Лишь в десятом классе Мао испытал теплое отношение к человеку. Это была
девочка из девятого класса - тихая и невзрачная. Она стала единственной,
кому удалось узнать близко злобного подростка, заглянуть в его душу и даже
полюбить ее...
Это произошло как-то неожиданно. На одной из перемен Мао пригласил
девочку прогуляться по парку, находящемуся рядом со школой, как только
кончатся уроки.
Она согласилась, так как до этого времени на нее никто не обращал
внимания, да к тому же и боязливый интерес к юноше со славой зверя волновал
ее неискушенное сердечко...
Они гуляли по осеннему парку, сначала молча, а потом Мао постепенно
разговорился, открывая себя как великолепного собеседника, с суждениями о
жизни не подростка, но взрослого мужчины...
Вскоре девочке стала интересна не только его дурная слава, но и он сам.
Как оказалось, за маленькими косыми глазками и кровожадными губами
скрывались тонкие и нежные чувства, и ей было все равно, что они проявлялись
только по отношению к ней...
Позже об их связи узнала вся школа. За странной парочкой установили
контроль, так как боялись всяких неожиданностей. Следили за ними повсюду, не
скрываясь, в основном это делали педагоги-мужчины, да и то только те,
которые были физически сильны.
Мао раздражал этот контроль, он чувствовал, что нервы скоро не выдержат и
кто-нибудь заплатит за шпионаж проломленной башкой.
Как-то вечером, вооружившись лопатой, он ушел в парк без своей подруги и
под покровом наступающей ночи вырыл эемлянку. Он устроил вход между корней
рассохшегося дуба и замаскировал его сухими ветками. Затем перетащил из
школы несколько старых одеял и устроил в землянке нечто вроде лежбища, где и
переночевал медведем в новой берлоге.
Утром Мао съездил в город и раздобыл где-то три капкана для ловли волков,
которые расставил вокруг землянки, тщательно их закамуфлировав.
Днем, как обычно после уроков он повел девочку в парк, все время чувствуя
позвоночником слежку. Неожиданно он схватил подругу за руку, потащил ее в
сторону, и они побежали, стараясь оторваться от преследователей...
Позже, в землянке, когда волнение девочки пошло на убыль и сердечко
застучало спокойнее, Мао положил свои могучие ладони на ее неразвившиеся
груди и стал ласкать их нежно, как большой зверь ласкает своего
новорожденного детеныша. И не было в его действиях никакого опыта, был лишь
один могучий инстинкт продолжения рода человеческого... И если бы Мао хоть
на миг задумался о смысле этого инстинкта, хоть на минуту попытался
контролировать свои действия, то несомненно бы понял, что совершает акт,
противоречащий всей его природной философии, всему его существованию. Он
ненавидел человечество и, наверное, не захотел бы принимать участия в его
воспроизводстве. Но инстинкт на то и инстинкт, что даже человека лишает
разума, оставляя высокой материи лишь функциональные способности...
Девочка после этой ночи забеременела и по неопытности узнала об этом лишь
на четвертом месяце. Ее тошнило, и она обратилась к интернатскому врачу,
который, ухмыляясь, сказал, что она скоро станет матерью, а на прощание
съязвил, что уж больно молодая мамаша будет у отпрыска.
06 этом событии, конечно же, узнала вся школа. Одноклассники говорили,
что девочка родит злобного медведя, а сердобольная учительница географии на
ушко уговаривала девочку решиться на искусственные роды, чтобы, не дай Бог,
у нее не родился дебил...
Только Мао ничего не знал. Подруга, боясь его гнева, не сказала о своей
беременности, а так как он ни с кем не общался, то и мерзкие слухи до него
не дошли...
Обо всем он узнал лишь через месяц, когда девочку нашли повесившейся в
парке.
Ее душа, не выдержав всеобщего осуждения, решила не мучиться более, а
просто отправиться в полет к вечному счастью...
После этого события вся школа замерла в страхе, ожидая неминуемой мести
Мао.
Но месть не следовала, наоборот, китаец вел себя менее агрессивно, чем
всегда, хоть и по-прежнему был замкнут...
Мао рассудил, что само провидение спасло его от ошибки, забрав подругу и
неродившегося ребенка в неизвестные дали, в другую жизнь. Отныне ему нужно
быть осторожнее, и если инстинкт все же берет верх над его разумом, то
должно и позаботиться в здравом рассудке об избежании нежелательных
последствий...
Мао закончил школу и поступил на философский факультет. Проучился на нем
два года и, разочаровавшись, ушел. Его раздражал тенденциозный подбор
философских школ, и он сам решил изучать то, что ему нравится, а если
удастся, то и создать собственное философское учение...
Со школьной поры он больше не встречался с женщинами, не симпатизировал
им, борясь с влечением, сублимируя в науку, а вскоре и влечение прошло,
незаметно, без волнений...
Когда Мао исполнилось двадцать три года, он впервые в жизни написал
научную статью под названием "Мизантропия и космос", которую опубликовали в
приличном столичном журнале, а впоследствии ее перепечатали и несколько
зарубежных изданий. Основная мысль статьи заключалась в том, что нелюбовь к
человеку исходит из космоса, что в скором времени мизантропия захватит все
человечество и нынешняя точка отсчета морали полярно изменится... Мысль,
изложенная в статье, была не нова, но само построение было столь логично,
такая уверенность исходила из каждого умозаключения, что автор безусловно
заслуживал уважения и обращал на себя внимание.
Вскоре Мао стал получать заказы на написание статей от всевозможных
западных философских журналов. Он с удовольствием брался за них, писал
быстро и умно, и заказчики, как правило, были довольны. Перо его крепло,
мысль мужала... Когда Мао исполнилось двадцать шесть лет, на одной из
научных конференций он увидел женщину, которую неожиданно для себя полюбил.
Вначале он боролся с этим чувством, испытывая по отношению к себе бешеную
злобу. Но вскоре ненавистное чувство завладело всем существом китайца,
мучило его вечерами и будило ранним утром... И наконец Мао сдался ему,
измученный и истерзанный могучей силой, против которой всю жизнь боролась
его философская мысль...
Он дал возможность любовной истоме вытеснить рассудок, весь отдался
чувству, но вдруг обнаружил, что тело не готово к новому качеству, что годы
вытеснения инстинктов дали свой результат. Организм молчал, не реагировал
даже на самые пикантные фантазии. Сначала Мао пытался себя убедить, что оно
к лучшему, что именно этого он и добивался. Но поскольку чувства уже
победили сознание и он весь был в их власти, сердце китайца захлестнули
жестокие страдания. Мао мучился ночами, скручивая из простыней веревки,
боялся одной лишь мысли о своей любимой женщине и ощущал себя неполноценным
уродом.
Целый месяц он был в плену отчаяния - похудевший, заросший волосами,
грязный и вонючий, как крокодил. Но как-то ранним весенним утром он
проснулся с решимостью в глазах, которая обязательно приходит после
отчаяния, издал могучий рев, как будто призывал на бой соперника, хлестнул
себя пару раз по щекам, так что на губе выступила кровь, и вышел на улицу, к
весенним ручьям, к ненавистному ему человечеству...
Он купил маленькую одноместную палатку, рюкзак, продуктов на месяц, билет
на самолет и, уже не возвращаясь домой, не сказав никому ни слова, улетел к
морю, в Крым...
Морские пляжи в апреле всегда пустынны, но Мао ё боясь человеческих глаз,
забрался в самое глухое место, где не было ни одного строения, где были
только крутые скалы и вопящие чайки. Он поставил палатку и стал жить в ней ё
сосредоточившись на своем больном организме.
Мао дал слово, что откусит себе палец в случае выздоровления, а если
понадобится, отгрызет и всю руку.
Когда кончились привезенные продукты, он залезал в еще холодное море,
обдирал с ближайших скал мидий и пожирал их сырыми, не обращая внимания на
их попискивания, круша свои зубы недоразвитым жемчугом...
Прошло два месяца, но главная мышца в теле по-прежнему молчала. Остальные
же мышцы наливались силой, и Мао стал похож на слона - медлительный, с
мощными ляжками, с маленькими глазками...
Не желая, чтобы отчаяние вновь завладело всем его существом, он решил
обратиться к Богу. Но к какому?.. Рожденный от китаянки и еврея, живший всю
жизнь на территории православия, он мог выбирать из трех богов по своему
усмотрению... И тут Мао неожиданно вспомнил своего отца, о котором не думал
уже с десяток лет., и кровь его немного потеплела...
На следующий день, когда солнце зависло в зените, Мао, сидя на краю
скалы, ощущая под собой море, сделал себе обрезание. Бритвой он срезал свою
крайнюю плоть и кольцом надел ее на палец. Затем залез по пояс в соленое
море и стоял в нем, сжав зубы в пока не остановилось кровотечение...
Таким образом он дал обет Богу всех евреев, Богу своего отца...
Начинался купальный сезон, и отдыхающие осваивали новые пляжи, подбираясь
к стоянке Мао. Как-то он заснул на скале, а проснувшись, увидел под ней
маленький нудистский пляж.
Несколько женщин и мужчин подставили свои обнаженные тела под солнечные
лучи и молча, слушая накатывающиеся волны, дремали...
Мао неожиданно для себя залюбовался этой картиной, успокоился, а когда
вдруг посмотрел на низ своего живота и увидел возрожденную жизнь, то издал
победный вопль, до смерти напугав нудистов... Он зашел в свою палатку и
повязал бантом красную ленточку на оживший орган, отмечая тем самым
праздник. Затем сунул в рот палец и изо всей силы сомкнул на нем острые
зубы, выплюнул его, откушенный, в море и, окровавленный, с украшенным
половым органом, появился на нудистском пляже. Загорающие, пришедшие в
панический ужас от открывшейся им картины, похватали свои вещи и побежали с
пляжа, оставив торжествующего Мао одного. Китаец громогласно расхохотался и
стал сворачивать свой лагерь, готовясь к обратной дороге.
Мао вернулся в столицу, возрожденный, с еще более обезображенной рукой, с
кольцом крайней плоти на одном из уцелевших пальцев и вдруг позабывший о
своей любви, с приходом здоровья покинувшей его душу.
Подходя к своей квартире, он увидел воткнутый в щель бланк
поздравительной телеграммы, в которой было написано: "Поздравляю днем
рождения зпт желаю счастья эпт здоровья зпт любви тчк твой отец Иосиф".
КЕРОЛАЙН
Я попытался рассказать о своих братьях и о том, как они потеряли пальцы.
Теперь же мне предстоит поведать немного о себе. Я постараюсь уложиться
коротко, к тому же и рассказывать особенно нечего.
После того как отец подкинул Мао бабушке, он вновь исчез. На сей раз
Иосиф не пытался форсировать границы отечества, а отправился в глубинку
России, где и познакомился с моей матерью - тихой русской женщиной. Отец,
еще молодой, но с абсолютно седой головой и глубокими морщинами на лице,
влюбился мальчишеской любовью в сибирскую красавицу, оплодотворил ее своим
живучим семенем, и вследствие этого через девять месяцев родился я.
Я был совершенно обычным ребенком, не отличался ни красотой, ни особым
умом, а тем более не выказывал каких-нибудь неординарных способностей. Я
рос, как тысячи моих сверстников, довольный своим детством, любящий своих
родителеи...
До пяти лет я не знал о существовании братьев, живущих в столице, да если
бы и узнал, мне было бы совершенно наплевать. Ребенка интересует только то,
что находится рядом, то, что можно пощупать руками, или на худой конец
отправить в рот, чтобы, пережевав, проглотить.
Лишь по достижении пятилетнего возраста, после того как моя мать умерла
