уничтожить.
- Никто и не говорит о простоте, но я могу это сделать.
- Кто же вы такая? Откуда вы все знаете? О Галактическом и
Вселенском солнцах, о том, что я хочу вернуть отца, о переменах в
долине, которые я задумал? Кто вы?
Александра немного помолчала, а потом улыбнулась:
- Я все еще не знаю ответа на этот вопрос, малыш.
Снова пауза, которую прервал детский голос:
- Никто еще меня так не называл.
- Но ведь ты сам зовешь себя так?
- Да.
- Так, мы договорились?
- Я согласен.
- Постойте, постойте, - воскликнул Макфинли, - вы-то какое
отношение имеете к прибору, что собираетесь его уничтожить?!
За Александру ответил Хенинкс:
- Эрхард, не будь смешным. Ты к этому прибору и вовсе никакого
отношения не имеешь.
- Как это? Он был сделан на моей земле.
- Вы - действительно глупец, господин Макфинли, - жестко
отчеканила Александра, - и земля, о которой вы говорите, ваша лишь
номинально, да и то на очень короткий срок оставшейся вам жизни.
- Я согласен с госпожой Пирс, - поддержал женщину адвокат, пока
Эрхард ловил ртом воздух, - такая игрушка как "Демиург" не по
карману человечеству.
- Конечно, пока у тебя не было миллиона долларов, такая
искренность тебе тоже была не по карману, - и неожиданно
обратился к лейтенанту, - задержите эту даму за нарушение границ
частной собственности и за оскорбление личности.
Рони Логарт опешил, но двинулся вперед, однако Александра
спокойно сказала:
- Дело сделано, господа. "Демиург" уничтожен, а малыш Фабио
сидит на коленях у своего отца.
- Что? Как? Когда? - оторопел Макфинли.
- Только что.
Логарт что-то забубнил в рацию, и через минуту сказал:
- Все верно. Отец Фабио вернулся, а в сарае обнаружена лужица
жидкого металла.
- Проклятье! - выругался Макфинли, - я этого так не оставлю.
- Неужели так хотелось поуправлять миром? - иронично
спросила гостья.
- Что? Да я... - Макфинли зашелся от ярости.
- Я вам только напомню о судьбе Охо. Он тоже хотел править
миром, а уж он-то был не глупее вас, если создал "Демиург".
Поверьте мне.
Макфинли обмяк. Хенинкс подошел к нему и положил руку на
плечо, сказав:
- Ну, что ты, Эрхард. Ведь мы хорошо отделались. Могло быть и
хуже. Забудь обо всем, и все будет как прежде.
- Да! Но могло быть и лучше, - промелькнула в голове Макфинли
глубокая философская мысль.
- Но, уж насколько плохо могло быть, вы даже представить не
можете, - сказала Александра вставая, - позвольте откланяться.
- До свиданья, - буркнул хозяин дома, вслед за которым
попрощался с гостьей и лейтенант.
Самуэль Хенинкс учтиво предложил:
- Разрешите проводить вас?
- Будьте любезны, - улыбнулась женщина.
Они вышли из дома и побрели по аллее парка. Александра
вдохнула чистый альпийский воздух и сказала:
- Хорошо у вас тут, спокойно.
- Да, - подтвердил адвокат, - скажите, госпожа Пирс, а почему вы
без мужа?
- Почему же без мужа? - откликнулась она. - Он в гостях у семьи
Синти.
- Как? - изумился Хенинкс, - когда же он туда попал?
- Сразу, как я договорилась с Фабио.
- А как он об этом узнал?
Александра постучала по лбу, улыбнувшись, и сказала:
- Что-то, вроде телепатии.
- А-а, - произнес спутник, не очень-то поверив ей.
Они дошли до дома Синти, и женщина предложила:
- Зайдете в гости?
- Удобно ли? - смутился Самуэль.
- Почему бы и нет. Если бы не господин Макфинли, вы были бы
совсем неплохим человеком, но, думаю, что с вашим отъездом все
уладится. Вы же умный.
- Спасибо, - немного покраснел адвокат.
Они постучали в дверь. Из нее вылетел счастливый Фабио, и, в
мгновение, разглядев Александру, кинулся ей на шею. Она немного
покружила его.
- Ну вот, видишь, как хорошо быть просто малышом, - тот уткнулся
в золото ее волос.
На пороге появился Марчелло Синти. Он улыбался, но при виде
Хенинкса лицо его изменилось, однако голос Джонатана Пирса,
донесшийся из глубины дома, успокоил его:
- Не стоит вспоминать прошлое. Господин Хенинкс - блестящий
адвокат и еще послужит миру во благо, не так ли, Самуэль?
- Я постараюсь, - ответил тот скромно, - и еще, я прошу мне
простить мою преданность господину Макфинли.
- За что ж извиняться, - ответила Лючия, - каким же вы были бы
профессионалом, если бы не выполняли требований клиента? Но
забудем об этом, у нас сегодня праздник. Проходите в дом.
Когда все расселись за столом, Александра, подняв бокал
шампанского, сказала:
- Возблагодарим Господа за то, что Он позволяет нам
исправлять Его ошибки.
"Но, кто же я, что могу их исправлять?" - подумала женщина, делая
глоток.
Ужасный грохот раздался снаружи над долиной сразу после этого.
Испуганные люди выбегали из своих домов и в изумлении смотрели,
как над одной из вершин, в вечернем воздухе тает образ необычной
женской фигуры.
- Господи! Это еще что? - воскликнул ошеломленно Хенинкс.
- Насколько я понимаю, - ответила загадочно Александра Пирс, -
это - Египетская богиня ...
- ... Изида? - изумленно выдохнул адвокат, глядя на исчезающие
контуры.
- Вот именно! - раздалось в ответ.
Никаких комментариев у Самуэля больше не нашлось.
-==ВМЕСТО ЭПИЛОГА==-
ИЛИ
ПОСЛЕДНИЙ СОН АЛЕКСАНДРЫ.
Колокол....
Вода заливает уши и рот. Я барахтаюсь изо всех сил, как лягушка,
попавшая в кувшин с молоком. Водоворот тащит меня на дно, но я не
хочу туда: там нет света, нет жизни, нет сознания.
Сознание размыто и сейчас, и есть только одно, неотвязчивое,
вопящее желание - воздух! Вокруг меня проносятся какие-то
предметы, люди, эпохи, а я тянусь мимо них к одному лишь глотку
чистого воздуха. Я вижу, но не помню кажущегося многообразия этих
предметов, слышу, но не понимаю сотни разно говорящих об одном и
том же людей, сравниваю и поражаюсь схожести сменяющихся эпох, и
я задыхаюсь в этом монотонном многоличии.
Сколько осталось сил для борьбы с бесконечным потоком
иллюзий? Откуда прибывают эти силы, когда я, уже готовая пойти на
дно этого вязкого в своей бессознательности хаоса, вдруг ощущаю
отклик моим молитвам, идущий откуда-то сверху. Тогда в голове
вспыхивает свет, проблески сознания возвращаются, и, пронзенная
волевой мощью неведомых энергий, я устремляюсь на поверхность
как торпеда.
Не соображая еще, что произошло, дышу. Дышу полной грудью и
вопль радости переполняет меня: свободна!
И тут я уже отчетливо слышу два удара колокола: бо-ом, бо-ом.
Будто, кто приветствует меня - еще одного путника, сумевшего
преодолеть жизненный омут. Но - нет! Колокол призывает меня к
осознанию реальности, вырывая меня из мира иллюзорной свободы.
Еще бы: я по-прежнему мало что вижу вокруг, все застилает густой
туман, а я стою по горло в болоте, утопая ногами в вязком иле.
Воздух свободы, которого я так страстно желала, оказывается
липнущим к горлу ядовитым газом болот. Но в голове немного
проясняется и паническое желание жить и дышать, ставшее
достигнутой мечтой, падает в свой омут, а я пытаюсь идти в сторону
берега, с отвращением выдергивая ноги из скользкого, топкого дна. Я
иду, но конца болоту не видно. Меня знобит, а порой кидает в пот и
жар, когда кто-то под водой поглаживает меня по ногам и, слегка так,
исподволь тянет под воду. В один из таких моментов я оступаюсь в
яму, и тот, кто ненавязчиво увлекал меня до сих пор, теперь дергает
вниз изо всех сил. Я снова хватаю воду ртом и вижу перед собой лицо
юноши, который когда-то (я уж и не помню, в какой из жизней!)
ухаживал за мной. Его глаза холодны и пусты, но на лице гуляет
блудливая улыбка, как и у многих здесь. "Он не холоден и не горяч,
но тепл", в нем нет искры ни от Бога, ни от Сатаны. Но я-то знаю
теперь, что наличие любой из искр - залог подлинной жизни, а не ее
тени, и я отталкиваюсь изо всех сил ногами от моего "ласкового"
ухажера и пробкой вылетаю на поверхность, чтобы сделать глоток
такого мерзкого и одновременно необходимого воздуха.
Что-то изменилось вокруг, когда я прихожу в себя. Туман начал
рассеиваться, и я вновь бреду измученная и опустошенная, понимая,
что назад уже никогда не смогу вернуться. Напрягаю все силы, чтобы
искать то неведомое, для которого теперь живу, и забыть то прошлое,
которое вижу, будто жизнь в мрачной норе без света и воздуха.
Неопределенность поисков тяготит меня и откалывает кусочки воли,
порождая сомнения и вопросы: кто я? куда?
Туман нехотя растаял, но солнца по-прежнему не видно. Тяжелые
тучи покрывают горизонт, но радость и надежда переполняют меня,
когда я наконец-то вижу берег. Я иду-плыву, натыкаясь постоянно на
кого-то, но у них там, под водой нет даже и половины тех сил, которые
есть теперь у меня, и они не могут противиться моему движению
вперед.
Неожиданно я вижу чью-то голову на поверхности. Приближаюсь.
Передо мной раскосые глаза на желтоватом лице и слипшиеся черные
волосы. До меня доносится голос:
- Пожар, что ли?
Сбитая с толку нелепым вопросом, я долго соображаю, но потом
до меня доходит его ирония, и я хриплю потрескавшимися губами:
- Хочу побыстрей добраться до берега.
- Зачем? - уже без прежней усмешки скрипит в ответ.
- Чтобы быть свободной, - изливаю я сокровенное.
- Свободной от чего? - снова раздается вопрос, который ставит
меня в тупик, и я несу околесицу:
- От общества, от прежней жизни...
- Так ведь это - эгоизм, - щурятся и без того узкие глаза.
- Почему? - удивляюсь я.
- Потому что ты бежишь от всего ради себя самой, забыв про
остальных.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не обернуться назад, на
остальных. Оглядываться нельзя, это - проявление слабости и
сомнений, это - зыбкий путь между прошлым и будущим, на
котором никто не застрахован от падений в омут отработанных
иллюзий. И я догадываюсь, почему встреченный мной человек до сих
пор не на берегу, но все же говорю:
- Почему я должна помнить про них, если они только и делают, что
тянут меня на дно?
- Хм! - голова восхищена моей глупостью, - так значит ты еще и
слаба, если не можешь удержаться на поверхности!
- Возможно, - задумчиво отвечаю я, - и именно поэтому хочу
побыстрей выбраться отсюда. Прощай! - кидаю я напоследок и
собираюсь плыть дальше, когда в моей голове неожиданно возникает
вопрос, - а давно ты здесь стоишь?
Глаз почти не видно:
- Эоны!
- Почему?
- Учусь держаться на поверхности, - после этих слов я чуть
топором не иду ко дну, но потом стремглав молочу руками по воде и
через несколько минут отказываюсь у кромки берега, вдалеке от
застрявшего в развитии китайца. Но, Бог мой, Ведущий меня к Себе,
здесь нет ничего, кроме зарослей терновника, и насколько хватает
глаз колючий, переплетенный кустарник тянется вдоль всего берега.
Я уже стою лишь по щиколотки в иле, и как только моя нога
касается сухой земли, слышу три удара колокола. Может, я и не
научилась еще плавать, как следует, но стоять тысячелетиями по
горло в болоте, как это делает оставленный позади китаец, я не
намерена. С другой стороны, глядя на заросли, протянувшиеся
передо мной, я понимаю, что нужно быть не совсем в своем уме,
чтобы сунуться вперед, но внутренний голос настаивает, что другой
дороги нет. Однако в тот миг, когда я делаю первый шаг в сотканную
из ежовых иголок стену, меня останавливает громкий возглас:
- Стой!
Я вглядываюсь немного наискосок вперед и вижу невдалеке
человека, которого сразу не заметила. Он, точнее она, поскольку это
- женщина, стоит среди зарослей, которые мне только предстоит
штурмовать.
