Знаете, очень удобно для варки варений.
- Да ради Бога.
- Поможете донести?
- Нет. Я в другую сторону.
- Тогда ладно. Как-нибудь сам...
Толпа стремительно направлялась к - климовскому" полю. В ее слаженном беге
было что-то от первобытного племени, загоняющего стадо мамонтов.
По пути к куриному производству погромщики давили и топтали диких кур,
проходясь коваными сапогами по их кладкам. Во все стороны брызгал яичный
желток, напоминая выплеснувшиеся с небес лучи солнца, кружилось разноцветное
перо и стоял над городом истошный, надрывный птичий крик.
- Ах ты, Господи, что происходит! - всплеснула руками Вера Дмитриевна,
глядя из окна на пробегающую толпу. - Куриный погром!.. Лизочка! Лизочка!..
Пойди погляди скорее! Наконец-то они решились!
Лизочка и так все прекрасно видела, сидя на подоконнике в своей комнате.
Рядом с кроватью стояли чемоданы и тюки с вещами, собранные по настоянию
г-на Туманяна.
Несмотря на поспешный отъезд, Лизочка Мирова была счастлива. Накануне
скотопромышленник сделал ей предложение, и она, не раздумывая, согласилась.
Ее воображение волновал отъезд в столицу, в которой она никогда не бывала,
но о которой ей столько грезилось еще в девичьих снах.
- Ах! - сказала Лизочка. - Да пропади эта дыра пропадом!
* * *
- Ну вот и началось, - прошептал доктор Струве, заслышав народный вопль.
- Вот и конец наступает.
Он оглядел свою уютную лабораторию и чуть было не заплакал о том, что все
это придется оставить. И дом, и практика - все коту под хвост.
- А ведь я был почти первым жителем города! - вдруг вспомнил эскулап, но
подавив волевым усилием сантименты, сложил в саквояж врачебный инвентарь.
- Господи, что там?! - Отец Гаврон напряг зрение. - Люди, что ли, бегут?
- Монах перекрестился. - Никак, громить производство собираются!
Он ничуть не испугался, а откупорил бутыль с формолыо и сделал из нее
глоточек. Потом взял свой - фоккель-бохер" и передернул затвор.
Наконец толпа достигла - климовского" поля, окружив его плотным кольцом.
Самое большое гнездо заразы от народа отделяла бетонная стена высотой в два
человеческих роста. Единственный вход - ворота, обшитые листовым железом,
были накрепко заперты изнутри.
Народ шумно и злобно дышал, встретив неожиданное препятствие. Слышалась
матерная брань.
Отец Гаврон свесился с наблюдательной вышки.
- Эй, вы чего там?
Народ задрал головы.
- А ты чего? - спросил плюгавый мужичонка. При этом с него свалилась
кепка и измазалась в курином помете.
- Я ничего, - ответил монах. - Я сторожу.
- А ну слезай! - рассердился предводитель, брезгливо разглядывая кепку.
- Открывай ворота! - закричала баба. - Сейчас такое начнется!..
- Слушайте-ка меня внимательно! - миролюбиво начал отец Гаврон. - Ворота
я вам не открою. Да и вам пробовать не советую! - Он приподнял ружье и
уложил его на перекладину, так что ствол смотрел прямо в гущу толпы. - Лучше
охолодите-ка свой ныл и ступайте по домам. Правда, лучше будет.
- Да ты чего, против народа!!! - взвизгнула баба. - Да мы тебя, сука в
рясе!!!
Предводитель кивнул нескольким молодцам, которые тут нее отправились на
поиски бревна, чтобы соорудить из него таран и взять производство приступом.
- Не хочешь по-доброму открывать, - сказал мужичонка наверх, - мы силой
возьмем. А только тебе от этого плохо будет!
- А нечего меня пугать, - ответствовал монах. - Я одного Бога боюсь. А
тобой, прыщ гнилой, только комаров пугать!
Лицо предводителя набрякло кровью, от возмущенья он потерял дар речи и
лишь погрозил наверх костлявым кулачком.
- Да ты что, монах! - заголосила баба. - Ты что же, не знаешь, сколько мы
от этих кур натерпелись?!
- Да-да! - поддержали в народе.
- Все пострадали! - продолжала баба. - Мужа моего во время нашествия куры
разодрали на кусочки! Вдова я по милости этих тварей!
Неожиданно под сердцем отца Гаврона екнуло.
- Как звать тебя? - осипшим голосом спросил он.
- А тебе что ?!
- Да так просто...
- Евдокия. Евдокия Андревна от рождения, - ответила баба удивленно.
- Вот как бывает, - проговорил отец Гаврон. - А меня не помнишь?
- Да нет вроде. Или плохо вижу снизу...
- Андреем меня звали в миру. Андреем Степлером. Не помнишь?
- Андрюшка?! - изумилась баба.
- А я все-таки синие яблоки произвел. Только ты не дождалась, замуж
вышла! А я мужа твоего отпевал.
- Помнишь?
В этот момент подоспели молодцы, притащившие огромное бревно.
- Последний раз спрашиваю! - обратился к монаху мужичонка. - Откроешь
ворота?
- Не открою, - ответил отец Гаврон. - Не рви глотку понапрасну!
- Прости меня, Андрей! - крикнула баба снизу.
- Да чего уж там, - махнул рукой монах.
- Не сложилось у нас с тобой!..
- Всяко бывает.
Их разговор перекрыл глухой звук бьющего о металл дерева.
- Раз-два, взяли! - командовал мужичонка. - Навались!
- А ну-ка подожди, Дуся! - крикнул монах и тщательно прицелился из ружья.
Раздался хлопок, и предводитель, вскинув руки, удивленно взглянув на все,
упал на землю, затерявшись у кого-то в ногах.
- У-у-у! - негодующе завыла толпа. - У-гу-гу!..
А кто-то, особо неприметный, достал из кармана пращу, не торопясь зарядил
ее свинцовым грузилом и, покрутив ею для разгона, выстрелил в ответ.
Грузка угодила монаху в левый висок, раздробив кость. Монах был крепок и,
прежде чем умереть, схватился рукой за бутыль с формолыо, затем оттолкнул
ее, вдруг вспомнил своих предков, царскую благодарность, молоденькую Дусю,
Бога и уже после всего этого перевалился через перекладину вышки и рухнул в
толпу осаждавших. Вслед за ним скатилась и бутыль с формолью, разбившись
вдребезги и окатив людей едкой жидкостью.
- А все-таки не надо было монаха убивать! - сказал кто-то.
Наконец дверь после многотрудных натисков поддалась и, жутко заскрежетав,
распахнулась, впуская очумевших погромщиков.
Толпа, вопя и гогоча, устремилась внутрь куриного производства. Каждый
старался обогнать другого и первым обагрить свои руки кровью.
И только Евдокия Андревна осталась за воротами. Она присела возле
мертвого монаха и погладила его волосы.
- Андрюшка, Андрюшка Степлер! - сказала баба и вдруг вспомнила, что и у
нее когда-то было другое имя. - Какое же?.. Ах да, мадмуазель Бибигон. Или
пригрезилось мне это?.. - Баба прикрыла монаху глаза, попыталась было
заплакать, но не получилось. - Прощай, Андрей Степлер.
Она поднялась с корточек и медленно пошла прочь от куриного производства.
Почему-то ей вспомнился капитан Ренатов. Он выплыл из памяти жалкой своей
персоной, греющей ладони о бока горячего самовара.
- Надо уезжать", - решила баба, отгоняя от себя видение, и ускорила шаг...
Кур лишали жизни кто чем и как мог. Их рвали на части голыми руками,
резали кухонными ножами, сворачивали головы.
Кто-то из особо отчаянных крикнул:
- Пали огнеметом! Жги их!
Завыло пламя, расплескиваясь по территории. Куры пытались спасаться
бегством, но повсюду натыкались на засады погромщиков. Над - климовским"
полем поднялись густой смрад и копоть от паленого пера и горелого мяса. Все
это еще более распаляло нападавших, и они без устали убивали. Три миллиона
кур, а по уверениям счетной комиссии их было примерно столько, ожидала
неминуемая гибель.
Кипела кровь, смешанная с бензином, бегали по чернозему птичьи тела с
оторванными головами. Толпа вдыхала кровавые ароматы и была пьяна.
Но неожиданно что-то изменилось в поведении кур. Они перестали
беспорядочно бегать по загону и сгрудились в один громадный клин. Ни одна из
особей этого многомиллионного птичника не издала ни звука. Ни - коко", ни
- кукареку".
Погромщики, почувствовав перемену в поведении кур, на какой-то момент
остановили свою пьяную резню, пытаясь сообразить, что бы это могло значить.
Они тоже сгрудились в одну кучу. Запыхавшиеся и восторженные, люди ждали
продолжения.
Над - климовским" полем воцарилась абсолютная тишина. Молчали куры, тихо
дышали люди. Стенка на стенку.
Во главе куриного клина, переминаясь с лапы на лапу, стояла большая серая
курица. Ее красный гребешок, украшающий голову, слегка дрожал, а клюв был
приоткрыт.
Серая курица дернула головой, изогнула тело и вдруг побежала в сторону
людей.
Спустя мгновение за ней двинулись и остальные куры. Многомиллионное стадо
кур, эта разноцветная туча перьев и мяса, в тихом беге надвигалась на
погромщиков.
А те, в свою очередь зачарованные этой картиной, стояли на прежнем месте,
как бычки на заклании.
Многие в толпе, наблюдающие этот могучий бег, вдруг вспомнили день
куриного нашествия, а от этого им стало страшно.
А куры все бежали, склонив свои головы к самой земле. И когда, казалось,
столкновение стало неизбежным, когда люди отпрянули в страхе, сбивая друг
друга с ног, большая серая курица вдруг оттолкнулась от земли, расправила
свои крылья и взлетела круто к небесам. За ней взлетели и остальные, взмывая
огромной тучей над землей.
Птицы поднимались неуклюже, чересчур часто взмахивая крыльями. Но они все
же летели, выстраиваясь в длинный куриный клин.
Как рассказывали очевидцы и со всех других окрестностей, птицы,
разбежавшись, взлетали под облака, пристраиваясь к своим собратьям,
распределяясь в клине по весу и величине.
Через считанные секунды все куры Чанчжоэ поднялись в воздух.
- Смотрите, куры летят! - кричали погромщики. - Вот это диво!
- Да и черт с ними!
- Да пусть улетают к каким-нибудь французам!
- Но все-таки это чудо!
Через минуту куриный клин закрыл солнце, и наступило солнечное затмение.
Кур было такое великое множество, и улетали они так долго, что после того
как последняя тварь скрылась за горизонтом, наступила ночь...
33
Этой же ночью уезжал из города г-н Теплый. Все его пожитки уместились в
картонный чемодан, на боку которого давно выцвела наклейка - Венский
университет. Неся его легко в левой руке, правую он оберегал от всевозможных
колебаний и сотрясений. Сломанные пальцы, перетянутые куском сукна, ныли и
напоминали обо всех муках, перенесенных Гаврилой Васильевичем в этом городе.
Наклеечка с сохранившейся позолотой напоминала о днях юности, о
студенческой скамье и мечтаниях о блестящем будущем.
- Был бы я сейчас специалистом по России при японском императоре, - думал
славист. - Или переводчиком при герцоге Эдинбургском!.. Как бы тогда
сложилась моя жизнь?" Теплый одернул себя.
- Зачем грезить о том, чего не случилось!" Гаврила Васильевич вспомнил об
университетских друзьях.
- Где они сейчас? Так же ветрены и увлечены необыкновенными идеями? Или же
все наоборот - остепенились, нарожали детей, читают обыкновенные книги?..
Интересно было бы поглядеть на них!.. - Теплый дотронулся больной рукой
до груди, нащупывая в пиджаке пачку денег, присланную г-ном Шаллером. - А
почему бы и не навестить товарищей? - подумал он. - Что мне мешает? Сяду в
поезд и в Вену! Деньги у меня есть!" От одного только представления, от
открытия, что он может через несколько дней, ну пускай через неделю,
оказаться в самом сердце Европы, Гаврила Васильевич ошалел от радости. Он
припрыгнул на дороге, взметая пыль, и почти побежал, как будто до
цивилизации осталось всего лишь несколько шагов. Прыгая, он вспоминал
венские улицы с их бесчисленными кафе, с запахами кофе и подогретых булочек
с маслом.
- А Венская опера! - воскликнул учитель. - Ложи и балконы с прекрасными
дамами!
Голова у Гаврилы Васильевича слегка кружилась, как от доброкачественного
шампанского, и он то и дело произносил какую-нибудь фразу вслух:
- Гаудеамус игитур! - пропел он из студенческого гимна. - Только в
