совету архитектора, прислушаться к его встречным предложениям - в этом
случае можно варьировать расстановку колонн или форму перекрытия. При
закрытом же способе работ конструктору гораздо труднее внять просьбам
зодчего.
Мои отношения с архитекторами за время полувековой работы в области
метростроения складывались, как правило, на условиях взаимопонимания. Я
был автором-конструктором станций "Комсомольская-кольцевая",
"Белорусская-кольцевая","Новослободская", "Арбатская", в последнее
десятилетие проектировал "Площадь Ногина", "Кузнецкий мост",
"Пушкинскую". Вообще-то по отношению к метро трудно говорить об
авторе-конструкторе в чистом виде. Обычно станции строятся на основе уже
готовых типовых принципов, узловых решений, применявшихся в предыдущих
сооружениях. Но на "Комсомольской-кольцевой" я создавал конструкцию
целиком заново. Во время этой работы я встретился с большим мастером
архитектуры Алексеем Викторовичем Щусевым.
Сооружение кольцевой линии началось во время войны.
"Комсомольская-кольцевая" была экспериментальной станцией, в
конструировании и строительстве которой применялся целый ряд технических
новшеств. Расположенная в одном из самых больших пассажирообразующих
центров, она должна была быть, по нашему с архитектором замыслу,
вместительной и торжественной. Я отталкивался от конструкции
"Маяковской". Но там, по причине сложности инженерных условий, в среднем
своде сделаны арки. Играя важную функциональную роль, они занижают
пространство платформенного зала. Я задался целью сделать свод без арок,
чтобы создать ощущение пространственной свободы. Уравнял распоры боковых
и среднего нефов - и потребность в арках отпала. А.В.Щусев был очень
доволен тем, что конструкция оказалась "раскрытой".
Эта конструкция не имеет ничего лишнего, она "притерта" к выработке
и занимает минимум пространства. В том числе и колонны. Я рассчитал их
тонкими. Но Щусев не соглашался. "Мое архитектурное чувство",- говорил
он,- "подсказывает, что колонны должны быть толще. Я еще не привык к
тому, что тонкие конструкции могут держать большую нагрузку." Он
предлагал толщину колонн чуть ли не в полтора метра. Я возражал:
"Алексей Викторович, мы не для того боролись за пространство, чтобы
загромоздить его массивными опорами!" Сошлись мы на 0,8 метрах толщины.
Сознаюсь, я чувствовал свою власть над архитектором. Щусев,
насколько я знаю, всегда был внимателен к советам строителей.
Рассказывал, например, как при строительстве Казанского вокзала простой
каменщик подсказал ему форму обрамления окон в виде "веревочки". Со мной
Алексей Викторович советовался постоянно: "Ваша инженерная часть
позволит мне сделать то-то и то-то?.. Когда Щусев по состоянию здоровья
отошел от дел, архитектурные работы - на окончательной стадии -
продолжила Алиса Юрьевна Заболотная.
Встречался я на строительстве "Комсомольской-кольцевой" и с
замечательным художником Павлом Дмитриевичем Кориным. Он делал мозаики
для сводов платформенного зала. Смальта для этих мозаик бралась из
запасов Академии художеств, предназначавшихся когда-то для украшения
храма Христа Спасителя. Корин спрашивал моего совета по поводу основы
для смальты. Я предложил класть мозаику на железобетонные плиты. К
потолку они прикреплялись на винтах из нержавеющей стали. Мы точно
рассчитывали места для винтов, чтобы они не портили изображения. Следуя
традиции старой мозаичной живописи, художник делал фоны своих смальтовых
панно золочеными. П.Д.Корин любил проводить что-то вроде эстетических
бесед с инженерным составом. В разговорах с нами он неоднократно с
восторгом отзывался об искусстве древних иконописцев, особенно Андрея
Рублева, рассказывал о принципах его письма. Необычайно любил "Тайную
вечерю" Леонардо да Винчи.
Общаясь с такими людьми, как А.В.Щусев и Д.А.Корин, мы,
конструкторы, постигали мир искусства. И, в свою очередь, старались быть
не только полезными архитекторам и художникам, но, насколько это было
возможно, вдохновлять их красотой инженерных решений.
Семенов Алексей Иванович, род. в 1908 г., инженер, лауреат
Государственной премии СССР. В 1926-1928 гг. учился в Курском
землестроительно-мелиоративном техникуме. В 1934 г. окончил Московский
институт водного хозяйства. В 1935-1937 гг. работал на проектировании
гидротехнических сооружений канала "Москва-Волга". С 1937 г. по
настоящее время работает в области метростроения. 1962-1974 гг. -
начальник конструкторского отдела проектно-изыскательского института
"Метрогипротранс", после 1974 г. - главный специалист конструкторского
отдела. Основные постройки: "Комсомольская-кольцевая" (1952),
"Белорусская-кольцевая" (1952), "Новослободская" (1952), "Арбатская"
(1953), "Площадь Ногина" (1970, 1971), "Кузнецкий мост" (1975),
"Пушкинская" (1975).
А.Стрелков (архитектор)
В ДУШЕ ЧЕЛОВЕКА ДОЛЖНА ЗАЗВУЧАТЬ МУЗЫКА
Архитектура всегда считалась старшей сестрой искусств. Но в конце
50-х - начале 60-х годов она была развенчана за излишества, оказалась за
рамками художеств, стала отраслью строительства. Еще древние считали: не
сумел сделать красиво, сделал богато. Так вот излишества - это когда
"богато". Настоящая же архитектура обязательно красива. Но красота
должна достигаться лаконичными средствами. Это особенно важно в
архитектуре метрополитена.
В отличие от музеев, театров, даже вокзалов люди находятся на
станциях метро короткое время - в среднем две-три минуты. А в час "пик"
и того меньше. И за эти мгновения архитектура должна подействовать на
человека так, чтобы в его душе зазвучала музыка.
Студентом архитектурного института я много времени проводил в
Центральных архитектурных мастерских МПС, в бригаде Б.С.Мезенцева.
А.Н.Душкин, будучи главным архитектором этих мастерских, внимательно
присматривался ко мне. Вскоре я стал помогать Душкину и Мезенцеву в
проектировании высотного дома у Красных ворот.
В это самое время Алексей Николаевич и предложил мне принять
участие в разработке конкурсного проекта станции метро "Новослободская".
Идея образа у него сложилась: "Надо делать что-то сказочное,
декоративное",- говорил он. Мне нравилось, что в совместной работе
Душкин никогда не направлял мою мысль по конкретному "адресу", не велел
делать "как Кваренги" или "как Палладио". Увражей у него не было, истоки
его композиционной фантазии лежали не в иллюстративном знании истории
искусств, а в глубине души. Помню, когда мы работали над высотным домом,
он говорит: "Читал вчера "Жизнь растений" Тимирязева, так знаешь, Саша,
как колокольчик растет? Так, а потом вот так...". И неожиданно
заканчивает: "Дом-то наш высокий, а вестибюль - внизу, почувствуй, что
тут начало чего-то большого". Так Алексей Николаевич сообщал мне
совершенно особый эмоциональный настрой. И при проектировании
"Hовослободской" он дал направление моей мысли не прямой подсказкой, а
ассоциациями.
Наш проект победил в конкурсе, после чего я разрабатывал его в
точение двух месяцев. Алексей Николаевич навещал меня, контролировал,
что-то подправлял. Не могу сказать, чтобы мы всегда были единодушны.
Например, долго спорили по поводу вестибюля: Душкин настаивал на том,
что его надо делать круглым, я же считал, что он должен быть подчинен
улице и потому иметь перпендикулярную ей ось. Градостроительный совет
отверг "круглый" вариант, а через некоторое время утвердил предложенный
мною проект, по которому и выстроен вестибюль станции.
Идея витражей на "Новослободской" появилась сразу, однако
первоначальный замысел претерпел изменения. Алексей Николаевич предлагал
делать витражи из уранового стекла. Нечто подобное он видел в одном из
лондонских ресторанов, где даже в сумрачную погоду разливался солнечный
свет. Мы хотели, чтобы витражи были рельефными, и чтобы их автором была
В.И.Мухина - она в то время увлеченно работала в таком нетрадиционном
для скульптуры материале, как стекло. Однако в Госплане мне сказали:
"Золото, если надо, дадим, а уран - стратегическое сырье, о нем и не
мечтайте". Пришлось изменить замысел. С идеей витража из цветного стекла
мы обратились к П.Д.Корину, делавшему тогда эскизы плафонов для
"Комсомольской-кольцевой". Павел Дмитриевич подхватил нашу мысль и с
увлечением взялся за работу. "Это надо сделать по-русски",- сказал он.
Вдохновившись рисунками одежд из парчовых тканей, выставленных в
Грановитой палате, он создал красивые эскизы. Я же, поймав на слове
Госплан, сумел "выбить" золото для отделки и "Новослободской", и
"Комсомольской-кольцевой".
Когда наша станция была построена, она вызвала противоречивые
отклики. Одни ее хвалили, другие ругали. Однажды, будучи по делу у
И.В.Жолтовского, я сказал ему, что нас упрекают в "нетектоничности
"Новослободской". На что Иван Владиславович ответил: "Станция метро
строится из тюбингов и ее тектоника спрятана. Как бы вы ни делали
станцию, ее архитектура всегда будет декорацией. Только в одних случаях
декорация изображает конструкцию, то есть подстраивается под нее, а в
других делается откровенно, обнажая свою декоративную суть. Именно так
решена ваша станция. Я бы сделал ее еще более декоративной". Моя судьба
сложилась так, что после "Новослободской" и вестибюля на "Смоленской",
который мы делали с О.Великорецким, я в течение долгого времени
занимался проектированием жилых домов и объектов специального
назначения. Но меня неизменно тянуло к метро. К архитектуре
метрополитена - это были станции "Ленинский проспект" и "Октябрьская", а
также эскалаторный тоннель на Ленинских горах - я вернулся в годы
господства типового проектирования. В своих работах я старался не
поддаваться пагубной для искусства тенденции обезличенного аскетизма и
минимумом средств создавать индивидуальные образы.
В 1967 году, став главным архитектором института "Метрогипротранс",
я начал бороться за узнаваемость станций, за индивидуальный облик
архитектуры метро. После долгого перерыва в конкурсном проектировании
метрополитена я добился того, что был объявлен конкурс на группу станций
Ждановско-Краснопресненской линии. Составил программу, согласовал ее в
Союзе архитекторов и в ГлавАПУ, утвердил у министра, добился выделения
средств, собрал авторитетное жюри. На конкурс, нашедший широкий отклик в
кругу архитектурной общественности, поступило более 100 проектов.
Победившие проекты были приняты к строительству. Сам я возглавил работу
над сложным комплексом станций, пересадочного узла и вестибюлей "Площадь
Ногина". В подземных залах мы сохранили идею колонных опор,
разрабатываемую в более раннем проекте И.Г.Тарановым.
Потом была "Баррикадная". Строительство станции, расположенной под
прудом зоопарка, осложнилось гидрогеологическими условиями. Глинистый
слой грунта грозил сечением воды. И тогда я предложил конструкторам
делать шестиметровые пилоны, массивы которых предохраняли бы от течей.
Передо мной стояла задача: создать торжественный революционный образ и
одновременно - оптическую иллюзию, которая бы скрадывала размеры пилона.
Я решил его в виде складчатого блока, напоминающего и баррикады, и
полотнища знамен.
Мрамор для этой станции добывали на берегу Байкала, в местах, ранее
поставлявших слюду. Оказалось, что истощенные карьеры города Слюдянка
богаты мрамором, кусок которого я подверг испытаниям. Испытания прошли
