трехмерный континиум из адского Ничто, именуемого "гиперсфера"...
Андрей не знал, что это сражение войдет в историю как первый опыт
"тактики прокола"... Он никогда не прочтет учебников, написанных для будущих
поколений, но ему никогда не забыть, как голубые вспышки гиперпереходов
внезапно засверкали прямо среди боевого построения флота Колоний...
В первой волне шли автоматические кораблисмертники. Около сотни ядерных
взрывов расцвели в пространстве, превратив в обломки половину их флота, и
вслед за ними, волна за волной, повалили боевые крейсеры Земли...
Сознание возвращалось к нему...
Он обливался потом, извиваясь от боли, пока по-настоящему не позавидовал
мертвым. Боль огнем охватила все тело - нервные окончания погибали первыми,
причиняя нечеловеческие страдания его мозгу.
Андрей возвращался в кошмарную реальность. Но у него больше не было
желания жить. Зачем? Он ведь понимал - оторванная от корабля орудийная башня
летит в никуда, в бездну, из которой нет возврата...
Он знал, как прервать эту пытку, но не мог дотянуться до личного бластера
- гора скафандров намертво припечатала его к полу. Он захрипел и вцруг
почувствовал, как горячие капли текут по щекам. Он не мог даже
застрелиться...
Потом сознание вновь начало гаснуть. Его охватила чернота, в которой
бешено вращалась светящаяся спираль. Она вкручивалась в воспаленный мозг,
неся облегчение, и он тянулся к ней, страстно желая избавиться от
непристойности собственной смерти... но тут, в который раз, сработали
биосканеры боевого скафандра.
Зачем?!
Он проклинал пытавшуюся спасти его машину... Андрей хотел всего лишь
умереть, но реаниматор был в состоянии выжать из замурованного в скафандре
солдата всю его жизнь, до последней капли...
Черная бесконечность протянулась из прошлого в будущее.
Спираль то появлялась, то исчезала.
Потом наконец наступил абсолютный мрак.
Глава 2
Андрей очнулся спустя семьдесят часов.
Открыв глаза, он долгое время лежал, бессмысленно глядя на внутренние
датчики гермошлема.
"Я все еще жив..."
Трепетные огоньки индикаторов дрожали у отметки "ноль": ресурс боевого
скафандра исчерпан полностью.
Вокруг была темнота и вонь. Андрей пошевелился, и одеревеневшее тело
отозвалось тупой болью. От движения куча скафандров чуть сместилась, и в
поле его зрения попала полоска красноватого света.
Он задыхался от слабости и запаха собственного тела. Кое-как
перевалившись на бок, он выкатился из груды скафандров в красноватый свет
двух аварийных ламп, освещавших орудийную башню. Все экраны были мертвы, как
и пульты управления орудием, лишь на резервном мониторе тускло светилось
несколько строк:
"Лазерное орудие - порядковый номер 5 - уничтожено".
"Ваш отсек преобразован в автономный модуль".
Андрей тупо смотрел на эти строки, на ощупь расстегивая замки скафандра.
Самое страшное, что только могло случиться, произошло именно с ним. За
семьдесят часов его могли уже сто раз вытащить из изуродованной орудийной
башни...
Он был списан в процент потерь и забыт.
Андрей настолько ослабел, что у него не было сил даже для отчаяния. Замки
скафандра наконец поддались, и он, задыхаясь, содрал с себя герметичную
оболочку вместе с комбинезоном и нижним бельем.
Он лежал на полу, чувствуя покалеченной кожей прохладу пористого
пластика, и скупые слезы катились по его небритым щекам. В этот момент он
ненавидел Фортуну, давшую ему шанс... Выжить ради того, чтобы умереть, - это
могло показаться смешным, если бы не было так страшно и очевидно...
Его кожа обгорела, словно он лежал под лучами палящего солнца... Если не
выбраться отсюда в ближайшие часы, то лучевая болезнь будет неизлечима. Ему
срочно нужна квалифицированная помощь... Эта мысль помогла подняться на ноги
и доползти до операторского кресла.
Он вскрыл неприкосновенный запас и сделал себе две инъекции -
обезболивающего и стимулятора.
Через несколько минут боль понемногу отступила. Пошатываясь, Андрей
скормил утилизатору свой боевой скафандр и, надев чистый комбинезон,
вернулся к терминалу компьютера.
Машина, как выражаются техники, "зависла".
Картинка на экране не менялась. Тусклый свет аварийных ламп говорил об
отсутствии энергии в накопителях либо об обрыве в цепях питания.
Он отыскал кнопку полного перезапуска всей системы, уповая на стандартное
программное обеспечение. Если внутри электронных схем ничего не сгорело, то
машина сама должна произвести диагностику повреждений и тестирование
памяти... А если нет? Рука Андрея застыла над пультом. Это была русская
рулетка чистейшей воды. Вот сейчас он сбросит те программы, что еще
работают, чтобы запустить "зависшие" блоки, а если ничего не заработает
вновь?
Свет на секунду мигнул, когда его палец утопил клавишу "Reset".
Компьютер орудийной башни работал.
В углу центрального монитора промелькнули цифры тестирования памяти.
"Сбой питания".
"Ждите".
Он откинулся в кресле. Внутри многоярусных пультов управления и за
пластиковыми панелями обшивки стен что-то жужало и щелкало - это процессор
машины, используя аварийный запас встроенных аккумуляторов, пытался найти
неповрежденные цепи.
Свет вновь замигал, и вдруг ярко засияли обычные плафоны. С тихим щелчком
включился регенератор воздуха, и по приборным панелям прокатилась
конвульсивная волна огней.
Орудийная башня оживала.
Андрей невольно подался вперед, игнорируя сообщения машины, когда один из
секторов обзорного экрана вдруг начал наполняться звездами.
...Огромный, кроваво-красный спрут растекся в пространстве, затмевая
своим свечением звезды.
"Пространственные координаты объекта совпадают с координатами планетоида
Y-047".
Сообщение компьютера не оставляло места для сомнений. Клубящаяся
спиралевидная туманность была остатками той безжизненной планеты, на орбите
которой в начале боя висела Крепость колонистов.
Планета была уничтожена!..
Не расколота ракетными ударами, не взломана гравитационными орудиями, а
именно уничтожена...
Андрей не желал этому верить, но факты... Перед глазами вновь вспыхнул
ослепительный свет, и он наконец понял, что означала та вспышка.
Планета была аннигилирована.
В полной прострации Андрей вновь повернулся к единственному уцелевшему
обзорному экрану.
Туманность переливалась, по ее "щупальцам" зримо пробегали волны алого
свечения. И на фоне этого знака вселенского апокалипсиса двигалось множество
сверкающих точек. Их были тысячи.
Он понял, что тут не было победителей.
Перед его глазами проплывало кладбище обоих флотов.
"Выжить..." Эта мысль все настойчивее стучалась в сознание Андрея.
Он смотрел в стереобъем монитора и растворялся в окружающей модуль
бездне; жуткое чувство потерянности и одиночества захлестнуло его, и это не
было приступом агрофобии [1]... просто он вдруг перестал воспринимать себя
винтиком огромной машины, - она была мертва, разбросана вокруг тысячами
кусков металла и сотнями трупов. Цивилизация бросила его, ничуть не заботясь
о дальнейшей судьбе Андрея Воронцова...
Он остался один.
Его окружали миллиарды километров холода и пустоты.
Андрей не хотел в это верить. Он не мог согласиться с безвыходностью
своего положения и тем самым поставить себя перед неизбежностью новой
агонии. Однажды пройдя через ужас медленной, осознанной смерти, он не
допускал мысли о повторе.
"Сюда обязательно прилетят... Они обязательно вернутся, нужно только
суметь дождаться!.."
Только много позже Андрей понял, что в тот момент упорно отказывался
объективно оценить свое положение - он был ошеломлен, испуган, взвинчен. Он
цеплялся за иллюзии... не принимая того, что трагедия этой битвы, этого
флота навсегда останется его трагедией, а галактическая война уже укатила
дальше, своей страшной кровавой дорогой...
* * *
В каждом отсеке боевого звездолета имелся автономный запас продуктов,
воздуха и воды. Та ситуация, в которой оказался Воронцов - один, в
дрейфующем обломке корабля, - была стара, как мир. Вся история покорения
космоса изобилует подобными случаями, с похожими началами, но разными
концами...
1. Агрофобия - боязнь открытого пространства. (Прим, автора.)
Технически проблему выживания при крушении решили давно, еще лет двести
назад, но все равно спастись удавалось немногим. Дело было не в технике, а в
разуме человека. Теперь Андрей пожалел, что не боролся со сном на лекциях по
космической психологии.
Прошло всего семь суток с того момента, как Воронцов очнулся среди
тусклого сияния красных ламп, а он уже успел вкусить от прелестей полного
одиночества.
Черт... В двадцать лет невозможно серьезно относиться к таким занудным
дисциплинам и готовиться к полнейшей изоляции, когда жизнь еще только
началась!..
Одно он помнил очень четко. "Не смотрите в одну точку" - прозвище
преподавателя космопсихологии - часто повторял: "Двумя основными причинами
психических отклонений в замкнутом пространстве являются потеря надежды и
физическое бездействие. Именно поэтому погибают девяносто процентов
спасшихся..."
Им постепенно овладевала злость. Андрей слишком хорошо понимал, что он не
герой. Оказывается, это совершенно разные вещи - пасть в бою или сдохнуть от
тоски, одиночества и неизлечимой в таких условиях лучевой болезни...
Не потерять надежду... Легко сказать. Он вышагивал по орудийной башне,
ел, спал, пока к исходу седьмых суток не понял, что начинает сходить с ума.
В свое время события захлестнули двадцатилетнего парня своим бешеным
водоворотом, неумолимый вихрь войны промчал его сквозь четыре года жизни и
внезапно бросил тут, среди мрака, холода и трупов...
То, что раньше лишь брезжило на пороге сознания, вызывая смутное
беспокойство, вдруг стало очевидным, стоило лишь немного поразмыслить...
Андрей понял, что умрет, и тогда запретил себе думать. Он вскрыл все
шкафы, вытряхнул на пол их содержимое и, сидя среди кучи барахла,
изобретенного для того, чтобы молодым парням было сподручнее уродовать друг
друга, выработал новую концепцию бытия.
Его злость нашла выход, и от этого стало чутьчуть легче.
У него был набор стандартных инструментов, запасные части к системе
наведения, кипа справочников и схемы...
Чтобы не сойти с ума от тишины и одиночества, он выдрал консоль
управления лазерным орудием и принялся за разборку.
Шли дни, и он начал терять ощущение времени. Копаясь в тонкой аппаратуре,
Андрей уставал морально, но не физически. Тогда он вставал и начинал прыгать
по тесному отсеку, отталкиваясь от стен, пока не выматывался окончательно.
Иногда эти "тренировки" заканчивались приступами истерического смеха - он
сам себе казался придурком, кривляющимся, как обезьяна... но кто мог его
видеть и как по-другому двигаться, когда автономный гравитатор дает всего
одну десятую привычной силы тяжести? По крайней мере, это помогало ему
сохранить рассудок.
На самом деле ему было страшно. Он ненавидел себя за этот страх, но
стоило вспомнить бесконечные часы агонии, как к горлу подкатывала тошнота.
Он просто хотел жить. Он украдкой мечтал о том благословенном дне, когда
сможет, вопреки всему, вернуться... Андрей грезил наяву о том часе, когда
его нога вновь ступит на любую планету. Лишь бы над головой было небо, а под
ногами земля...
Он работал, доводя себя до изнеможения, чтобы не думать, и все равно
думал, мечтал и... работал.
Прошло девяносто два дня.
Он похудел, лицо приняло землисто-бронзовый оттенок. Руки Андрея были в
