грудью за отечество и даже умереть за него. Но они забыли, что моя Родина
не здесь. Меня похитили и силой препроводили сюда. Да к тому же я никак не
мог представить себя в роли убийцы, и в особенности - какая абсурдная
мысль! - убийцы самого себя. Мне стало не по себе от мысли, что меня
оставят одного в банде висельников.
Я был готов высказать все это в совершенно определенных и
недвусмысленных выражениях, когда взгляд мой упал на Бейла. На лице его
играла надменная, презрительная полуухмылка, и мне стало ясно, что именно
этого он и ожидает от меня. Его презрение ко мне было очевидным. Я
чувствовал, что он думает обо мне, как о болтуне, за душой у которого нет
ничего. И тут случилось нечто неожиданное для меня самого: насмешливое
выражение на лице инспектора заставило меня сказать совсем другое. Я
произнес слова, лишь давшие мне возможность оттянуть окончательное
решение:
- А что после того, как я стану во главе мира В-1-два, что тогда? -
спросил я.
- Через коммуникатор вы будете находиться в постоянном контакте с
Имперской Разведкой, - живо отозвался Рихтгофен, - вы будете получать
подробнейшие инструкции. Нам хотелось бы разоружить В-1-два за полгода.
После этого вас возвратят сюда.
- Разве меня нельзя вернуть домой?
- Мистер Байард, - серьезно сказал Бернадотт, - вы уже никогда не
сможете вернуться в ваш мир. Империум предлагает вам любое вознаграждение,
какое вы только пожелаете, но только не это. Последствия раскрытия
существования Империума в вашем мире настолько серьезны, что абсолютно
исключают малейшие рассмотрения такой возможности. Однако...
Взгляды присутствующих обратились к генералу. Он выглядел так, как
будто собирался сейчас сказать нечто чрезвычайно важное.
- Чрезвычайный Комитет уполномочил меня, - сказал он торжественно, -
предложить вам офицерский чин в ранге генерал-майора, мистер Байард. Если
вы примете наше предложение, первым поручителем в этом будет дело, о
котором мы сейчас ведем речь.
Бернадотт протянул мне через стол большой лист пергамента.
- Вам следует знать, мистер Байард, что Империум не присваивает
званий, особенно таких, как генерал-майор, без чрезвычайных на то
оснований.
- Это будет очень необычное звание, - сказал, улыбаясь Беринг. -
Такого звания нет в войсках Империума. Так же, как и званий
генерал-лейтенанта, генерал-полковника; вы будете единственным в своем
роде среди людей Империума.
- Мы взяли это звание из вооруженных сил вашего мира в знак нашего
особого уважения к вам, мистер Байард, - сказал Бернадотт. - Но от того,
что оно необычно, оно не становится менее значимым.
Я слушал и смотрел на причудливый лист бумаги. Империум приготовился
хорошо заплатить за выполнение столь необходимой для него работы. ВСЕ, ЧТО
Я ЗАХОЧУ! И несомненно, они думают, что странное выражение моего лица
объясняется жадностью. Что ж, пусть так и думают: я не намерен больше
ничего сообщать им такого, что могло бы быть использовано против меня.
- Я обдумаю ваше предложение, - сказал я.
Вот теперь Бейл выглядел смущенным. Сначала он ожидал, что я наотрез
откажусь, теперь же он считал, что я буду приведен в замешательство тем,
что мне предложили. Ну и пусть остается со своими заботами. Бейл уже
надоел мне.
Бернадотт несколько замешкался.
- Я собираюсь совершить беспрецедентный поступок, мистер Байард, -
сказал он. - Пока что, на данный момент, по своей личной инициативе, я,
как глава государства, присваиваю вам звание полковника королевской армии
Швеции безо всяких предварительных условий. Я делаю это в знак моей
уверенности в вас.
Он сочувственно улыбнулся, поднимаясь, как будто не был уверен в моей
реакции на его предложение.
- Поздравляю вас, полковник, - сказал он, протягивая руку.
Я тоже поднялся. Все остальные уже стояли.
- В вашем распоряжении двадцать четыре часа на принятие решения,
полковник, - сказал Бернадотт. - Я препоручаю опеку над вами с этого
момента графу фон Рихтгофену и мистеру Берингу.
Рихтгофен обернулся к Винтеру, который все еще молча стоял рядом.
- Не присоединитесь ли вы к нам, шеф-капитан? - спросил он.
- С удовольствием, - ответил Винтер, щелкнув каблуками, и поклонился.
Едва мы вышли за дверь, Винтер повернулся ко мне и дружески хлопнул
по плечу.
- Поздравляю вас, старина. Вы здорово вели себя перед генералом.
Бойкость снова вернулась к нему.
Я внимательно осмотрел своего похитителя.
- Вы имеете в виду короля Густава? - спросил я.
Винтер даже замер от удивления.
- Но откуда вы знаете? - наконец спросил он. - Откуда вы, черт
возьми, это знаете?
- Но, должно быть, - сказал Беринг с воодушевлением, - в его мире
Бернадотт также известен, не так ли, мистер Байард?
- Совершенно верно, мистер Беринг.
- О, мистер Байард. Я буду вам признателен, если вы будете меня
называть просто Германом.
Он дружески пожал мне руку.
- Только вы должны как можно больше рассказать нам о вашем
замечательном мире.
В разговор вмешался Рихтгофен:
- Я предлагаю, господа, поехать в мою летнюю резиденцию в
Дроттинхольме, отужинать там и послушать рассказ о вашем мире, мистер
Байард, за парой хороших бутылок. А мы вам расскажем о своем.
5
Я стоял перед зеркалом и не без одобрения рассматривал себя. Добрых
полчаса двое портных, как пчелы, жужжали вокруг меня, накладывая последние
штрихи на творение своих рук. Должен отметить, что поработали они на
славу.
На мне были узкие бриджи из отличного серого сукна, высокие черные
сапоги из тщательно выделанной кожи, белая полотняная рубаха без воротника
и манжет под голубым кителем, застегнутым под самую шею. Отороченная
золотом синяя полоса шла до самого низа брюк, и массивные петли золотого
шнура были нашиты вдоль рукавов от запястья до локтя. Черный кожаный пояс
с большой квадратной пряжкой со шведским королевским крестом поддерживал
украшенные драгоценными камнями ножны с тонкой рапирой.
Слева на груди, к моему удивлению, размещались с предельной
тщательностью все мои награды за вторую мировую войну. На погонах блестели
яркие серебряные орлы полковника вооруженных сил США. Я был одет в полный
мундир, соответствующий моему новому положению в обществе Империума...
Хорошо, что я не позволил себе выродиться в мягкотелого слабака,
столь характерного для Департамента иностранных дел США. Размякшего и
бледного от долгого пребывания в кабинетах и поздних крепких выпивок на
бесконечных официальных и неофициальных дипломатических встречах. У меня
сносная ширина плеч, вполне приличная осанка, небольшой живот отнюдь не
портит линии моего нового наряда. Хорошая форма позволяет мужчине
выглядеть мужчиной. Какого же черта мы обзавелись привычкой заворачиваться
в бесформенные двубортные костюмы невзрачной расцветки и соответствующего
покроя?
Беринг восседал в парчовом кресле в роскошных покоях, отведенных мне
Рихтгофеном в своей резиденции.
- Вы будто рождены для военного мундира, - заметил он. - Совершенно
очевидно, что в вас есть склонность к вашему новому занятию.
- Я бы не очень рассчитывал на это, Герман, - сказал я. Его замечание
напомнило мне об обратной стороне медали. Относительно меня у Империума
были зловещие планы. Что ж, это как-нибудь потом. А сейчас я намерен
наслаждаться жизнью.
Ужин был подан на террасе, залитой светом долгого шведского летнего
заката. По мере того, как мы расправлялись с фазаном, Рихтгофен объяснил
мне, что в шведском обществе быть без какого-нибудь титула или звания - в
высшей степени труднопреодолимое препятствие. И не потому, что у каждого
должно быть какое-либо высокое положение, уверял он меня. Просто должно
быть что-нибудь, чем называли бы друг друга при обращении люди: доктор,
профессор, инженер, редактор... Мой воинский статус облегчит мне задачу
вступления в мир Империума.
Вошел Винтер, неся в руках нечто, напоминающее хрустальный шар.
- Ваш головной убор, сэр, - сказал он, сияя. То, что было у него в
руках, оказалось стальным хромированным шлемом с гребнем и позолоченным
плюмажем.
- Боже праведный, - изумился я, - уж не переборщили ли вы здесь?
Я взял шлем, он был легок, как перышко. Подошел портной, водрузил
шлем на мою голову и вручил пару кожаных перчаток.
- Вы должны их иметь, старина, - сказал Винтер, заметив мое
удивление. - Вы же драгун!
- Вот теперь вы само совершенство, - удовлетворенно сказал Беринг. На
нем был темно-синий мундир с черной оторочкой и белыми знаками различия. У
него был представительный, но отнюдь не чрезмерный набор орденов и
медалей.
Мы спустились в рабочий кабинет на первом этаже. Я обратил внимание,
что Винтер сменил свою белую форму на бледно-желтый мундир, богато
украшенный серебряными позументами.
Через несколько минут сюда спустился и Рихтгофен, его одеяние
представляло собой нечто вроде фрачной пары с длинными фалдами
приблизительно конца девятнадцатого века. На голове у него красовался
белый берет.
Я чувствовал себя превосходно и с удовольствием взглянул еще раз на
свое отражение в зеркале.
Дворецкий в ливрее распахнул перед нами стеклянную дверь, и мы вышли
к поданному нам автомобилю. На этот раз это был просторный желтый фаэтон с
опущенным верхом. Мягкие кожаные желтые сиденья полностью гасили тряску.
Вечер был великолепный. В небе светила яркая луна, изредка
заслоняемая высокими облаками. В отделении мерцали огни города. У
автомобиля был очень мягкий ход, а двигатель работал так тихо, что был
отчетливо слышен шелест ветра в ветвях деревьев, растущих вдоль дороги.
Беринг догадался взять с собой небольшую флягу, и пока нас подвезли к
железным воротам летнего дворца, мы успели несколько раз приложиться к
ней. Цветные прожектора освещали сад и толпы людей, заполнявших террасы.
Мы вышли из автомобиля и прошли в зал для приемов через гигантский холл,
мимо множества гостей.
Свет массивных хрустальных бра отражался на вечерних платьях и
мундирах, шелках и парче. Осанистый мужчина в малиновом костюме склонился
перед прелестной блондинкой в белом. Стройный, затянутый в черное, юноша с
бело-золотым поясом сопровождал леди в золотисто-зеленом платье в
танцевальный зал. Смех и разговоры тонули в звуках вальса, струящихся
неизвестно откуда.
- Все отлично, - рассмеялся я, - но только где же чаша с пуншем?
Я нечасто позволяю себе надраться, но когда уж решусь, то не признаю
полумер. Я чувствовал себя великим и хотел, чтобы это чувство как можно
дольше не покидало меня. В этот момент я не чувствовал ни ссадин после
падения, ни негодования из-за моей бесцеремонной задержки. А завтрашний
день меня нисколько не волновал. Чего мне не хотелось, так это увидеть
кислую физиономию Бейла.
Вокруг меня все говорили, о чем-то спрашивали меня, знакомились. Я
обнаружил, что один из гостей, с которым я разговорился, не кто иной, как
Дуглас Фербенкс-старший. Я увидел графов, герцогов, военных, нескольких
принцев и, наконец, невысокого широкоплечего мужчину с загорелым лицом и
усталой улыбкой, как будто ему хотелось послать всех к чертям. В этом
мужчине я, в конце концов, узнал сына Императора.
Я важно прошелся возле него несколько раз, словно у меня в кармане
было не меньше миллиона. Кроме того, легкое опьянение лишило меня обычной
тактичности, и я заговорил с ним.
