Пиппи необходимо было немного перевести дух. А учительница, которая
уже подумывала, что Пиппи - скандальный и трудный ребенок, предложила,
чтобы весь класс вместо чтения занялся рисованием.
"Наверняка Пиппи тоже будет спокойно сидеть и рисовать", - подумала
фрекен. И, вынув бумагу и карандаши, она раздала их детям.
- Рисуйте что хотите, - сказала она и, сев возле кафедры, начала про-
верять тетради. Через некоторое время она подняла глаза, чтобы посмот-
реть, как дети рисуют. Но все сидели за партами и смотрели на Пиппи, ле-
жавшую на полу и рисовавшую в свое удовольствие.
- Но, Пиппи, - нетерпеливо спросила учительница, - почему ты не рису-
ешь на бумаге?
- А я ее изрисовала уже всю давным-давно, да и лошади моей никак не
поместиться на этой маленькой бумажонке, - ответила Пиппи. - Сейчас как
раз я рисую переднюю ногу лошади, но когда доберусь до хвоста, мне, вер-
но, придется выйти в коридор.
Некоторое время фрекен напряженно размышляла.
- А что, если нам вместо рисования спеть небольшую песенку! - предло-
жила она.
Все дети поднялись и встали за партами, все, кроме Пиппи, по-прежнему
лежавшей на полу.
- Пойте вы, а я немножко отдохну. Слишком много учености - вредно.
Самый здоровенный громила от этого заболеет.
Но тут терпение фрекен окончательно лопнуло. Она велела детям выйти
на школьный двор, потому что она хочет поговорить с Пиппи наедине.
Когда фрекен и Пиппи остались одни, Пиппи поднялась с пола, подошла к
кафедре и сказала:
- Знаешь, что я думаю, фрекен, чертовски весело было прийти сюда и
посмотреть, как тут у вас. Но не думаю, чтоб я очень рвалась снова хо-
дить в эту школу. А с рождественскими каникулами я как-нибудь разберусь.
Слишком уж много тут всяких яблок, и ежей, и змеев, и всякой всячины! У
меня просто голова пошла кругом. Надеюсь, фрекен, ты не очень из-за это-
го огорчишься?
Но тут фрекен сказала: она, конечно, огорчилась, а больше всего из-за
того, что Пиппи не хочет даже попытаться вести себя как следует. И что
ни одной девочке, которая ведет себя так, как Пиппи, не разрешают ходить
в школу, даже если она очень этого захочет.
- Разве я плохо себя вела? - страшно удивилась Пиппи. - Вот тебе и
раз, я и сама этого не знала! - с горестным видом сказала она.
Ни у кого на свете не бывает такого горестного вида, как у Пиппи,
когда она огорчена. Она молча постояла, а спустя некоторое время дрожа-
щим голосом сказала:
- Понимаешь, фрекен, когда у тебя мама - ангел, а папа - негритянский
король, а ты плавала по морям всю свою жизнь, то откуда же тебе знать,
как вести себя в школе среди всех этих яблок и ежей?
Тогда фрекен сказала, что она это понимает и больше не огорчается
из-за Пиппи. И что Пиппи, пожалуй, сможет вернуться обратно в школу,
когда станет немного старше. И тогда Пиппи, вся сияя от радости, сказа-
ла:
- Мне кажется, ты чертовски добрая, фрекен. А это тебе в подарок от
меня!
Пиппи вытащила из кармана маленький изящный золотой колокольчик и
поставила его на кафедру. Фрекен сказала, что не может принять от Пиппи
такую дорогую вещь. Но Пиппи возразила:
- Ты должна его принять! А не то я снова приду сюда завтра. Весе-
ленький будет спектакль!
Затем Пиппи вылетела на школьный двор и прыгнула на лошадь. Все дети
столпились вокруг нее, чтобы погладить лошадь и увидеть, как Пиппи отп-
равляется в путь.
- К счастью, я знаю, какие бывают школы в Аргентине, - с чувством
собственного превосходства сказала Пиппи и посмотрела на детей сверху
вниз. - Вот бы вам туда! Пасхальные каникулы начинаются там через три
дня после окончания рождественских, а когда кончаются пасхальные, оста-
ется всего три дня до летних. Летние каникулы кончаются первого ноября,
а потом, ясное дело, остается всего ничего до одиннадцатого ноября, ког-
да снова начинаются рождественские каникулы. Но приходится с этим ми-
риться, потому что, во всяком случае, никаких уроков все равно не зада-
ют. В Аргентине вообще строжайше запрещено учить уроки. Иногда случает-
ся, что какой-нибудь аргентинский ребенок прокрадывается тайком в шкаф
и, сидя там, учит уроки. Но горе ему, если мама ребенка его там засечет.
Арифметики у них в школах вообще нет. А если найдется какой-нибудь ребе-
нок, который знает, сколько будет 7 плюс 5, то ему приходится целый день
с позором стоять в углу, если он такой дурак, что проговорится об этом
фрекен. Чтение у них в школе только по пятницам, да и то лишь если най-
дутся какие-нибудь книги, которые можно читать. Но таких никогда не бы-
вает.
- Да, но чем же они тогда занимаются в школе? - удивился какой-то ма-
лыш.
- Едят карамельки, - авторитетно заявила Пиппи. - От ближайшей кара-
мельной фабрики проходит труба прямо в школьный двор, и оттуда целые дни
так и выскакивают целые водопады карамелек, так что дети с трудом успе-
вают их съесть.
- Да, но что же тогда делает учительница? - поинтересовалась одна из
девочек.
- Дурочка ты, она снимает детям фантики с карамелек, - сказала Пиппи.
- Уж не думаешь ли ты, что они сами это делают? Очень редко! А сами они
не ходят в школу больше одного раза. Они посылают вместо себя своего
брата.
Пиппи взмахнула своей огромной шляпой.
- Привет, детеныши! - радостно воскликнула она. - Больше вы меня не
увидите! Но не забывайте никогда, сколько яблок у Акселя, а не то с вами
случится беда. Привет! Ха-ха-ха!
Звонко смеясь, Пиппи выехала из ворот так быстро, что мелкие камешки
полетели у лошади из-под копыт, а стекла в окнах школы задребезжали.
ПИППИ СИДИТ НА СТОЛБИКЕ КАЛИТКИ И КАРАБКАЕТСЯ НА ДЕРЕВО
Пиппи, Томми и Анника сидели перед Виллой Вверхтормашками. Пиппи
взобралась на один из столбиков калитки, Анника на другой, а Томми - на
саму калитку.
Был конец августа, и день стоял теплый и ясный. Грушевое дерево, ко-
торое росло у самой калитки, опустило свои ветки так низко, что дети
могли без труда срывать чудеснейшие маленькие золотисто-красные авгус-
товские груши. Они жевали один плод за другим и выплевывали грушевую ко-
журу и зернышки прямо на дорогу.
Вилла Вверхтормашками стояла как раз на том самом месте, где кончался
городок и начинался пригород, а улица переходила в проселочную дорогу.
Жители маленького городка очень любили прогуливаться в сторону Виллы
Вверхтормашками, потому что там-то и находились прекраснейшие окрестнос-
ти городка.
И вот в то время, когда дети сидели на калитке и ели груши, на доро-
ге, ведущей из города, показалась девочка. Увидев детей, она останови-
лась и спросила:
- Вы не видели моего папу, он не проходил мимо?
- Гм, - произнесла Пиппи. - А какого вида твой папа? Глаза у него го-
лубые?
- Да, - ответила девочка.
- Он среднего роста, не длинный, но и не коротышка?
- Да, - ответила девочка.
- У него черная шляпа и черные башмаки?
- Да, все правильно, - живо ответила девочка.
- Нет, такого не видели, - решительно заявила Пиппи.
Ошеломленная девочка пошла прочь, не произнеся ни слова.
- Подожди немного, - закричала ей вслед Пиппи. - Он был плешивый?
- Нет, ясное дело, нет, - рассердилась девочка.
- Повезло ему, - сказала Пиппи и выплюнула грушевую кожуру и зерныш-
ки.
Девочка торопливо зашагала по дороге, но тут Пиппи закричала:
- У него ужасно длинные уши, до самых плеч?
- Нет, - ответила девочка и удивленно обернулась. - Уж не хочешь ли
ты сказать, что видела, как мимо проходил человек с такими длинными уша-
ми?
- Я никогда не видала никого, кто ходит ушами. Все, кого я знаю, хо-
дят ногами.
- Фу, какая ты глупая, я спрашиваю, неужто ты и вправду видела чело-
века с такими длинными ушами?
- Нет, - ответила Пиппи. - Человека с такими длинными ушами на свете
нет. Это было бы совсем глупо. Как бы это выглядело? Нельзя иметь такие
уши. По крайней мере, не в этой стране, - добавила она после многозначи-
тельной паузы. - Вот в Китае - можно, там это немножко иначе. Однажды я
видела в Шанхае одного китайца. У него были такие огромные, длинные уши,
что он мог пользоваться ими как накидкой. Когда шел дождь, он просто за-
ползал под собственные уши, и ему было так тепло и хорошо, что лучше не
бывает, хотя ушам, само собой, было уютно лишь отчасти. Если погода была
особенно плохая, он приглашал своих друзей и знакомых разбить лагерь под
защитой его ушей. Там они сидели и распевали свои грустные песни, пока
сверху моросил дождь. Он очень нравился им своими ушами. Звали китайца
Хай Шанг. Вы бы видели, как Хай Шанг бежал по утрам к себе на работу! Он
всегда припускал в последнюю минуту, потому что ему очень нравилось дол-
го спать по утрам. И когда он мчался вперед изо всех сил, с ушами, похо-
жими на два больших желтых паруса за спиной, это выглядело очень здоро-
во, поверьте мне!
Девочка застыла на месте и, разинув рот, слушала Пиппи. А Томми и Ан-
ника уже не в состоянии были есть груши. Они были целиком захвачены
рассказом Пиппи.
- Детей у него было гораздо больше, чем он мог сосчитать, а младшего
звали Петтер, - заливала Пиппи.
- Да, но у китайского ребенка не может быть имя Петтер, - сказал Том-
ми.
- То же самое говорила ему и его жена: "Не может у китайского ребенка
быть имя Петтер". Но Хай Шанг был страшно упрямый и заявлял, что
мальчишка будет зваться Петтер или вообще никак. И вот он, страшно ра-
зозлившись, уселся в угол и натянул уши на голову. И тогда его бедной
жене пришлось, ясное дело, сдаться, и мальчишку назвали Петтером.
- Вот как, - тихонько сказала Анника.
- Это был самый избалованный мальчишка во всем Шанхае. Капризный в
еде, так что его мама была просто несчастная. Вы, верно, знаете, что
там, в Китае, едят ласточкины гнезда? И вот его мама сидела там с полной
тарелкой ласточкиных гнезд и пыталась его накормить. "Так, миленький
Петтер, - говорила она, - сейчас мы съедим ласточкино гнездо за папу".
Но Петтер только крепко сжимал ротик и мотал головкой. В конце концов
Хай Шанг так рассвирепел, что запретил готовить Петтеру другую еду, до
тех пор пока он не съест ласточкино гнездо "за папино здоровье". А уж
если Хай Шанг что-нибудь говорил, то это - железно. Одно и то же ласточ-
кино гнездо путешествовало туда и обратно, из кухни в столовую и обратно
с мая по октябрь. Четырнадцатого июля мама Петтера стала молить Хай Шан-
га разрешить ей накормить мальчика мясными фрикадельками, но Хай Шанг
сказал "нет".
- Ерунда! - изрекла девочка, стоявшая на дороге.
- Да, то же самое говорил и Хай Шанг, - продолжала Пиппи. - "Ерунда,
- сказал он. - Ясное дело, мальчишка может съесть ласточкино гнездо, ес-
ли только перестанет упрямиться". Но Петтер все время - с мая по октябрь
- только и делал, что крепко сжимал ротик.
- Да, но как же он мог тогда жить? - удивленно спросил Томми.
- А он и не мог жить, - спокойно ответила Пиппи, - он умер. Из чисто
бычьего упрямства. Восемнадцатого октября. А хоронили его девятнадцато-
го. Двадцатого же влетела ласточка и снесла яйцо в ласточкино гнездо,
которое по-прежнему стояло на столе. Так что гнездо уж во всяком случае
пригодилось. И никто не пострадал, - радостно заявила Пиппи.
Потом она в раздумье посмотрела на девочку, стоявшую с ошалелым видом
на дороге.
- До чего ж ты чудная, - сказала Пиппи. - В чем дело? Уж не думаешь
ли ты, что я сижу тут и вру? Что? Попробуй только скажи, что я вру, -
угрожающе заявила, засучивая рукава, Пиппи.
- Да нет, вовсе нет, - испуганно сказала девочка. - Не то чтобы я хо-
тела сказать, будто ты врешь, но...
- Не надо, - прервала ее Пиппи. - Именно этим я и занимаюсь. Ты что,
не слышишь? Я вру так, что у меня от вранья язык чернеет. Ты и вправду
думаешь, что ребенок может прожить без еды с мая по октябрь? Ну уж это
чушь, хотя я знаю, что дети могут прекрасно обойтись без еды примерно
