нашел среди досок яблоко тульской духовой антоновки. Что ж, тем лучше. Все
равно слаболежкая антоновка в этих условиях не сохранится до зимы. А я
проверю, зря мне читали пищевую технологию или все-таки нет.
Кучу пустых бочек Ефим отыскал в рокадной галерее, вытащил несколько
штук наверх, разжег неподалеку от входа костер, вскипятил три ведра воды и
как мог ошпарил бочки. У него не было ни ржаной, ни пшеничной соломы,
чтобы застелить дно, ни солода, ни горчичного порошка; нельзя и надеяться
получить в таких условиях качественный продукт, но Ефим все же засыпал в
бочки яблоки, потом, истратив половину запасов сахара и соли, приготовил
маринад и залил подготовленные яблоки. Он неверно рассчитал диаметр бочек
в пуке, заливки не хватило, и ее пришлось дополнительно готовить. Еще
сложней оказалось укупорить бочки. Сначала Ефим мучился, пытаясь
установить дно, не сняв уторный обруч, потом не мог вернуть уторный обруч
на место, потому что не догадывался осадить шейный обруч, а драгоценный
рассол тем временем утекал сквозь щели.
И все же он совладал с этой работой, набил на головки ригеля,
разложил подготовленные шпунты вдоль бродильных отверстий и, нянча избитые
в ссадинах руки, неведомо в каком часу ночи отправился домой. Жалел только
об одном, что поблизости нет подходящего водоема, и нельзя, заколотив
бочки в паки, утопить их для подводного зимнего хранения.
Утром под яблоней привычно кровавилось пятно. Фрекен красный -
французский сидровый сорт. Кто знает, как в условиях могильного хранения
готовить сидр? А потом, что, и до кальвадоса дело дойдет?
Ефим метался по подземелью, кричал, грозил. Яблоки молчали. Большие и
мелкие, румяные и зеленые, с плотной, рыхлой, зернистой и мармеладной
мякотью, кислые и приторные, сочные и суховатые, с привкусом ананаса,
крыжовника, бергамотной груши, клубники, монпасье, шампанского вина и
вяземских пряников. Они были покорны, но не покорялись, позволяли делать с
собой что угодно, но жили своей независимой жизнью.
Даже та партия антоновки, что была им замочена, оставалась как бы
сама собой. Яблоки меняли свой состав, мацерировалась клетчатка,
происходил солевой осмос и гидролиз фруктозы, уменьшалось содержание
яблочной и лимонной кислот, а взамен накапливались кислота молочная,
янтарная и альфакетоглутаровая. Но все это происходило само собой, по
закону яблока, а не по закону людей.
Ефим испек штрудель, а вечером - американскую мечту: яблочный пирог
со взбитыми белками. На утро нового дня поставил тушиться яблоки со
свеклой, а выйдя на улицу, принес два новых плода, которые было уже поздно
резать в кастрюлю.
Одержимый приступом трудолюбия, Ефим распаковал завезенное Путило
оборудование. Агрегаты грозно мерцали нержавеющей сталью, но оказались в
данной ситуации вполне бесполезны. Шпарочной установке требовался острый
пар под давлением в пять атмосфер, протирочной машине - силовой кабель.
Сверх того, в поставке обнаружился некомплект: недоставало луженого котла
для повторной варки вытерок, не было и окорят из светлой чинаровой
древесины. Пару часов Ефим читал найденную в ящиках документацию, изучал
график зависимости скорости желирования от температуры и содержания
пектина в мармеладной массе, потом убрал технические описания на место и
все свое внимание сосредоточил на кухне. Наварил кастрюлю компота и
нажарил пряженцев с яблоками.
Ночью ему снились яблочные беньеты, миротон и фруктовые тортелеты,
которые суть маленькие торты, подаваемые вместо десерта и в качестве
сахарного антреме.
Утром он обнаружил, что щит в пустом доте разбит в щепу и все ради
двух ничтожных ренеток, обнаруженных в законном месте неподалеку от
яблонь.
Преступниц Ефим изрезал и испек с ними шарлотку. Два десятка
отобранных в подвале ренетов Ефим пустил на рисовую запеканку с яблоками и
острый соус из поджаренной муки, моркови и красного перца. Плита в доте не
выключалась ни на минуту, над конфорками сохли длинные вязки изрезанных
кружочками яблок.
Ефима мучили изжога и понос, но он продолжал изощренно уничтожать
яблоки. Никто ему не мешал, в хранилище царили тишина и порядок. Ждущая,
живая, могильная тишина. И порядок.
Ефим понимал, что если еще не сошел с ума, то сойдет в самое
ближайшее время, если не остановит странные блуждания яблок. Помощи в этом
деле ждать было неоткуда. Не идти же в деревню, где опять скажут не на том
языке, а в лучшем случае сообщат "як краще зберiгати яблука". Бросить все
и бежать в город, как сделал его предшественник, он тоже не может. Надо
разбираться самому, а на это не хватает сил.
Ночь Ефим с топором в руках провел в пустом доте. Ждал. Никого не
было, ничто не шелохнулось в темноте, не потревожило чуткого ожидания. Вот
только стекло в жилом могильнике оказалось выдавлено, да под яблонями
виднелись багряные пятна яблок.
Ефим вернул их на место - рдеющее уэлси и многосемечковый мэк-интош,
выведенный в Канаде, но районированный почему-то в Ставрополе. Теперь надо
придумать, что с ними делать. А что можно сделать? Кончается мука,
кончился сахар, болит живот.
Тошнит от яблок.
Вот они - истинные виновники, покорные, сладкие, душистые. Подходи и
делай с ними что угодно, они согласны. Нездешне красивые, безучастные ко
всему. Затаившиеся. Что им надо? Кто они такие? Род Malus, откуда он
взялся на нашу голову? Палеоботаники ничего не говорят об этом, словно не
было никакого Malus'а в древние времена, будто появился он на свете вместе
с людьми, кинут мстительным богом вслед изгнанному из рая Адаму. И с тех
пор никакое волшебство - злое ли, доброе - не может обойтись без этого
плода. Таинственный Аваллон - Яблочный остров - владения феи Морганы;
наливное яблочко бабы-Яги, с помощью которого она наблюдает мир;
отравленное яблоко пушкинской царицы; волшебные молодильные яблоки и
хитроумный фрукт, от которого у дегустатора вырастают развесистые рога.
Золотые яблоки - неодолимый искус для царственного вора и приманка на
жар-птицу. Ради яблок обманут Атлант, яблоком обманута Кидиппа. Из-за
яблок скандинавские боги-асы убивали великанов-етунов. И самое главное,
самое знаменитое среди зловещих плодов познания зла - яблоко раздора,
несущее беды всем, кто его коснется. Яблоко - враг, проклятие рода
человеческого. Недаром солдаты всех времен мишень называли яблочком. Они
знали, куда надо стрелять.
А он, глупый, грешил на одичавших, забывших человеческую речь старух,
обидел тронутого умом Захарыча, даже мертвых немцев подозревал в
замогильном коварстве. Да самый их дух выветрился отсюда, надежно заглушен
яблочной вонью.
Фигура в каске и с крестом возникла у двери. Черный автоматный зрачок
уставился в живот Ефиму.
- Ты честное привидение, - сказал Ефим. - Тебе, должно быть, тоже
невмоготу среди яблок.
- Йа, - гортанно произнес немец. - Wo chemmo ye bu minbai.
- Спасибо, друг, - с благодарностью произнес Ефим.
Он спустился в рокадную галерею, в самый ад, остановился среди ящиков
и коробок.
Штрифеля вздымались над его головой, кучилась антоновка, бугрились
кальвили, громоздились штрейфлинги. Плотоядно алел румянец, подкожные
точки миллионом фасеточных глаз уставились на него.
Невыносимо пахло яблоками.
Ефим взял из ящика огромный царственный штрифель, пересиливая
отвращение, откусил кусок. Следы зубов четко отпечатались в желтоватом
мясе.
- Ну что? - спросил Ефим. - Тебе безразлично, когда тебя едят? А мне
- нет.
Яблоко невозмутимо смотрело на него. Укус на румяном боку казался
нелепо разинутым ртом с ярко накрашенными губами.
- Я знаю, что делать, - сказал Ефим. - Я сегодня же пойду и срублю
эти ваши деревья. Все равно они никому не нужны. Я выкорчую все до
последнего корешка, землю выжгу...
Яблоко дернулось в руке. Вмятины зубов на укусе с сочным чмоканьем
клацнули у самых глаз.
С нечленораздельным воплем Ефим отшвырнул яблоко, прыгнул в сторону,
задел плечом стопку ящиков. Сверху, ударяя по плечам и голове, посыпались
яблоки. Ефим отпрянул в сторону и едва не угодил под рушащуюся башню
списанной тары. Яблоки хлынули под ноги.
Ефим бежал, прыгал, уворачивался, а навстречу из боковых коридоров,
казарм, артиллерийских погребов, лазарета выкатывались яблочные валы.
Круглые, продолговатые, гладкие, ребристые яблоки падали отовсюду, грозя
засыпать его с головой. Это было бессмысленное тупое нашествие, если бы в
их движении оказалось хоть немного разума, Ефим не сделал бы и десяти
шагов. Но даже сейчас взбесившимся яблокам не было до него дела. Они
катились в разные стороны, рассыпаясь и перемешиваясь, сталкиваясь друг с
другом, а Ефим бежал, давно потеряв цель и смысл бегства. Так, попав в
слишком сильный прибой, избитый волнами пловец еще борется, рвется куда-то
и остатками угасающего сознания видит злую волю в том явлении, что
равнодушно топит его.
Впереди забрезжил тусклый свет, Ефим ворвался в пустой левофланговый
дот, захлопнул дверь, вцепился в ручку, ожидая рывка. Вместо этого на
дверь обрушился тяжелый удар. Покрытая заклепками сталь прогнулась, но
выдержала.
Наступила тишина.
Ефим спешно собирал разбросанные по помещению доски, стараясь
соорудить из них хоть какое-то препятствие. Потом остановился, пораженный
простой мыслью.
А ведь он в ловушке. Там, за дверью, потерна до потолка забита
ждущими яблоками, а другого выхода отсюда нет. Он не яблоко, ему не
протиснуться в узкую амбразуру, а они, если захотят, могут обойти его и
взять дот в лоб. Яблокам это не сложно.
Горбылина выпала из рук Ефима. Он понял, что никто не будет его
убивать. Он не нужен. Не вредит - и ладно. Это было страшнее всего.
Ефим вскочил, подбежал к амбразуре, приник к холодному металлу. Нет,
не пролезть. Почему-то даже сейчас он не мог заставить себя крикнуть:
"Спасите!". Стыдно было, что ли? Да и кто услышит его здесь? Даже если и
появятся на дороге ковыляющие бабульки, взывать к ним бесполезно, они
побредут дальше, пробормотав на прощание: "Non capisco" - или, например:
"Jo no comprendo".
- Спасите... - прошептал Ефим.
Ответа не было.
Ефим беспомощно закружил по доту. Как выйти отсюда? Ведь он погибнет
здесь, умрет от голода и жажды рядом с бессчетной громадой яблок. Путило
появится не раньше чем через шесть недель, а то и позже. Столько ему без
воды не прожить.
Ефим потолкал намертво заклиненную дверь, поднял и уронил несколько
досок.
Бесполезно. Прочный свод не сломать.
В дальнем углу Ефим поднял смятый клочок бумаги Должно быть, он
валялся на полу с самого сорок четвертого года, с тех пор, как взвод
саперов разминировал под горой контрэскарп. Зря они это делали. Если бы
дот был заминирован, его можно было бы взорвать. Замечательная вещь -
минное дело, с ним не страшны никакие преграды. А еще на свете есть
минирующая моль. Она портит яблоки. Умница.
Ефим разгладил хрупкий листок, поднес его к свету, начал читать:
"Разрушение бетонных оболочек при взрыве происходит в соответствии с
формулой Сен-Венана:
[написание формулы см. в рукописи]
где q - критическое давление; t - время действия взрыва; а - пролет
выработки; E - модуль упругости материала крепи; I - момент инерции
поперечного сечения крепи; m - вес элемента кре..." - дальше страница была
оборвана.
Ефим просиял лицом. Как все просто! Взорвать дот можно, мудрый
Сен-Венан давно решил для него эту задачу. Пусть пленник не властен над
