваться с
самим собой...
- Плохо, - едва слышно сказал Визард.
- Что случилось?
Визард едва заметно передернул плечами.
- Кто-то нас ищет. Но я не чувствую, кто.
Аркадий Львович молчал.
- Понимаешь, - вполголоса продолжил Визард, - мы все чувствуем друг
друга по-разному. Вот, например, писатель. Он оперирует картинками,
сценами. Может, к примеру, воссоздать нашу беседу. Девушка... просто
знает.
Он закашлялся.
- Кстати, она страшнее всех, Аркаша.
- Ты же говорил...
- Ее религиозная маска? Я дурак, Аркаша. Нет ничего страшнее слепой
доброты, замешанной на полной уверенности в своей правоте. Вспомни костры
инквизиции и крестовые походы. Она... словно оттуда пришла. Мне надо было
понять сразу - ничто не возвращается неизменным. Остается та же самая
суть, но - словно меняется знак.
- Это она нас ищет?
- Нет. Она далеко. Военный и писатель - тоже... Это наемник, Аркадий.
Но странный наемник...
- Давай позавтракаем.
Визард кивнул. Аркадий Львович подождал минуту, но его двойник не
шевелился. Вздохнув, Зальцман вытащил из угла старую сумку из
кожзаменителя. Расстегнул заедающую молнию, достал палку колбасы, нож,
консервную банку.
- Сколько ты будешь возиться, открывая эти кильки? - спросил Визард.
- Это шпроты.
- Не важно. Сколько минут ты будешь терзать жесть, чтобы добраться до
пищи? Сколько раз порежешься соскользнувшим ножом?
- Если я правильно тебя понимаю, - Аркадий Львович выложил продукты
на стол, - тебя тревожит наша физическая слабость?
Визард кивнул.
- А на что ты надеялся вчера?
- На союз с одним из Посланников. Любым, чья победа не станет
катастрофой. Он мог бы позволить нам... дожить.
- Тогда стоит с ними связаться?
- Если бы кто-нибудь захотел объединится с нами, я бы почувствовал.
- Кому мы нужны.
Визитер кивнул.
- Знание беспомощно, Аркаша. Я могу придумать сотни планов
уничтожения Посланников. Хороших планов. Но осуществить даже самый простой
из них...
- Будь у нас оружие...
- Тебе не двадцать пять лет, Аркадий. И ты не в Будапеште.
- Хватит напоминать мне! - Зальцман стукнул кулаком по столу. Удар
отозвался болью в онемевших от холода пальцах.
- Я не осуждаю. Это ведь и я был... - Визард поднял глаза. - И
раскаиваться нам не в чем. Ты верил в правоту коммунизма. Ты видел, что
творила толпа на улицах. А откажись ты стрелять - дальнейшая судьбы
молодого еврейского диссидента была бы понятной.
- Ее бы просто не было.
- Главное даже не в дряхлости, Аркадий. Мы не можем... без приказа.
Без кнута, задающего направление и оправдывающего каждый шаг. Знание,
разум - лишь прислуга власти. Такова истина... Давай я тебе помогу.
Он взял у Аркадия нож. Приставил к банке, примерился, ударил по
рукояти ладонью. Масло брызнуло на стол.
- А ты пока можешь вымыть руки, - бросил он Аркадию Львовичу. - Не
подумай, что я брезгую сам себя, но опускаться не стоит.
4
Анна, тихонько напевая, раскладывала на тарелке бутерброды,
припасенные еще вчерашним утром. Как тоскливо ей было тогда, как печально
и безнадежно. Теперь все изменилось. Мир был праздником. Мир был светом и
радостью. Все вокруг стало понятно и легко.
Как она могла жить раньше?
Она посмотрела на кушетку, где спала Мария. Анна сегодня не ложилась
- она бы и не смогла больше уснуть. Но ему... ей... надо было поспать. Она
сама так сказала. Ночью, в тишине и покое, приходит истина.
Тихонько, босиком, чтобы не шуметь, Анна подошла к тумбочке, на
которой стоял чайник. В очередной раз включила его, присела рядом,
терпеливо ожидая, пока Мария проснется. Замерла, не отрывая взгляда от
лица на подушке. Там можно было сидеть вечно.
Мария шевельнулась. Приподнялась, посмотрела на нее, улыбнулась.
Анна почувствовала, что мир вокруг словно сжался в один центр - в
этот взгляд, в эту улыбку. Все краски мира соединились воедино.
- Доброе утро, - прошептала она.
- Доброе утро тебе, сестра, - Мария выбралась из-под одеяла.
Потянулась, озорно улыбаясь Анне. - Прохладно, правда?
Анна кивнула.
КАК ОНА КРАСИВА... КАК ЧИСТА...
- Ты сейчас съездишь за одеждой для меня, - сказала Мария. - А
что-нибудь свое мне оставишь, чтобы не было слишком заметно...
Торопливо стянув через голову кофточку, Анна протянула ее Марии.
Подумав мгновение, начала снимать колготки.
- Хватит, - решила Мария. - Только ты поспеши. Возьми такси.
Анна послушно закивала. Посмотрела на стол, потом на Марию - с
жалобной улыбкой.
- Спасибо, я поем, - Мария натянула колготки прямо на голое тело,
стала надевать кофточку. Анна с трудом оторвала от нее взгляд. Прошептала:
- Прости...
- За что, Аня? Ничего нет постыдного в красоте. И ты красива, ведь ты
- это я.
Анна замотала головой. Конечно, она была благодарна за эти слова. Но
она ведь понимала - не в ней свет... не в ней спасение мира. Она лишь
бледная копия, черновик, с которого сотворено чудо.
- Все хорошо, да? - спросила она.
Мария вздохнула. Анну словно резануло ножом от этого вздоха.
- Один из пришедших уже рядом. Он пришел со своим двойником, и оба
они хотят моей смерти.
Анна вздрогнула.
- Не бойся, - твердо сказала Мария. - Я могу постоять за себя. Верь.
- Я верю...
- Сейчас ты сходишь домой, - повторила Мария. - Я дождусь тебя.
Шедченко сидел на кухне. Сестра суетилась, собирая что-то на стол.
- Я звонила утром, доктор сказала, что Саше гораздо лучше. Что
опасность миновала... - она торопливым, привычным движением вытерла глаза.
- Ты уж извини, так нахально тебя сорвала... я ужасно испугалась. Сам
знаешь, кроме как к тебе... - она вновь всхлипнула.
- Перестань, Таня, - Шедченко досадливо поморщился. Ох как не любил
он этих бабских причитаний - самообличительных и укоризненных
одновременно. "Ты один в люди выбился, ты мой защитник..." - Давно мне
надо было приехать. Уже забыл, как ты выглядишь.
Татьяна закивала.
- Сейчас, покушаешь, и пойдем...
- Танюша... - Николай запнулся. - Прости... ты помнишь, как я
родился?
Сестра растерянно посмотрела на него.
- Ну... мне семь лет было... помню, как тебя из роддома принесли.
- Таня, у меня не было брата?
Татьяна молчала, замерев.
- Говори.
- Откуда ты узнал?
Шедченко почувствовал облегчение. Замешанное на злости и непонимании.
И все же это было уже не так страшно... не так чудовищно-ненормально и
неисправимо, как "эксперимент"...
- Его воспитывал отец? Так? Почему вы мне не говорили?
Сестра замотала головой.
- О чем ты, Коля? При чем тут отец? Костик умер, ему еще года не
было.
КОСТЯ...
- Мой брат?
- Наш брат...
Николай смотрел на сестру несколько мгновений, потом уточнил:
- Мой брат-близнец?
Лицо Татьяны выражало полное непонимание.
- Нет, о чем ты? Он был на два года тебя младше. Ты не помнил... а
мама так горевала. Я старалась ей не напоминать, и тебе не говорила, когда
ты подрос. Сама почти забыла... прости, Господи...
Николай опустил глаза.
- Извини. Дурацки вышло.
- Коля, о чем ты? Откуда ты узнал? И почему "близнец"?
- Случайность, Таня. Встретил человека на улице... похож на меня, как
две капли воды. Вот... глупость такая подумалась.
Сестра слабо улыбнулась.
- Нет, Коленька... Ты один родился.
- Какие семейные тайны открываются... случайно, - Николай потянулся к
чашке. Да. Брат у него все-таки был. Но не близнец. И последняя
сумасшедшая попытка _н_е _п_о_в_е_р_и_т_ь_ летит к чертям собачьим...
Двойник сейчас, наверное, уже был в больнице. Семи утра нет, персонал
еще не пришел. Он сделает то, что считает верным.
Интересно, насколько реально тело двойника? Не растает ли труп в
воздухе, когда то, что заменяет копиям жизнь, уйдет навсегда?
