выстрела. Несколькими переключениями он запустил программу автоматического
заградительного огня, оставив на ручном управлении один ствол. Затем
подключил толстый жгут интерфейса к своему гермошлему и взглянул на обзорный
экран. Люк за спиной закрылся, и отсек стал заполняться воздухом из
резервуара башни.
Теперь он сам был частью орудия. Два сенсорных рычага наводки выехали из
пола, и Андрей привычно охватил гашетки расслабленными пальцами.
Виртуальная реальность...
Андрею вдруг захотелось рвануть кабель интерфейса, чтобы не видеть тысячи
разрозненных точек - все, что осталось от семисот крейсеров флота Свободных
колоний.
Перед ним раскинулась объемная панорама проигранной битвы. Все данные уже
были обработаны компьютером орудия, и он видел мир объективами его
видеокамер. Зрелище подавляло психику, но он заставил себя вновь взяться за
рычаги, возбудив в сознании всю злобу, отчаяние и желание жить, что испытал
за последние часы.
Орудийная башня вздрогнула - это гироскопы компьютера ориентировали ее в
пространстве. Гулко завибрировали моторы подачи, и электронно-механический
мир ожил. Из орудийного погреба эскалатор погнал вереницу вакуумных снарядов
к двум батареям поддержки. Турельные пулеметы раскрыли диафрагмы видеокамер
навстречу истребителям противника.
Андрея пробила дрожь, когда он увидел сигналы "Готовность" на мониторах
шести лазерных комплексов "Правд-12". Его возбуждала эта мощь, он становился
сильнее, сидя в кресле оператора. И еще он испытывал жгучую горечь. Все
смешалось в его душе в короткие секунды подготовки.
Гигантский суппорт плавно начал выдвигать башню в открытый космос. Один
за другим оживали боковые мониторы, по мере того как открывались новые
сектора обстрела. И одновременно на многоступенчатых консолях начали
расцветать кровавые сигналы. На дисплеях побежали колонки цифр, на доли
секунды прерываемые коротким и емким словом "ЦЕЛЬ".
Залп.
Визор гермошлема запульсировал. Андрей видел разлетающиеся в оранжевых
сгустках взрывов куски брони. Точки гасли одна за другой, но им на смену
появлялись новые. По отсутствию атмосферных выхлопов он понял, что ведет бой
с автоматическими истребителями, на борту которых царил вакуум.
Странные вещи порой творит сознание солдата. Через некоторое время Андрей
уже не мог с точностью ответить на вопрос - является ли орудийный комплекс
продолжением его воли, или же его переполненный адреналином мозг лишь
придаток этого бесчувственного, полыхающего огнем электронномеханического
монстра.
Датчики накопителей энергии показывали половину боевой емкости. Он
взглянул на счетчик снарядов. Орудийные погреба почти опустели. Андрей не
поверил и посмотрел на хронометр. Он сражался почти тридцать минут!
В прицеле визора остались только две атакующие точки.
Он утопил клавишу на вспомогательном пульте, и по системе потек жидкий
азот, охлаждая раскалившиеся отражатели орудий. Откинув лицевой щиток
гермошлема, Андрей закрыл глаза и сжал виски. Его трясло. В голове кто-то
пролил несколько капель расплавленного свинца Такова была плата за
сверэффективную сенсорно-нейронную связь с компьютером башни. В моменты
такой жуткой опустошенности он ненавидел машины и равно - создавших их
людей. Но боль уходила, и он знал, что его вновь и вновь будет тянуть в
рациональный и холодный мир виртуальной реальности.
Но это потом. А пока была страшная усталость и тяжкое отупение.
Андрей заставил себя открыть глаза и вызвать ходовую рубку "России".
Удивительно, но система интеркома работала. На мониторе связи появилось
лицо второго вахтенного капитана.
- Пятый орудийный комплекс, лейтенант Воронцов, - устало доложил Андрей.
- Сектор космоса в районе двигателей свободен от штурмовиков противника.
Капитан молчал, словно увидел безумца или выходца с того света.
"Черт побери, что должно произойти в рубке, если командир так смотрит на
офицера, выполнившего приказ?.. Чем они там заняты?" - мысли роились среди
боли и постэффектов боя, и вместе с ними росла злая обида.
- Отвечайте, капитан! - в бешенстве потребовал он.
Офицер молчал, и Андрей понял, что сейчас потеряет всякий контроль над
собой. Перед глазами плавало видение изуродованных тел Курта и Сергея. Они
отдали жизни, чтобы он прорвался, а этот...
Лицо вахтенного капитана исказила гримаса, в которой были гнев и страх.
Животный страх перед какой-то неизбежностью...
- Поздно... - выдавил он, и от этого голоса мурашки побежали по спине
Андрея. - Приготовься к смерти, сынок...
Монитор связи погас. Он сидел, совершенно ошалевший. Что за черт...
И в этот момент наступил СВЕТ.
Иначе это описать невозможно. Подходит только одно слово "СВЕТ". Он
вспыхнул со всех сторон, так, что корабли, казалось, отбросили друг на друга
резкие черные тени... Как будто гигантская фотовспышка осветила на мгновение
происходящую во тьме драку.
Рука Андрея инстинктивно рванулась к пульту, но экран внезапно полыхнул
белым огнем, раздался треск, в нос ударил специфический запах горящей
изоляции... и вдруг все с грохотом и стенаниями рвущегося металла ухнуло
куда-то в бездну...
Воронцов потерял сознание от внезапной перегрузки, но спасительное
забытье длилось считанные мгновения. Автоматика боевого скафандра не могла
позволить солдату валяться в беспамятстве, когда вокруг кипит бой, и острый
укол инъектора сразу же привел его в чувство. К горлу подкатила тошнота от
наступившей невесомости, но гораздо хуже было безошибочное ощущение чего-то
страшного и непоправимого...
Андрей понял, что орудийную башню оторвало от крейсера.
В такие секунды главное - не потерять голову. Он поочередно включил
телескопический обзор, сигнальный маяк и аварийный передатчик.
Тишина... Он еще и еще раз выходил на связь, пока наконец не понял
бесплодности таких попыток.
Его отсек летел куда-то, беспорядочно вращаясь, экран радара был темен и
пуст; ни единого шороха в коммуникаторе, ни команд, ни призывов о помощи.
Лишь на приборной панели одна за другой вспыхивали красные предупреждающие
строки:
"Термоядерный взрыв в пространстве. Суммарная мощность - 3.000.000.000
килотонн. Дистанция - 0,3 светогода. Время - минус семьдесят секунд".
"Вторичное излучение".
"Третичное излучение".
"Нагрев обшивки выше допустимого на 800 градусов".
"Функции защитного поля не восстановлены".
"Лазерное орудие - порядковый номер 5 - уничтожено".
"Система аварийного жизнеобеспечения включена".
"Ваш отсек преобразован в автономный модуль".
"Рекомендовано поддерживать предельный уровень личной защиты в течение
пятидесяти часов".
"Угроза для жизни!"
Последняя надпись назойливо мигала.
* * *
Каждый из нас, прежде чем умереть, должен был сойти с ума. А ведь мы - я
имею в виду целое поколение, - миллионы молодых парней на пятидесяти семи
колонизированных планетах, - мы выросли, не зная боли и страха. Позже нас
назвали "саженцами войны"...
Наверное, тому, кто прошел хотя бы одной, самой короткой тропкой
галактической войны, уже невероятно трудно, почти невозможно верить, что мир
был иным. Но я помню. Помню беззаботный смех матери, добрые глаза отца...
Теплую воду пурпурного океана родной планеты. Помню свое ощущение
безграничного покоя и счастья, какое бывает только у маленьких детей. Мир
лежал у моих ног, такой огромный, удивительный и теплый. Он был моим.
И так было везде. Планеты, колонизированные в период Великой Экспансии
[1], за четыре столетия окрепли, превратившись из диких и враждебных в
развитые, цивилизованные миры. Мы были первым поколением, которому не нужно
было бороться за выживание... но все наши мечты оказались втоптаны в грязь,
смешаны с пеплом, заморожены вакуумом...
1. Великая Экспансия - период массового исхода из
перенаселенной Солнечной системы после первых опытов полета в
гиперсфере.
Я не обвинитель и не пацифист. Я профессиональный солдат, легализованный
государством убийца, силой обстоятельств вырванный из порочного круговорота
смерти и брошенный посреди ледяного, великого ничто, подыхать и думать...
* * *
...Два часа назад он был молод и полон сил, и вот теперь умирал -
медленно и страшно.
Его пересохшие губы что-то шептали, но за толстым стеклом гермошлема не
было слышно ни звука.
Мониторы внутренней связи серебрились беспорядочным мерцанием точек...
Многоярусные пульты управления потеряли свое многоцветье, экраны потускнели,
подсветка панелей и датчиков погасла. Они умирали вместе с человеком.
Прошло всего несколько минут после того, как аварийный монитор выдал
последнее сообщение. Сгоряча он не обратил внимания на суммарную мощность
взрыва, да и в любом случае она показалась бы ему нереальной - не было в
составе обоих флотов оружия, способного вызвать такой взрыв, пока он вдруг
не почувствовал, как тупая боль принялась выламывать его суставы.
Нет ничего хуже осознания неизбежности. В панике взгляд Андрея заметался
по приборным панелям. Три миллиарда килотонн...
К горлу подступила тошнота. Суставы уже не болели - они пылали, как и все
тело...
Андрей понял - приборы не врут, и его отсек летит среди бушующего ада
тяжелых частиц... и они каждую секунду неслышно пронзают его, разрушая
клетки... Даже боевой скафандр был не в состоянии остановить всей радиации,
и он стремительно превращался в эти секунды в кусок радиоактивного мяса...
Ужас сжал его горло ледяными, корявыми пальцами. Андрей вскочил,
распахивая створки встроенных шкафов. В глубине одного ровно поблескивал ряд
боевых скафандров высшей защиты. Он протянул руку, но в этот момент острая
боль пронзила грудную клетку, и он повалился на пол, содрогаясь от
внезапного приступа удушья.
И опять острые уколы инъектора вернули его в реальность.
Он Тйикогда не был трусом. И по-настоящему страшно ему стало только
сейчас. Страшно и отвратительно умирать...
Он собрал остатки сил и, приподнявшись, потянул на себя серые защитные
оболочки. Гора скафандров накрыла его с головой, ослабляя беспощадный поток
заряженных частиц, и он инстинктивно вполз в самую середину бесформенной
груды...
Через несколько минут надежда сменилась отчаянием.
Андрей уже не мог шевелиться - он превратился в беспомощную куклу, в
стороннего наблюдателя собственной смерти. Небытие накатывалось на него
удушливыми черными провалами, чередующимися с минутами просветления, но и
они были полны горячечного бреда. Говорят, перед смертью человек вспоминает
жизнь... ничего подобного. Он все еще мучительно переживал свой последний
бой...
Боль... Как больно... Его суставы выкручивало, тело жег огонь. Он хрипел,
чувствуя на губах отвратительную, тошнотворную пену и... укол. Сознание
взорвалось кровавым фейерверком и постепенно погасло, словно он упал в
нежные объятия блаженной пустоты...
Он был... И в то же время не был...
Растерзанное сознание творит странные вещи.
...Огонь. Едкий запах горелой изоляции. Далекие взрывы и дрожь корпуса
гигантского звездолета...
...Черное ничто гиперсферы. Томительное ожидание перед боем. И почти как
трубный глас архангела смерти - спасительное избавление от неизвестности -
рев сигналов тревоги.
Они, затаив дыхание, следили, как их флот занимает позиции около
мертвого, безымянного планетоида. На его орбите уже висела чудовищная
бронированная сфера - звездная Крепость колонистов. На ней сейчас находился
адмирал, и там же, в штабе флота, был сейчас отец Андрея.
Детекторы уловили возмущения пространства. Что-то пыталось вырваться в
