Нормальные отношения с тобой, разумеется, должны были
предопределять близость. Ну, конечно, если бы я не был полный
идиот, я бы трахнул тебя в первый же вечер - не сомневайся, ты не
была бы исключением! Но рассуждать теперь о возможности успеха
при условии шаблонного отношения к тебе - все равно, что
дискутировать на 18-ом съезде партии.
Короче говоря, вопрос об ошибочности решен однозначно,
как беременность.
Я не "выбрал" поражение. Я просто констатирую статус-
кво. Ценить мою ненастойчивость - это не для тебя. Мне же
представлялось настолько трудноразрешимым и, я бы сказал,
трудоемким, ломать наши "дружеские" отношения, что я предпочел
непоследовательную тактику выжидания. Чего выжидания?-
Вероятно, у моря погоды. Помимо этого, боязнь разочарования пугала
не меньше, так как привязанность и элементарная логика уступили
бы место раздражению и досаде.
Короче говоря, более менее меня все устраивало. Потерять
я, в принципе, ничего не мог, хотя бы потому, что ничего не имел.
Но все это до поры до времени.
Сегодня чаша терпения лопнула и из нее вылилась желто-
зеленая горечь -"на губах страсти -полынь", как поется в старой
песне.
Я никогда не испытывал от тебя чувства боли. Но мне
достаточно того, что ты склонна к тому, чтобы любезно
предоставить мне возможность испытать подобное ощущение.
Ты предашь меня.
Мои эмоции уже достаточно притулены. Я очень ценю и
берегу свое внутреннее спокойствие. Черт возьми! Так зачем же мне
совершенно сознательно себя травмировать? Не для того ли, чтобы
доказать себе полное безразличие к самоистязанию?!
Несмотря на мое терпимое отношение к лицемерию, лжи,
так называемой дипломатичности, полуправде, тенденциозности, с
женщинами все же я был всегда достаточно честен. Что есть - то
есть; чего нет - не обессудьте!
Слава Богу, что я еще не влюблен в тебя! Я легко переношу
наши разлуки и вспоминаю тебя лишь изредка. Ты уже погубила то,
что еще не родилось.
Меня бесит, с какой легкостью я расстался бы с тобой.
Меня раздражает отсутствие даже той легкой грусти,
которая всегда сопровождает обоюдный разрыв. Мне не жаль
проведенного с тобой времени хотя бы потому, что я не считаю его
потерянным. Время, проведенное с женщиной - впрочем, я повторяю
Моруа.
Прости, но я не могу даже заставить себя написать, что
запомню тебя. Вряд ли.
А может быть, когда-нибудь то, что называется памятью,
и раскроет передо мной образ милой танцовщицы, превратившейся в
гимназистку. Но это сбудет лишь в том случае, если я увижу цирк.
У меня хватило ума не отправить письмо.
В эту ночь все рабочие моей смены поставили под сомнение
мою либеральность. В эту ночь мы, как никогда, перевыполнили план,
и к утру у меня стало исчезать желание взорвать родное предприятие.
???
После восьми экзаменов Катя оказалась на вечернем
факультете МТИ. Ее поступление и все, что с этим связано, - основное
и, наверное, единственное связующее звено между нами. Год назад я
перестал появляться в Техноложке из-за боязни некоторых контактов.
Катя вернула меня на Лесную, и я болезненно стал ощущать
невосполнимую потерю прошедших шести лет. Я в МТИ, как
чужеродное тело в здоровом организме Теперь каждого сотрудника,
каждого студента института я стал рассматривать через мутную
Катину призму.
Октябрь 1984-го. В этом месяце меня приютил Зайцевский
манекенщик Пьер, живущий один в двухкомнатной квартире в
Бескудниково. Я сразу же постарался сделать его телефон знакомым
для большинства женского населения столицы. Были даже некоторые
успехи. В частности, Сашенька Бенуа-Корсакова, подружка Хановской
жены, которой я "сдал" квартиру ничего не подозревающего Пьера
(после чего она сто раз повторила фразу "Ох, какой ты жук!"), была
настолько очаровательным созданием, что я даже на день или два
забыл о Кате. Но не больше.
Из октябрьских images я помню, что однажды случайно
помог Кате купить билеты на Г. Гродберга, и мы вчетвером слушали
орган: Катя, Ира - ее сестра, Маша - ее подруга и я, Дима - ее
поклонник. Мне почему-то запомнилось, как Гродберг оригинально
вскарабкивался на свое сиденье. Можно было бы что-нибудь
придумать для облегчения ему этой задачи. Гарри сыграл "Токкату и
фугу ре минор". За это ему спасибо. Я ждал, что он, может быть,
сыграет хоральную прелюдию D-mol, но Гарри решил, что его почтут и
без прелюдии.
Иногда мы гуляли. Говорил в основном я. И как-то раз, у
"Жемчуга", рассказывая Кате "Фаворит" Д. Френсиса , я вдруг резко
повернул ее к себе и задал самый дурацкий вопрос, который только
можно себе представить:
- У тебя были мужчины?
Я всегда поражался ее умению уходить от ответов. Как,
впрочем, и полному неумению выражать свои мысли. Неудивительно -
кто ясно мыслит, тот ясно излагает.
Как впоследствии происходило не раз, платоническое
влечение к Кате Мороз перебивало самые яркие сексуальные
впечатления от любых девушек, с которыми я встречался. Но в то же
время разнообразие партнерш не вызывало у меня эмоций отторжения
(состояние, когда тебя утром выворачивает наизнанку), что неизменно
происходило бы в случае наличия между нами близких отношений.
На самом деле я моногамен. Если бы я спал с Катей и в
какой-нибудь момент с ней поссорился, то не дай мне Бог попытаться
трахнуть кого-то в первые дни после конфликта. Короче говоря, если
вы поссорились с любимой, я вам советую пару недель повременить и
не "бросать в койку" кого попало для успокоения. (Если вы не хотите,
конечно, чтобы вас стошнило прямо на партнершу, да простит меня Д.
Сэлинджер).
???
Ноябрь. Первый раз я сорвался 7-го ноября у Хана. Хан еще
не раз будет упоминаться здесь, поэтому я хочу сказать о нем пару
слов.
Я знаю Хана лет пять и не стану скрывать, что некоторое
время чувствовал на себе его влияние. Когда я с ним познакомился, это
был типичный пример стопроцентного фраера. Высокий,
симпатичный, пользующийся успехом у женщин, Хан присовокупил ко
всему этому неимоверные каждодневные траты и еврейское
бахвальство. В радиусе пятидесяти метров вся атмосфера была
пропитана Хановским обаянием. Хан был жуткий барахольщик, менял
чуть ли не каждый день шмотки и ходил по МТИ, как В. Леонтьев по
эстраде. Хан никогда в жизни ни с кем не ссорился, лицемерил
направо налево, был сторонником компромиссов и отвергал
решительные действия как волюнтаристские. Хан высказывал свое
мнение по всем возникающим вопросам, совершенно не ставя это в
зависимость от своей компетентности, любил во всем внешние
эффекты, хотя кто-кто, а он-то уж наверняка знал, что не все золото,
что блестит. Хан быстро увлекался и быстро терял интерес, знал
все понемножку и ничего толком. Таких проходимцев мир не видывал.
Он попадал всюду, куда не пускали - в театры, кино, бары и на
экзамены без допусков. Мне кажется, что Хану даже было в кайф, что
попасть куда-либо было трудно и надо проявить свое умение
договориться.
- Сейчас договоримся, - говорил Хан, и через несколько
минут все гуськом за ним заходили в какой-нибудь фешенебельный
кабак.
Даже, когда все было нормально, без сложностей, Хан все
равно создавал иллюзию трудностей, которые для него преодолеть,
мол, все равно, что "два пальца обоссать". А если Хан все-таки
просасывал где-нибудь, он тут же выкладывал пять тысяч аргументов
об абсолютной невозможности достичь "положительного эффекта".
Дескать, это не реально даже, если папа у вас зав. отделом ЦК.
3 февраля 1984 года Хан связал себя узами Гименея со
студенткой института иностранных языков Родионовой Ариной
(Картиной), о которой я могу сказать лишь то, что она производит
впечатление, подобное Маяковскому, - может либо явно нравиться,
либо явно нет, но равнодушной не оставляет. Прошел год со дня
лишения Хана холостяцкой свободы, а он уже поставил во главу угла
своей жизненной позиции воинствующий консерватизм и
стабильность. Типичный пример американца-южанина -
добропорядочный семьянин, консерватор и патриот.
Помимо этого, постоянным кредо моего друга был яркий
прагматизм. Понимание истины с точки зрения ее полезности стало
для Хана чем-то вроде классовой борьбы для марксистов.
Но, вообщем-то, Хан был не дурак, а это главное. И не явная
скотина, как все остальные.
7-го ноября Хан последний раз рискнул фраернуться.
Накупив вместе с майором Пятницей на его крутой цековской базе
ликеров рублей на триста, Хан занялся приготовлением коктейлей.
Кровавая Мэри с пивом и Амаретто с коньяком. Хан, вероятно,
вспомнив, как учил в школе комбинаторику, перепробовал все
возможные сочетания, добавив в качестве еще одного ингредиента
какой-то очень вкусный бельгийский мандариновый ликер. Приехал
Забор с женой, и мы напились до чертиков~ Вдруг я ощутил приступ
гипоглекимии, которым страдала Наташа из ремарковских "Теней в
раю", когда она стояла ночью голая у холодильника, пожирая все
припасы. Я тоже умял все, что нашел съестного на хановских
сковородках и в его "Розенлеве". Любящая, но пока еще не имеющая
детей Катя возилась с ребенком, а мы вспоминали нашу бурную
молодость. В конце концов я не выдержал и обозвал Шкатулку
скотиной за то, что она видит, как я люблю ее, и не ценит этого. После
чего добавил: "С-с-обака!" Все смеялись, вероятно, оценив
самобытную простоту моего признания. В глубине души я, конечно,
понимал, что она меня простит, хотя бы потому, что я ведь на самом
деле ее люблю. Но мне было не до смеха.
Я провожал ее по такому знакомому маршруту, что если
меня разбудить ночью и спросить, я буду, как рефрен, повторять:
"Здесь нет левого поворота, поэтому чуть дальше Марьинского нужно
будет развернуться в обратную сторону и въехать в переулок направо.
Да, да, вот здесь. Теперь налево и еще раз направо. Вот здесь у
подъезда прижмите."
Я еще раз десять повторил, что люблю ее, на что она
ответила, что ей очень приятно слышать это. Вот дура! Мне, например,
было бы совсем неприятно, если бы мне о своей любви говорила
какая-нибудь пьяная идиотка, которую я не люблю.
???
На следующий день я уехал в Минск, а оттуда во Львов и
Моршин. Пять дней я сочинял Шкатулке письмо, обложившись
Уайльдом, Моруа и путеводителем по Западной Украине.
24 ноября, вечер. Уезжаю из Львова, чтобы через Коростень
попасть в Жлобин, на Белорусский металлургический завод - символ
советско-австрийского сотрудничества.
Обычно я беру в дорогу одну сумку, которую можно повесить
через плечо. Спортивного типа. И всегда, когда куда-нибудь
приезжаю, и у меня есть несколько часов свободного времени, я
оставляю ее в камере хранения. Терпеть не могу таскаться с вещами и
уж тем более сидеть с ними на грязном вокзале. Оставалось несколько
минут до отхода, я быстро набрал в ячейке привычный код (он связан с
моей первой любовью и первой самостоятельной поездкой в Крым),
забрал сумку и пошел к поезду. На мне была синяя дутая куртка,
свитер (подарок моей Анечки), очки американской фирмы Rayban
вьетнамского происхождения и кепка Levis. Только я собирался войти
в вагон, как меня остановил патруль, 4 человека.
- Ваши документы? - голос лейтенанта звучал так, будто он
репетирует роль Холтоффа из "Семнадцати мгновений весны" на
украинской сцене.
Я показал.
- Куда едете?
Я ответил.
- Это Ваша сумка? Что у Вас в ней?
Тут мне показалось, что любознательность полицейского
зашла слишком далеко, и я спросил, какого черта.
- Вы очень похожи на одного преступника, которого мы
ищем, Полиция тупо смотрела на меня.
Я сдался.
- Когда я открою сумку, сверху будет лежать Герберт Уэллс.
Открыл, достал, предложил почитать, извинения не принял,
сел в поезд и уехал.
27-го ноября австрийская фирма "Voest-Alpine", в лице моей
полу подружки Клары, и я как частное лицо, совершили
интеллектуальный товарообмен, после чего я, уверовав в советско-