вскочив, могли лишиться щеки, а то и самой жизни. Яремная вена...
- Я знаю, где проходит яремная вена, - сказал Юстус.
Фавори в молчании закончил бритье и неслышно удалился. Он хорошо
понимал, когда можно позволить себе фамильярность, а когда следует
незамедлительно исчезнуть. Юстус же, надев торжественную лиловую мантию,
отправился в отель Святой Троицы. Идти было недалеко, к тому же сточные
канавы на окрестных улицах совсем недавно иждивением самого Юстуса были
покрыты каменным сводом, и всякий мог свободно пересечь улицу, не рискуя
более утонуть в нечистотах.
Отель Святой Троицы располагался сразу за городской стеной, на берегу
речки. Четыре здания соприкасались углами, образуя маленький внутренний
дворик. В одном из домов были тяжелые, окованные железом ворота, всегда
закрытые, а напротив ворот во дворе устроен спуск к воде, чтобы удобнее
было полоскать постельное белье и замывать полотно, предназначенное для
бинтования ран. Отель Святой Троицы стоял отдельно от других домов, все
знали, что здесь больница, и прохожие, суеверно крестясь, спешили обойти
недоброе место стороной.
Под навесом во дворе лежало всего пять тел: за ночь скончалось трое
больных, да возле города были найдены трупы двух бродяг, убитых, вероятно,
своей же нищей братией. Юстус ожидал в этот день найти под навесом еще
четверых, но вчера поутру их забрал себе господин Анатоль, и, как донес
мэтр Фавори, все они остались живы.
Юстус совершил обычный обход палат. Все было почти как в былые дни,
только исчезли взгляды больных, обращенные на него со страхом и ожиданием
чуда. У молвы длинные ноги, чуда теперь ждут от господина Анатоля.
Вероятно, они правы, господин Анатоль действительно творит чудеса.
Сначала Юстус не хотел один смотреть вызволенных у смерти больных, но
господина Анатоля все еще не было, и Юстус, махнув рукой на сословные
приличия, и без того частенько им нарушаемые, отправился в отдельную
палату.
Брадобрей был прав: четверо отобранных господином Анатолем больных не
только не приблизились к Стигийским топям, но и явно пошли на поправку.
Монглиер - бретер и, как поговаривали, наемный убийца, получивший недавно
удар ножом в живот, - лежал закрыв глаза, и притворялся спящим. Он должен
был умереть еще вечером, но все же был жив, хотя дыхание оставалось
прерывистым, а пульс неполным. Состояние его по-прежнему представлялось
очень тяжелым, но то, что уже произошло, повергало в изумление. Ни у
древних, ни у новейших авторов нельзя найти ни одного упоминания о столь
быстром и непонятном улучшении.
Остальные трое больных представляли еще более отрадную картину.
Нищий, переусердствовавший в изготовлении язв и получивший вместо
фальшивой болячки настоящий антонов огонь, выздоровел в одну ночь,
воспаление прекратилось, язва начала рубцеваться.
Золотушный мальчишка, сын бродячего сапожника, день назад лежавший
при последнем издыхании, прыгал на тюфяке, а при виде Юстуса замер,
уставившись на шелковую мантию доктора. Осматривать себя он не дал и со
страху забился под тюфяк.
Четвертый больной - известный в городе ростовщик, богач и сказочный
скареда, решивший лучше лечь в больницу, чем переплатить докторам за
лечение, - страдал острым почечным воспалением. Его вопли в течение недели
не давали покоя обитателям отеля Святой троицы. Теперь же он сидел на
постели, наполовину прикрытый одеялом, и при виде доктора закричал, грозя
ему скрюченным хизагрой пальцем:
- Не вздумайте утверждать, будто применили какое-то дорогое
лекарство! Вы не выжмете из меня ни гроша! Господин Анатоль обещал лечить
меня даром! Что, любезный, не удалось ограбить бедного старика?
Юстус повернулся и, не говоря ни слова, вышел. Ростовщик ударил его в
самое больное место: господин Анатоль не брал денег за лечение, а огромные
гонорары Гийома Юстуса вошли в поговорку у местной знати. Конечно,
господин Анатоль прав - грешно наживаться на страданиях ближних, но ведь
для бедных есть больница, а за удовольствие видеть врача у себя дома надо
платить. Еще Аристофан заметил: "Вознаграждения нет, так и лечения нет". К
тому же, это единственный способ заставить богачей заботиться о бедных.
Город выделяет средства скупо, и почти все улучшения в больнице
произведены за счет "корыстолюбивого" доктора. Этого даже господин Анатоль
не сможет отрицать.
Господин Анатоль сидел в кабинете Юстуса. Доктора уже не удивляло ни
умение молодого коллеги всюду принимать непринужденную небрежную позу, ни
его смехотворный костюм. Одноцветные панталоны господина Анатоля были
такими широкими, что болтались на ногах и свободно свисали, немного не
доставая до низких черных башмаков. Одноцветный же камзол безо всяких
украшений не имел даже шнуровки и застегивался на круглые костяшки. Под
камзолом виднелось что-то вроде колета или обтягивающей венгерской куртки,
но, как разузнал мэтр Фавори, короткое и без рукавов. Только рубашка была
рубашкой, хотя и на ней нельзя было найти ни вышивки, ни клочка кружев, ни
сплоенных складок. Сначала наряд господина Анатоля вызвал в городе
недоумение, но теперь к нему привыкли, и некоторые щеголи, к вящему
неудовольствию портных, даже начали подражать ему. Ни шпаги, ни кинжала у
господина Анатоля не было, к оружию он относился с презрением.
- Приветствую высокоученого доктора! - оживился господин Анатоль при
виде Юстуса. - В достаточно ли равномерном смешении находятся сегодня соки
вашего тела?
- Благодарю, - отозвался Юстус.
- Вы долго спали, - продолжал господин Анатоль, - я жду вас уже
двадцать минут. Излишний сон подобен смерти, не так ли?
- Совершенно верно, - Юстус решил не объяснять господину Анатолю, что
он уже вернулся с обхода. - Если вы готовы, мы могли бы пройти в палаты.
- Следовать за вами я готов всегда!
Молодой человек поднялся и взял со спинки кресла белую накидку, без
которой не появлялся в больнице. Юстус никак не мог определить, что это.
На мантию не похоже, на белые одеяния древних - тем более. Немного это
напоминало шлафрок, но куцый и жалкий. Господин Анатоль облачился и они
отправились в общие палаты.
Там их ждало совсем иное зрелище, нежели в привилегированной палате
господина Анатоля, где каждому пациенту полагалась отдельная кровать и
собственный тюфяк. В первом же помещении их встретила волна такого
тяжелого смрада, что пришлось остановиться и переждать, пока чувства
привыкнут к дурному воздуху. На кроватях не хватало места, тюфяки были
постелены даже поперек прохода, и их приходилось перешагивать.
- Лихорадящие, - кратко пояснил Юстус.
Господин Анатоль уже бывал здесь раньше и теперь чувствовал себя
гораздо уверенней. Он, не морщась, переступал тела больных, возле
некоторых останавливался, спрятав руки за спину, наклонялся над лежащим.
Тогда пациент, если он был в памяти, приподымался на ложе и умоляюще
шептал:
- Меня, возьмите меня...
Однако, на этот раз господин Анатоль не выбрал никого. Он лишь иногда
распахивал свой баульчик и, выбрав нужное лекарство, заставлял страдающего
проглотить порошок или маленькую белую лепешечку. Порой он извлекал на
свет ювелирной работы стеклянную трубку со стальной иглой на конце и
впрыскивал лекарство прямо в мышцу какому-нибудь счастливцу. Впрочем,
некоторые больные отказывались от подозрительной помощи господина Анатоля,
и тогда он, пожав плечами, молча шел дальше.
А Юстус вдруг вспомнил, как горячился господин Анатоль в таких
случаях в первые дни после своего появления. Что же, время обламывает
всех. Разве сам он прежде позволил бы кому-нибудь распоряжаться в своих
палатах? Особенно такому малопочтенному лицу, каким представлялся господин
Анатоль. Молодой человек не походил на врача, он не говорил по-латыни,
весело и некстати смеялся, порывисто двигался. Не было в нем степенной
важности, отличающей даже самых молодых докторов. Ведь именно уверенность
в своем искусстве внушает пациенту доверие к врачу. Главное же - господин
Анатоль боялся больных. Юстус ясно видел это и не мог себе этого
объяснить.
Но сейчас скептические мысли оставили старого эскулапа. Он наблюдал,
как от лепешечек и порошком господина Анатоля спадает жар, утихают боли,
как умирающие возвращаются к жизни и болящие выздоравливают. Это
восхищало, как чудо и было столь же непонятно.
Сомнения вернулись лишь после того, как господин Анатоль наотрез
отказался идти в палату чесоточных. Юстус, который уже был там сегодня, не
стал настаивать, и они вместе двинулись туда, где четверо спасенных
ожидали своего избавителя.
Господин Анатоль первый вошел в палату и вдруг остановился в дверях.
- Где больные? - спросил он, повернувшись к Юстусу.
Юстус боком протиснулся мимо замершего Анатоля и оглядел палату. Два
тюфяка были пусты, в помещении находились только Монглиер и ростовщик.
Монглиер на этот раз действительно спал, а меняла лежал, натянув одеяло до
самого подбородка, и мелко хихикал, глядя на вошедших.
- Удрали! - объявил он наконец. - Бродяга решил, что язва уже
достаточно хороша для его промысла, и сбежал. И мальчишку с собой увел.
- Идиоты! - простонал господин Анатоль. - Лечение не закончено, а они
вздумали бродяжничать! Это же самоубийство, стопроцентная вероятность
рецидива! Вы-то куда смотрели? - повернулся он к старику. - Надо было
остановить их.
- А мне что за дело? - ответил тот. - Так еще и лучше, а то лежишь
рядом с вором. Да и по мальчишке небось виселица давно плачет.
Господин Анатоль безнадежно махнул рукой и, достав из баульчика
трубку с иглой, склонился над лежащим Монглиером.
После осмотра и процедур они вернулись в кабинет. Господин Анатоль
сбросил накидку, расположился в кресле и, дотянувшись до стола, двумя
пальцами поднял лист сочинения, над которым накануне собирался работать
Юстус.
- Можно полюбопытствовать?
Некоторое время господин Анатоль изучал текст, беззвучно шевеля
губами, а потом вернул его и, вздохнув, сказал:
- Нет, это не для меня. Не объясните ли неграмотному, чему посвящен
ваш ученый труд?
Признание Анатоля пролило бальзам на раны Юстуса. Уж здесь-то, в том
малом, что создал он сам, он окажется впереди всемогущего господина
Анатоля!.. Кстати, как это врач может не знать латыни? Преисполнившись
гордости, Юстус начал:
- Трактат толкует о лечебных свойствах некоего вещества. Чудесный сей
состав может быть получен калением в керотакисе известных металлургам
белых никелей. Летучее садится сверху и называется туцией. Свойства туции,
прежде никому не известные, воистину изумительны. Смешавши мелкий порошок
с протопленным куриным салом и добавив для благовония розового масла, я
мазал тем старые язвы и видел улучшение. Раны мокнущие присыпал пудрой, из
туции приготовленной, и они подсыхали и рубцевались. Туция, выпитая с
водою чудесных источников, утишает жар внутренний и помогает при женской
истерии.
Господин Анатоль был растерян.
Не знаю такой туции, - признал он. - И вообще, никель не бывает
белым.
Юстус поднялся и выложил на стол сосуд с туцией, скляницу с мазью и
осколок камня.
- Ничего удивительного нет, - сказал он, - потому что я первый изучил
это тело. А вот - белый никель, или, в просторечии, обманка.
Лицо господина Анатоля прояснилось. Он высыпал на ладонь немного
порошка, растер его пальцем.
- Ах вот оно что! - воскликнул он. - А я уж подумал... Только это не
никель, а цинк. Кстати, он внутрь не показан и от истерии не помогает,
