улыбнулась Бьорку. Он ей очень нравился.
- Ева-Лотта, иногда мне кажется, что тебе не мешало бы быть немножко
поженственней,- заметил Бьорк, озабоченно глядя на худенькую, загорелую
амазонку.
Она стояла в канаве и пыталась большим пальцем ноги подцепить коробку
из-под сигарет. Ей это удалось, и коробка полетела в реку.
- Женственной - пожалуйста, но только по понедельникам,- согласилась
Ева-Лотта, все так же мило улыбаясь.- Пока, дядя Бьорк, нам некогда.
Бьорк покачал головой и медленно пошел дальше, продолжая обход.
Когда проходишь по мосту, каждый раз испытываешь сильное искушение.
Можно, конечно, переходить мост самым обыкновенным способом. Но ведь есть
еще перила, притом довольно узкие. И если идти по ним, то можно испытать
приятное щекотание под ложечкой. Того и гляди, оступишься и бултыхнешься в
воду. Правда, этого еще ни разу не случалось, хотя они часто переходили
мост таким манером. Но ручаться ни за что нельзя. И, несмотря на то что
операция по обкорнанию ушей Алой розе была очень спешной, Калле, Андерс и
Ева-Лотта считали, что могут уделить несколько минут упражнению в
равновесии. Это, разумеется, строго запрещалось, но Бьорк ушел, и никого
другого поблизости не было.
Нет, кто-то был! Как раз когда они решительно влезли на перила и в самом
деле почувствовали сладкое замирание в животе, на противоположном конце
моста появился, ковыляя, старик Грен. Но кто же обращал внимание на Грена!
Старик остановился перед ребятами, вздохнул и произнес, обращаясь
неизвестно к кому:
- Так-так, веселые детские забавы! Веселые невинные детские забавы!
Старик Грен всегда так говорил, и они его иногда передразнивали. Конечно,
чтобы он не слышал. Когда Калле попадал футбольным мячом прямо в витрину
папы Блюмквиста, или когда Андерс как-то слетел с велосипеда и угодил лицом
прямо в крапиву, Ева-Лотта вздыхала и говорила:
"Так-так, веселые детские забавы, так-так!"
Они благополучно пересекши мост. И на этот раз никто не свалился. Андерс
оглянулся на всякий случай, чтобы убедиться, что их никто не видел. Малая
улица оставалась пустынной. Только старик Грен шел вдали. Его всегда можно
было узнать по ковыляющей походке.
- Никто так чудно не ходит, как этот Грен,- сказал Андерс.
- Грен вообще чудной,- заметил Калле.- Может быть, потому, что он такой
одинокий?
- Бедняга! - вздохнула Ева-Лотта.- Подумать только, жить одному в таком
мрачном доме, и никого нет, кто бы убирал, или готовил, или вообще помогал.
- Вот еще!- возразил Андерс поразмыслив.- Без уборки вполне можно
обойтись. Да и одному пожить некоторое время тоже неплохо. Можно хоть
спокойно заняться моделями.
Человек, который, подобно Андерсу, должен уживаться в малюсенькой
квартирке с кучей сестренок и братишек, не прочь бы получить в свое
распоряжение целый дом!
- Да ты через неделю свихнешься,- сказал Калле.- То есть, я хочу сказать,
ты станешь еще чуднее, чем сейчас. Такой же, как Грен.
- Папа не любит этого Грена,- сообщила Ева-Лотта.- Он говорит, что Грен
ростовщик.
Ни Андерс, ни Калле не_ знали, что такое ростовщик, но Ева-Лотта
объяснила.
- Папа говорит, что ростовщик - это такой человек, который одалживает
людям деньги.
- Смотри, какой молодец! - заметил Андерс.
- Совсем даже не молодец,- возразила Ева-Лотта.- Тут вот в чем дело.
Представь себе, что тебе нужно занять двадцать пять эре, ну просто до
зарезу понадобились двадцать пять эре.
- На мороженое,- предположил Калле.
- Вот именно,- подхватил Андерс.- Я уже чувствую, что они мне нужны!
- Так вот, тогда ты идешь к Грену,- продолжала Ева-Лотта,- или еще к
какому-нибудь ростовщику, и он тебе дает двадцать пять эре.
- Ну да?- спросил Андерс, приятно удивленный наличием такой возможности.
- Да. Но ты должен обещать, что вернешь их через месяц. И мало того - ты
должен вернуть не двадцать пять, а пятьдесят эре.
- Дудки,- возмутился Андерс.- С какой это стати?
- Ребенок! - сказала Ева-Лотта.- Ты что, никогда не проходил проценты в
школе? Грен хочет получать проценты на свои деньги, понимаешь?
- Уж брал бы тогда по-божески! - Калле встревожился за бюджет Андерса.
- Вот этого-то ростовщики никогда не делают,- объяснила Ева-Лотта.- Они
не берут по-божески. Они берут слишком большие проценты. А по закону этого
делать нельзя. Поэтому папа и не любит Грена.
- Но почему же люди такие чудаки и занимают деньги у ростовщиков?-
удивился Калле.- Неужели больше не у кого на мороженое занять?
- Балда ты! - сказала Ева-Лотта.- Тут, может, речь идет совсем не о
двадцати пяти эре на мороженое, а о тысячах крон. Может быть, есть люди,
которым вот сию минуту нужно получить пять тысяч крон, и никого нет, кто бы
мог дать. Никого, кроме таких ростовщиков, как Грен.
- К черту Грена! - воскликнул Андерс, вождь Белой розы.- Вперед, на бой,
победа за нами!
* * *
Вон и дом почтмейстера, а за ним, в саду,- сарай, который служит
одновременно гаражом и штабом Алой розы, потому что вождь этой таинственной
ватаги - сын почтмейстера, Сикстен.
Судя по всему, сейчас гараж пустовал. Уже издали было видно, что к двери
приколот лист бумаги. Проще простого пройти через садовую калитку к гаражу
и прочесть, что там написано. Но кто же станет так поступать во время войны
Роз? Вдруг там засада! Что, если Алые залегли в штабе, готовые броситься на
простаков, которые осмелятся появиться поблизости?
Вождь Белых роз наставлял свое войско:
- Калле, пробирайся за кустами, пока не окажешься позади штаба, вне поля
зрения врага. Влезь на крышу. Достань лист живой или мертвый!
- Лист живой или мертвый - что ты хочешь этим сказать?- спросил Калле.
- Да ну тебя! Это ты живой или мертвый, неужели не понятно? Ева-Лотта, ты
тихонько лежи здесь и высматривай их из-за кустов. Если заметишь, что Калле
угрожает опасность, свистни, как условлено.
- А ты что будешь делать?
- Я пойду спрошу мамашу Сикстена, где он.
Все принялись за дело. Калле быстро добрался до штаба. Вскарабкаться на
крышу - дело нехитрое. Калле это часто делал раньше. Надо было только
пробраться сквозь кусты и влезть на мусорный ящик позади гаража, а уже с
него - на сарай.
Как можно тише, чтобы враг его не услышал, полз Калле по крыше. В глубине
души он отлично знал, что гараж пуст, знала это и Ева-Лотта и, разумеется,
Андерс, который пошел в дом спрашивать, где Сикстен. Но война роз велась по
всем правилам,- и поэтому Калле полз так, словно его жизни действительно
грозила опасность, а ЕваЛотта напряженно следила за каждым его движением,
готовая свистнуть по-разбойничьи, если это, против ожидания, будет
необходимо.
Вернулся Андерс: мама Сикстена понятия не имела, где пропадает ее любимое
чадо.
Калле осторожно перегнулся через край крыши и, сильно вытянувшись,
ухитрился схватить бумагу. Затем вернулся тем же путем, тихо и осторожно.
Ева-Лотта не сводила с него глаз до последней секунды.
- Чистая работа, молодец! - сказал Андерс одобрительно, когда Калле
передал ему бумагу.- Ну-с, посмотрим!
Подписал знаменательное послание "Благородный Сикстен, вождь Алой розы".
Правда, для благородного рыцаря послание было составлено в удивительно
сильных выражениях. От столь знатного вельможи следовало ожидать более
утонченных оборотов...
Вы - подлые псы, да, именно вы, Белые розы, отравляющие своим мерзким
присутствием сей город! Сим извещаем вас, что мы, благородные рыцари Алой
розы, отправились на поле битвы в Прерии. Приходите туда как можно скорее,
чтобы мы могли уничтожить отвратительный сорняк, именующий себя Белой
розой, и высыпать его прах во двор к Юханссону на навозную кучу, где он по
праву должен находиться. А ну, выходите, подлые псы!!!
Ни один человек, читая эти теплые слова, не догадался бы, что Алые и
Белые розы на самом деле закадычные друзья. Если не считать Калле и
Евы-Лотты, Андерс не знал товарища лучше, чем Сикстен; разве что Бенка и
Йонте могли с ним сравниться - тоже отличные Алые розы. И если кого ценили
действительно высоко в этом городе Сикстен, Бенка и Йонте, так это "подлых
псов" Андерса, Калле и Еву-Лотту.
- Так, значит,- заключил Андерс, окончив чтение,- в Прерии! Вперед, на
бой, победа за нами1
3
Хорошо, что на свете существовали Прерии! Хорошо для многих поколений
детей, которые играли там с незапамятных времен. Сердца старых суровых
отцов семейств смягчались, когда они вспоминали свое детство и игры в
индейцев в Прериях.
Детям последующих поколений это было очень выгодно. Если Калле приходил
вечером домой в разодранной рубашке после особенно жаркой баталии, то
бакалейщик Блюмквист не слишком журил его, потому что вспоминал рубаху,
разодранную весенним вечером в Прериях лет тридцать тому назад. И как бы
фру Лисандер ни хотела, чтобы ее юная дочь побольше времени проводила в
обществе своих сверстниц, вместо того чтобы гонять с мальчишками по
Прериям, настаивать на этом не имело смысла, потому что булочник лукаво
смотрел на нее и говорил:
- Послушай, Миа, дорогая, когда ты была маленькая, кто из здешних
девчонок больше всех пропадал в Прериях?
Прериями называли большой, чуть всхолмленный пустырь на окраине города.
Он весь порос короткой травкой, по которой приятно было ходить босиком.
Весной травка будто светилась сочным зеленым светом, и Прерии превращались
в зеленое море с желтыми пятнами одуванчиков. Но тут принималось за работу
летнее солнце, и Прерии становились бурыми и сухими.
Калле, Андерс и Ева-Лотта не замедлили откликнуться на вежливое
приглашение Сикстена. Щурясь от яркого света, они осматривали поле битвы,
пытаясь обнаружить своих врагов. Алых нигде не было видно. Но большие
участки Прерий поросли орешником и можжевельником, и там вполне могли
залечь рыцари Алой розы.
Белые розы издали свой самый ужасающий воинственный клич и ринулись в
заросли. Они обыскали каждый кустик, но сколько ни рыскали и ни вынюхивали
врагов, найти не могли. Вот уже и край Прерий, у самой Усадабы, а
противника нет как нет.
- Что это еще за дурацкие шутки?- возмутился Андерс.- Их же нигде нет!
И тут тишину Прерий рассек громкий ехидный смех из трех глоток.
- Постойте...- сказала Ева-Лотта и беспокойно оглянулась.- Да они,
кажется, в Усадьбе.
- Ну да, конечно, там! - крикнул Калле восхищенно.
На краю Прерий, среди дрожащих осин, стоял старинный дом, благородное
сооружение XVIII века, некогда видавшее лучшие времена. Это и была Усадьба.
А из окна дома, в задней его стене, высунулись три торжествующие
мальчишечьи физиономии.
- Горе тому, кто приблизится к новому штабу Алой розы! - воскликнул
Сикстен.
- Да как же вы...- начал Андерс.
- Ишь, чего захотели узнать! Дверь была открыта, вот и все.
В Усадьбе уже много лет никто не жил, и дом разрушался. Муниципалитет
давным-давно решил его реставрировать и перенести в городской парк, чтобы
устроить краеведческий музей. Но денег не было, пожертвования поступали
туго, и дело почти не подвигалось. А здание между тем все ветшало и
ветшало. До последнего времени замки защищали его от городских ребят. Но
теперь полуистлевшие двери не могли больше охранять дом от захватчиков, и
требовалось срочное вмешательство муниципалитета, пока уцелело хоть
какое-то подобие краеведческого музея.
Судя по шуму в Усадьбе, Алые без всякого почтения к старине носились
среди панелей XVIII века. Старые половицы жалобно стонали от диких,
восторженных прыжков, которые совершали счастливые обладатели нового штаба.
- Мы захватим в плен этих подлых псов, запрем их здесь и оставим подыхать
с голоду! - восторженно вопил Сикстен.
Намеченные им жертвы, предвкушая битву не на жизнь, а на смерть, бежали
навстречу своей судьбе. Алые не делали ничего, чтобы им помешать: Сикстен
решил до последней капли крови отстаивать верхний этаж, наиболее удобный
для обороны. Туда вела роскошная лестница, на ней и стояли сейчас Алые,
воинственными жестами давая понять, что верхом счастья для них будет жаркая
