Вдруг какая-то высокая фигура стала энергично прокладывать себе путь
к тому месту, где стояла Аспазия. Белый платок, прикрывавший ее голову,
скрывал и большую часть лица, так что сразу ее нельзя было узнать. Когда
же она, наконец, остановилась в середине круга и ее злой взгляд встретился
со взглядом Аспазии, все узнали резкие мужские черты лица сестры Кимона.
Эльпинику боялись во всех Афинах, боялись даже все ее приятельницы.
Она властвовала силой своего языка, своей, почти мужской силой воли,
своими большими связями; вследствие этого, боязливое молчание водворилось
во всей толпе, когда сестра Кимона приблизилась к Аспазии со словами:
- Кто дал право тебе, чужестранка, говорить здесь, в кругу природных
афинских женщин?
Этот вопрос Эльпиники сейчас же произвел глубокое впечатление и
многие из женщин, живо кивая головой, удивлялись, что это соображение
сразу не пришло им в голову. Эльпиника же продолжала:
- Как осмеливается милезианка учить нас здесь? Как осмеливается она
ставить себя на одну доску с нами? Разве она нам ровня? Разве она делила с
нами с детства наши нравы и обычаи? Мы афинянки! На восьмом году мы носили
священные платья девушек, избираемых для храма Эрехтея, десяти лет мы
принимали жертвенную пищу в храме Артемиды. Как цветущие девушки мы
принимали участие на празднестве Панафиней - а эта?.. Она явилась из чужой
страны, без божественного благословения, как искательница приключений... А
теперь она желает втереться в нашу среду, потому что сумела одурачить
одного афинянина до такой степени, что он, противно закону и обычаю, ввел
ее в свой дом.
Спокойно, но не без насмешливой улыбки, отвечала Аспазия:
- Ты права, я не выросла в глупой пустоте афинских женских покоев; я
не принимала участие в празднестве Панафиней с праздничной корзиной на
голове; я не смотрела с крыши на празднество Адониса, но я говорила здесь
не как афинянка с афинянами, а как женщина с женщинами.
- Губительница мужчин! Подруга безбожника! - с жаром вскричала
Эльпиника. - Как осмеливаешься ты переступать порог нашего храма,
оскорблять наши божества своим присутствием!
Эти слова были произнесены со страшным гневом. Довольно длинные
волосы на верхней губе Эльпиники поднялись, тогда как ее приятельницы,
собравшиеся вокруг нее, приняли относительно милезианки угрожающее
положение. Но и сторонницы Аспазии тесно столпились вокруг своей
предводительницы, чтобы защищать ее и немало было число тех в храме,
которые еще остались на стороне подруги Перикла.
Снова поднялся громкий шум голосов и резкий обмен слов между
раздраженными партиями, грозя перейти в дело.
Решительная сестра Кимона снова заставила себя слушать:
- Подумайте о Телезиппе! - кричала она. - Подумайте о том, как эта
чужестранка, эта милетская гетера разлучила афинянку с мужем и детьми,
прогнала ее от ее очага! Кто из вас может считать себя в безопасности от
постыдного искусства этой женщины, если ей придет в голову влюбить в себя
мужа другой женщины! Прежде, чем вы станете слушаться шипения этой змеи,
вспомните, что у нее в жале скрывается яд.
- Вот глядите на ее дела! - продолжала Эльпиника, указывая глазами в
угол храма. - Посмотрите на Телезиппу, взгляните на ее бледное лицо,
посмотрите, как слезы льются у нее из глаз, при одном воспоминании об ее
детях.
Головы всех женщин повернулись, следуя по направлению взгляда
Эльпиники и устремляясь на разведенную жену Перикла, которая стояла в
некотором отдалении и бледная от досады и гнева глядела на Аспазию.
Эльпиника же продолжала:
- Знаете ли вы, что она думает о нас, афинянках? Должна ли я вам
сказать это? Но она сама уже сказала, что считает нас глупыми, ничего
незначащими, неопытными, недостойными любви наших мужей и милостиво
соглашается научить нас, в своей самоуверенной гордости, сравняться с той
очаровательной милезианкой, с которой, по ее мнению, самая красивейшая из
вас никогда не сравниться.
Эти слова Эльпиники произвели громадное впечатление в кругу
собравшихся женщин. Настроение быстро изменилось, даже в сердцах тех,
которые до сих пор склонялись в сторону Аспазии.
Эльпиника между тем продолжала:
- Знаете ли вы, что ваши мужья, товарищи Перикла, говорят о вас и что
уже повторяют друг другу афинские мужчины? Аспазия очаровательнейшая
женщина в Афинах. Они говорят, что надо отправляться в Милет, если желаешь
найти красивую, прелестную жену.
При этих словах, ловко вызванное в женщинах раздражение, открыто
разразилось. К Аспазии начали приступать с дикими криками, с поднятыми
кулаками, она же стояла спокойно и, бледная от гнева, со взглядом
невыразимого презрения, сказала:
- Молчите! К чему вы бросаетесь на меня, или вы хотите царапаться и
кусаться?
Между тем немногие, мужественно оставшиеся верными Аспазии, бросились
на ее противниц и поднялся дикий шум, почти драка. Некоторые из сторонниц
Эльпиники собрались выцарапать Аспазии глаза ногтями, некоторые вынимали
из платьев острые булавки и с угрозами кидались с ними на Аспазию, которая
окруженная оставшимися верными ей сторонницами, поспешно оставила храм под
их прикрытием.
Таким образом окончилась попытка Аспазии освободить афинянок из-под
власти мужей.
4
Так прошло несколько лет.
Аспазия мужественно боролась, но не могла похвалиться, что одержала
победу.
Сцена в храме Деметры сделалась басней города и Аспазии пришлось
переносить позор, связанный со всяким поражением. Конечно, не было
недостатка в женщинах, которые стояли на ее стороне, но большая часть ее
пола, благодаря зависти и злым наговорам врагов Аспазии, была возбуждена
против нее.
Печальное настроение часто овладевало Периклом. Он вспоминал
невозмутимое счастье, которым наслаждался с милезианкой в свое короткое
пребывание в городе ионийцев. Ему часто казалось, что ему более никогда не
вырваться от постоянных ежедневных забот и казалось, что он должен бежать
из шумных Афин, где его счастье страдало от болтовни злых языков.
Когда в Афины пришло известие, что Фидий окончил своего Зевса из
золота и слоновой кости, то Перикл был в восторге от желания Аспазии
ненадолго уехать в страну дорийцев. Но путешествие через горы Аргоса и
Аркадии было настолько затруднительно для женщины, что мысль о таком
путешествии, в первый раз была высказана ею, как шутка.
В афинском народе между тем росло неудовольствие против жены Перикла
- неудовольствие, которое по большей части бывает уделом красивых и
влиятельных жен, высоко стоящих людей: ей приписывали тайное влияние на
государственные планы и предприятия Перикла и утверждали, будто она
старается заставить Перикла сделаться тираном всей Эллады.
Избранные авторы комедий и во главе их Кратинос, друг Перикла,
негодовавшие на милезианку со времени празднества у Гиппоникоса, не давали
ей покоя стрелами своего остроумия: аттическая муза походит на пчелу - она
производит мед, но у нее острое жало.
Перикл негодовал и сделал попытку ограничить вольность комедии. Эта
попытка была приписана влиянию Аспазии.
- Они, кажется, считают меня за старого льва, у которого выпали зубы,
- говорил Кратинос.
И в следующей комедии он бесстрашно перед всеми афинянами осмеивал
Аспазию.
Насмешки Кратиноса были чересчур смелы, в них соединялось
неудовольствие тайных и открытых преследователей Аспазии, но насмешливая
толпа ухватывалась за них и повторяла повсюду. Афинская почва начала
гореть под ногами милезианки.
С этого дня путешествие в Илис сделалось решенным делом между
Периклом и Аспазией; им казалось легче вступить на каменистую почву
полуострова Пелопса, чем оставаться на горящей почве Афин.
В Афинах жизнь милезианки делилась на многих людей, которые
согревались в лучах ее ума и красоты, тогда как на идиллических вершинах
Аркадии, даже в шумной Олимпии, она будет, так думал Перикл - снова
принадлежать только ему одному.
Приготовления к путешествию были быстро окончены и вскоре всезнающая
сестра Кимона могла рассказывать всем афинянам, что Перикл собирается
оставить Афины и что его возлюбленная Аспазия, которая впрочем хорошо
делает, что скрывается от стыда, преследующего ее в Афинах, не хочет
расстаться с ним. Нашлись многие, которые смеялись над этой неразлучностью
обоих, но нашлись другие, которые втайне завидовали ей.
Рабы и мулы были посланы вперед до Коринфа, чтобы служить для
путешествия оттуда по трудно проходимым тропинкам Пелопонеса.
Как легко вздохнули оба, когда оставили за собой некогда столь
любимые Афины!
Они нашли широкую элевсинскую дорогу, наполненную путниками. Многие
сердобольные люди складывали в храмах богов дороги плоды и другие съестные
припасы, чтобы голодные путники могли подкрепиться.
- Мы, эллины - народ любящий путешествия, - говорил Перикл Аспазии, -
щедрое гостеприимство и веселые празднества влекут нас из одного места в
другое и, как ты видишь, о путниках заботятся везде.
Многие цветущие роскошные города привлекали взгляды наших путников:
сначала Элевсин - священный город мистерий, где, по желанию Перикла,
только что был построен Иктиносом новый роскошный храм для элевсинских
тайн; затем Мегара, город Дорийцев, вид которого пробудил в уме Аспазии
неприятные воспоминания.
Ее прелестное личико омрачилось. Она молчала, но незабываемое
огорчение и незаслуженный позор вызвали на ее глазах слезы.
Перикл понял и сказал:
- Успокойся, твои враги - также и мои: Мегара заплатит за свое
преступление.
Приехав в многолюдный Коринф, Перикл остановился в доме своего друга,
Аминия, принявшего с большими почестями его и его супругу.
Как Афины находились под покровительством богини Паллады, так и
Коринф имел свою покровительницу - Афродиту. Помещенный на высоком холме,
ее храм был виден далеко с моря. Тысячи гиеродул - жриц богини,
очаровательных дочерей веселья, жили в ограде храма, на вершине горы,
которая спускалась к долине искусственными террасами, на которых
помещались сады и жилища для приезжавших.
С этой вершины - средоточия эллинских земель и морей - Перикл и
Аспазия осматривали чудные горные вершины: видели на севере снежную
вершину Геликона; приветствовали горный хребет Аттики и с не меньшим
удовольствием видели вдали белеющую вершину афинского Акрополя. На юге
взгляды их останавливались на вершинах Аркадии.
Это созерцание было прервано шумом, производимым гиеродулами,
прогуливавшимися невдалеке.
- У вас в Афинах, - сказал хозяин, сопровождавший Перикла и Аспазию,
бросив взгляд на красавицу, - у вас в Афинах вы не увидите подобного
служения богам и, может быть, вы даже не хотите видеть в этих женщинах
жриц, но у нас они с давних времен, пользуются большим уважением и
почестями.
Эти веселые девушки, служащие Афродите, этой матери любви, принимают
участие во всех городских празднествах и поют на них пэаны в честь
Афродиты. К ним обращаются, прося их быть заступницами перед
богиней-покровительницей нашего города... Вы улыбаетесь, а между тем, вы,
афиняне, думаете же, что многим обязаны Афине Палладе; у вас общество
богато и могущественно, у нас же - отдельные граждане. Каждый в
отдельности Крез, царь у себя и радуется имуществу, приобретенному
торговлей или путешествием.
Мы не стремимся к общему богатству или могуществу, мы не тратим наших
