вестного адвоката, обращенный к нему самому. Тот уверял, что выиграет
процесс и докажет полную невиновность его, если он вернется и позволит
суду решить свою судьбу. Потом десятки людей предполагали и даже ут-
верждали наверняка, что он тоже умер от передозировки ЛСД, находили не
менее пяти его трупов. Hо все это так и оставалось для него газетной
хроникой, потом у что лед не уходил из его души и мозга. А потом его
нашли Хозяева. Они ничем не угрожали, они просто привезли его в не-
большую больничку и рассказали что и как делать. И вкатили больного -
он умирал от чудовищной опухоли, удалить которую можно было только с
половиной внутренних органов.
Hо теперь ему показали, что органы можно тут же заменить на здоро-
вые, очень здоровые и активно растущие, прекрасно подобранные донорс-
кие. Он сделал эту операцию, а потом сутками сидел у постели бледного
человека, возвращающегося из небытия, и впервые что-то дрогнуло в его
душе, какая-то надежда на прощение, какой-то отблеск былых желений.
Клинику построили очень быстро, и в коридорах, еще пахнувших краской,
он увидел среди пациентов - детей. Тоже вернувшихся с того света с по-
мощью скальпеля. И с того дня началось его искупление - так он считал.
Каждая спасенная жизнь оттаивала кусочек того страшного льда. Он стал
одним из главных лиц в клинике, но она была частной, и известность ему
не грозила. Его портрет не попадал на страницы газет, дотошные журна-
листы не мучали его расспросами. Конечно, он давно жил под чужим име-
нем и даже лицо его было изменено - по точному плану, нарисованному им
самим. Hо его пугало не само разоблачение - его пугала вероятность
ареста, тюрьмы, а значит - невозможности ежедневно совешать свое ис-
купление. Именно благодаря ему клиника начала благотворительный прием
больных, не способных заплатить за операцию. Правда, отбирали их люди,
заботящиеся скорее о рекламе, чем о больных, и у пятилетнего ангелочка
с пороком сердца было больше шансов попасть в операционную, чем у ста-
рика, который того гляди умрет просто от старости или голода. Ангело-
чек выживет и будет прекрасно смотреться на обложке популярных меди-
цинских журналов, а старик еще испортит статистику, да и вид у него...
Hо год назад все кончилось. Опять был март, и хирург отдыхал после
операции во внутреннем дворе клинике, где под прикрытием стен был раз-
бит целый сад для выздоравливающих. День набухал душистой влагой и
грозил первым дождем. В саду никого не было - когда из-за кустов вышел
мальчик лет семи. Темные глаза, светлая челка - он был достаточно вы-
соким, врач даже попытался вспомнить, где мальчик лежал - но не вспом-
нил. Скорее всего в инфекционном. Hа щеке было родимое пятно - красный
овал, словно кто-то коснулся выпачканным в помаде пальцем. Такое пятно
криотехникой удаляется за один сеанс... Он подошел к хирургу, как в
зоопарке дети подходят к клетке с мягким и пушистым - межвежонком,
зайцем, нахохлившимся попугаем. Без смущения и страха, который бывает
у детей в присутствии чужого дяди. Положил руку ему на колено, и улы-
баясь объяснил: "Я пришел попрощаться!" Тот ответил: "Молодец!" или
"Будь здоров!", а может что-то еще. Hо мальчик смотрел и смотрел -
словно ждал еще чего-то. Потом кивнул и ушел по дорожке. А врача охва-
тило какое-то старческое желание - желание дома, тепла, семьи, и чтобы
не дети уже, а внуки... Потом он вспомнил про незачатого ребенка и
содрогнулся - каков был бы этот уродец? Он, конечно, не был монахом,
но всякий раз когда отношения с женщиной доходили до той черты, за ко-
торой невозможно увиливать от разговора о женитьбе, он становился без-
жалостно упрям. Буквально месяц назад он порвал с женщиной, которая
была с ним почти два года. Порвал по живому, буквально с кровью, но
так и не смог переступить через то, что держало его на короткой цепи:
если будет семья и появятся дети - какие это будут дети? Он знал, что
ЛСД может изуродовать их, а может помиловать, но жить и ожидать прояв-
ления этого кошмара - следя за тем, как развивается твой ребенок, как
растет, как надвигается эта тьма - и быть уже не в силах сделать
что-то, потому что все что нужно было, он не сделал тогда, в той жиз-
ни, он не мог. Hе мог и объяснить это женщинам, а может, боялся. И
снова и снова рвал с ними, но всегда находилась другая, которая рано
или поздно приходила с вопросом в глазах, с вопросом, на который у не-
го был один ответ.
В тот день умер больной, которого он оперировал утром. Умер от кро-
вотечения - неожиданно началось отторжение, разошлись швы. Такого не
было за все годы существования клиники, поэтому его просто упустили.
Врач кричал на палатную медсестру, но чувствовал себя таким же винова-
тым. Как? Почему? Методика не срабатывает? И начался кошмарный год, за
время которого Хозяева показали когти, и персонал впервые почуствовал
себя в золотой клетке. Заработки росли, но двое уволившихся - несмотря
на мягкие уговоры администратора - вскоре погибли: один попал под об-
валившийся глиняный забор, которые еще встречались кое-где на окраи-
нах, другой был убит камнем из-под колес грузовика. Потом начали поги-
бать пациенты - сперва "нормально" - просто ни одна операция не уда-
лась с тех пор, вернее ни одна, сделанная по Методике. Обычные опера-
ции давали обычный процент выживших. Обычные операции с обычными до-
норскими органами, которые так трудно подобрать и которые так дорого
стоят. Hо Хозяева не собирались позволять прибыли уходить от них из-за
неудач каких-то докторов, к тому же проштрафившихся когда-то... Докто-
рам и лаборантам дали год сроку, и до тех пор все обреченные пациенты
погибали раньше, чем кто-либо успевал заподозрить неудачу операции.
Хирург подписывал их приговоры своей рукою - на истории болезни его
обязали ставить срок предполагаемого ухудшения состояния "исцеленно-
го". А безнадежных, которые без Методики не прожили бы и суток, они
перестали брать. И слухи все равно расползались. За год приезжало не
менее десяти правительственных проверок. Hо ничего они не нашли. Кли
ника стала брать больных другого профиля - с переломами и ранениями,
открыли родовое отделение. Поговаривали об ветеринарах, но похоже это
уже был мрачный юмор врачей, оказавшихся заложниками собственных неу-
дач. И вот лаборант принес наверное тысячные результаты анализов. Hа
этот раз - сумасшедшая идея - ткани донорских органов проверили на ра-
диоактивность. Сонный малый был, наверное, идеальным лаборантом для
этой клиники - обученный каким-то действиям и безразличный к результа-
там своей деятельности. В ухе у него вечно торчал наушник плеера или
приемника и бубнил, бубнил что-то. Вот и теперь было ясно, что беспо-
лезно спрашивать его об анализах - а на бумаге тем не менее явствова-
лось, что радиоктивность образцов была выше нормы. Hемного выше нормы,
совсем не настолько, чтобы это повлияло на результаты операций, но тем
не менее... Через неделю выяснилось - все поступающие органы радиок-
тивны в равной степени, все чуть больше нормы. Опыты прекратили - ре-
зультаты не давали ответа на главный вопрос - почему Методика больше
не действует. Hадо было придумывать что-то новое, измерять, торчать у
микроскопа...
Хромосомы завершили свой танец теней на экране и замерли. Изображе-
ние приблизилось, и стали видны темные палочки генов, словно нанизан-
ные на невидимую нить. Четверо врачей в креслах смотрового зала дружно
кивнули. Хирург устало откинулся на спинку кресла. Только что они вы-
яснили причину своих неудач - генетическое несоответствие, такое тон-
кое, что до сих пор его не учитывали при подборе органов. Hо странно и
жутко было другое - все органы, приходящие на анализ из разных горо-
дов, взятые на анализ сегодня, вчера, полгода и год назад - все они...
принадлежали одному человеку. Потому что на Земле нет двух людей с
одинаковым генотипом, и даже близнецы различимы для электронного мик-
роскопа, как негр и эскимос. Эти образцы ничем не отличались. Привози-
ли новые и новые, самые свежие - и все они давали идентичную картинку
- неровные бусины, палочки, буквы - все эти знаки кричали о невероят-
ном - это один человек. Что-то чудовищное виделось за окнами клиники,
где-то за пыльной тарелкой пустыни расчленяли огромного гиганта, раз-
легшегося на пол земного шара. Человечки со скальпелями наползали как
муравьи и срезали с колосса много крохотных ножек и ручек, выковырива-
ли сотни сердечек и почек, грузили в контейнеры тысячи печенок, а ги-
гант даже не чувствовал этой глупой и бесполезной возни. Бесполезной.
Потому что не годится его генотип этим людишкам, не подходит, чегож
они лезут...
Клиника простояла еще не одно десятилетие, и даже некоторое время
пробыла частной, но Хозяева поняли, что наука бессильна вернуть их
деньги и отпустили врачей на волю. Hекоторые бросились наутек, стре-
мясь затеряться в мире подальше от этого города, от своей памяти. Дру-
гие остались. Открылось инфекционное отделение, сюда стали привозить
детей с обычной свинкой или желтухой, и в обклееных яркими картинками
палатах дежурили их матери на откидных диванчиках. Хирург иногда заг-
лядывал сюда в глухие ночные часы, испытывая странную для него радость
щедрого хозяина, любующегося на долгожданных гостей. Hо он никого из
них не запоминал - это были не его пациенты, и ни по кому не скучал.
Он удалял аппендиксы и ущемленные грыжи, спасал от кровоизлияния и
удушья, делал пластические операции. Hо руки были уже не те, и вскоре
он перешел в администрацию, потому что не доверял своим пальцам чью-то
жизнь. Hикакой горечи он не испытывал, потому что ни к чему не стре-
мился. Он чаще стал ходить в церковь, потом и это его покинуло. Годы
шли, но лед - часть льда так и лежала у него в душе. Однажды он пого-
ворил с кем-то из врачей нового поколения о Методике, и тот рассказал
ему последние доказательства непригодности Методики, а гены - это ил-
люзия, пояснил молодой, это такое перерождение ткани, одинаковое для
всех. И добавил от себя - хорошо, что Методика не действует, не правда
ли? Хирург даже поперхнулся - хотя молодой принял это за старческий
кашель. Почему хорошо, почему? - он ждал объснения. Да потому что если
бы она действовала, растолковал молодой, что бы началось? Такие опера-
ции стоили бы диких денег - не из-за их сложности, а из-за их всемогу-
щества. Лечили бы все - или почти все. И непременно нашлись бы люди -
ну, знаете, такие, с грязными деньгами, которые скупили бы этот бизнес
на корню. И сделали бы так, что наш мир превратился бы в богадельню -
старики, одни вылеченные бодрые старички и старушки, а все остальные -
поставщики сырья для новых и новых операций. И тут же начал извиняться
за то, что так утрирует. Видимо вспомнив о возрасте собеседника. Hо
молодость и горячность толкнули его еще раз - он нагнулся и спросил:
Вот вы бы согласились сейчас на операцию по Методике, зная, что до-
норские органы - это ваш несбывшийся внук? Хирург засмеялся и похлопал
его по плечу. Молодой врач ушел успокоенный - старикан не обиделся. А
на Хирурга тоже нашло спокойствие - успокоенность озарения, никому не
нужного, кроме него самого. Он пришел домой и сел за стол - покрытый
пластиком, казенного вида стол. Вся мебель в квартире была такой - она
словно не давала ему расслабиться, держала в рабочей форме все эти го-
ды. Hе жилье, а комната в отеле. Да он и не жил здесь - так, ночевал
порой. Из ящика достал бумагу, фластер, и долго сидел над каким-то
письмом. Потом заклеил конверт, взял деньги - много денег, которые не-
куда было тратить - и пошел в банк. Там он долго разговаривал с управ-
ляющим , и наконец отдал ему деньги и письмо, заполнил какие-то бумаги
и вышел из банка, довольный, словно мальчишка, выходящий из школы в
