-- Понимаете, -- кисло проговорил Суржанский. -- Нет, не
это... Хотелось бы... это... как сказать-то... забыть наши
распри.
Петр Тимофеевич вытаращил от удивления глаза и раскрыл
рот, как бы желая проглотить жирного отредактированного слона.
-- Вы меня давно знаете, Петр Тимофеевич, -- продолжал
Суржанский, щелкая зубами, -- как-то не хотелось бы ссориться
из-за чепухи. Ведь так? Так.
-- Хм! А я же вам еще тогда упомянул, что деньги ваши в
целости, -- немного погодя, произнес Ключников. -- Вложены они,
куда надо. А вы тюльку гнали неизвестно зачем. На кой черт
попусту свое сердце в кровь макать?
-- Да-да. Так вот. Я хотел бы предложить вам новое
дельце...
-- Интересно будет полюбопытствовать.
-- Тут ко мне приехал дальний родственник из Черноморска.
Он проездом. Сами понимаете, время сейчас сложное. Крутимся,
что там говорить, как можем.
-- Ну, ну, ну. Не тяните.
-- Так вот. Хороший человек... Он мне рассказал... А я к
вам. Думаю, как бы ни было, а надо помочь Петру Тимофеевичу.
Ведь вино-то сейчас у вас плохо берут. Так? Так. Все больше
водку, а вино же куда девать.
-- Ну, что вы тянете собаку за хвост?
Ираклий Давыдович вынул из внутреннего кармана пиджака
небольшую стопочку цветных этикеток "Черноморского хереса" и
одну из них протянул Ключникову. Петр Тимофеевич внимательно
прочитал надпись на ярлыке, впился взором в намалеванный диск
финского солнца, потер бумагу меж пальцами, понюхал.
-- Интересно, -- пролепетал он, закончив свое
исследование, -- очень интересно, но пока не понятно...
-- Этот "Черноморский херес" -- очень популярное вино. Мой
родственник направлен в командировку для обмена опытом. И вот
этикетки у него c собой, чтоб тамошним товарищам, значит,
показать.
-- Ну так и что же?
-- А почему бы, Петр Тимофеевич, на ваши бутылки не
наклеивать эти этикеточки?
-- Ах, наклеивать! Очень даже интересно!..
-- Он бы уступил вам по гривеннику за штучку. Вот вам пока
десяток, так сказать, для пробы.
-- Хорошо придумано. А сколько всего у вас таких?..
-- Этикеточек? Немного. Десять тысяч.
-- Очень интересно.
Секунду-другую нэпман колебался, затем махнул рукой,
достал из ящика стола желтый бумажный рубль и протянул его
Суржанскому.
-- Жду вас денька через три. Посмотрим, как пойдут мои
пошатнувшиеся делишечки c вашими этикеточками. Бог даст, все
куплю. Я уж в долгу, сами знаете, не останусь.
"Да уж, знаю. Не останешься", -- подумал Ираклий
Давыдович, а вслух согласился:
-- Хорошо, хорошо. Вы уж не серчайте на меня, Петр
Тимофеевич. Мы ж c вами друзья старые. Одного горя
нахлебались-то сколько! Ведь так? Так.
-- Да что вы, Ираклий Давыдович, я уже и позабыл-то все. У
меня и без... Читали? Нет? Читали. То-то. Этот подлец Фицнер
кого угодно c ног до головы обпишет. После такой препакостной
гадости немешаевца и калачом не заманишь в мой ларек. Сволочь!
Паству от меня отваживает! А мне что прикажете? В калошу
садиться и плыть против течения? Может, ваши картинки и сделают
доброе дело. А пока ни тпру ни ну. Вот так.
-- Так я затем и пришел. Помочь другу -- вещь святая. Я
хоть и не семи пядей во лбу, но все понимаю, а газетную утку
этого Фицнера мы в исполкоме проработаем. Это я вам обещаю. Мне
б только... Так что все обиды прочь. Мир? Ведь так? Так.
-- Мир, мир.
И друзья крепко пожали друг другу руки.
Секунда в секунду в пятнадцать c четвертью Ираклий
Давыдович был у себя дома и подробно докладывал Остапу о
произошедшем в квартире Ключниковых разговоре.
А через день, прогуливаясь по городу, великий комбинатор
зашел в распределитель немешаевского Нарпищетреста и купил
бутылку "Черноморского хереса". Херес оказался обыкновенным
грошовым портвейном, гадкий вкус которого ни в какой мере не
соответствовал рекламному тексту под финским солнцем. Еще через
день Ираклий Давыдович уже продал нэпману Ключникову триста
наклеек, а через десять дней Петр Тимофеевич скупил все.
Поначалу торговля "Черноморским хересом" приносила
неплохие барыши. Алкашей-выпивох и граждан-любителей пьянства
очень притягивал отличительный признак хереса от других
алкогольных напитков, а именно то, что синдрома похмелья
черноморско-испанский херес не вызывает. Когда же питейцы,
отводя душу, глушили новоявленный напиток стаканами, к утру
вместо ясности сознания они испытывали дурноту и муть, тяжесть
в голове и во всем теле. В конце концов Петр Тимофеевич остался
в дураках: на складе "Карт-бланша" лежали новенькие пачки c
девятью тысячами этикеток, а в кармане у Остапа -- тысяча
советских рублей.
Но для великого комбинатора эта мелкая афера была лишь
началом большой комбинации...
Глава X НОЧЬ БЫЛА ПРОМОЗГЛАЯ...
Ночь была промозглая. На немешаевских улочках выли собаки
и свистели сквозняки. Почерневшее небо похоронило во мраке
всякую привлекательность. Сон подкрадывался к жителям города.
Кутаясь в пальто, великий комбинатор быстро шел по
проспекту Диктатуры пролетариата. Хулиганствующий холодный
ветер мял ему лицо, проникал сквозь одежду и пинал в спину. В
эту насморочную ночь должна была решиться судьба задуманного
предприятия. Вихри дерзких идей веяли под Остапом Бендером.
"Или я завязну в трясине жактовского служащего, или этот
"карт-бланш" станет моим компаньоном, -- думал он. -- Других
шансов на успех у меня пока нет".
Ключниковы жили в кирпичном доме на улице Парижской
коммуны. Остап свернул в переулок, прошел мимо городской бани,
миновал рыночную площадь и вскоре уперся в двухэтажный дом No
23-бис. Поднявшись на второй этаж, он дернул за держку звонка.
-- Кто? -- осведомился за дверью сонный женский голос.
-- Гражданин Ключников здесь проживает? -- спросил Остап
строго.
Александра Станиславовна пристально поглядела в
полвершковый в диаметре глазок. Вид c иголочки одетого молодого
человека и удостоверение заставили ее вздрогнуть и слепо
открыть дверь.
Великий комбинатор долго не церемонился. Бросил пальто в
передней, огляделся и прошел в гостиную. На диване лежал
околпаченный Ключников. Лоб был прикрыт мокрым полотенцем. Лицо
блестело от пота.
-- Гражданин Ключников? -- спросил Остап беспощадным до
издевательства голосом.
-- Да, я... -- ответил Петр Тимофеевич, приподнимаясь c
дивана и тупо глядя на гостя.
-- Петр Тимофеевич?
-- Я...
-- Вы-то мне и нужны, -- сухо сказал Остап, без церемоний
усаживаясь в кресло.
-- Товарищ из "огепеу", -- еще в прихожей сообразила и
теперь поведала мужу Александра Станиславовна.
Мокрое полотенце упало на пол, Александра Станиславовна
торопливо к нему подскочила, подняла и осторожно покосилась на
непрошенного гостя.
-- Чем обязан? -- обеспокоенно спросил Петр Тимофеевич.
-- Фамилия Суржанский вам о чем-нибудь говорит?
Ключников хотел спросить: "Это что, допрос?", но удержал
эти слова, а c его губ сорвалось жалкое и тихое:
-- Как вам сказать...
-- Это пока не допрос! -- будто услышав непроизнесенное,
успокоил Остап. -- Я вам просто задаю вопросы, а вы обязаны на
них отвечать.
-- А-а, понимаю... да, я знаю Ираклия Давыдовича, --
проговорил Ключников, взглядом призывая на помощь Александру
Станиславовну.
Бывшая пепиньерка молчала.
-- Когда вы его видели в последний раз?
-- Недели две тому назад, но точно не помню. -- Петр
Тимофеевич поджал под диван ноги, поджилки затряслись, на лице
появился отпечаток страха. -- А в чем, собственно говоря, дело?
-- У нас есть сведения, что он в вашем доме совершил
кражу.
-- Ираклий? -- Петр Тимофеевич вскинул брови и конфузливо
кашлянул.
Остап закурил папиросу и, перекатывая ее из одного угла
рта в другой, полувопросительно выговорил:
-- У вас все ценности на месте?
-- Не может быть.
Остап немного помедлил, затем стряхнул пепел папироски на
ковер, улыбнулся и сказал c ледяным спокойствием:
-- Органы никогда не ошибаются, товарищ Ключников. Если я
говорю, что кража была, значит она была. Где вы храните деньги,
драгоценности?
Ошарашенный Ключников лихо помчался в свой кабинет.
Остап безразличным манером переступил через порог,
миролюбиво остановился и, порская глазами, принялся наблюдать
за действиями нэпмана. Петр Тимофеевич отодвинул невысокий
деревянный шкаф. В стену был вмурован тайник. Ключников открыл
стальную дверцу.
-- Все на месте... -- протянул Петр Тимофеевич,
оборачиваясь.
-- Неужели на месте?
После внушительной паузы, Петр Тимофеевич поднял на Остапа
глаза и тут же осекся. Ему стало ясно, что он попался на
удочку. А на лице Остапа засияла улыбка победителя, и
Ключникову даже показалось, что этот самый победитель сейчас
крикнет: "Собирайтесь, гражданин!", но Бендер лишь посмотрел на
нэпмана c некоторй жалостью, после чего смахнул со своего
пиджака пылинку и, стараясь придать своему голосу наиболее
вразумительное звучание, проговорил так:
-- Да, денег столько, что дорогу до Москвы устлать можно,
а до второй столицы -- вообще не перевешаешь! Вот, значит, где
вы прячете свои сокровища, граф Ключников, он же рыцарь
печального образа, он же подпольный миллионер номер два.
"Граф" без сил опустился на пол. Его румяное личико стало
нервно-злым, тонкие морщины выделились, глаза стремились
спрятаться, убежать, навсегда исчезнуть c физиономии. Бледная
Александра Станиславовна стояла в дверях.
-- Горе пришло в наш дом! -- воскликнул Петр Тимофеевич и
обхватил голову руками. -- Горе пришло... Мужайся, Александра.
Органы достали нас!
Но, к удивлению четы Ключниковых, "органы" спокойно
подошли к тайнику, бегло порылись в ларце, вскрыли пачку
червонцев, положили ее на место, затем тайник закрыли. После
чего, "органы" официально улыбнулись.
-- Один мой знакомый тоже имел тайничок, подобный вашему,
правда сделал он его за обшивкой санок, теперь он отдыхает в
краях далеких и мало привлекательных, изобретает секретные
дверные задвижки.
Ключников молчал и смотрел куда-то мимо Остапа.
-- Поставьте шкаф на свое место, -- добродушно указал
Остап и наставительно добавил: -- Вам не бизнесом, Петр
Тимофеевич, нужно заниматься, а библиотечным делом.
-- Как? Вы не будете все это конфисковывать? -- не надеясь
на положительный ответ, спросил Ключников.
-- Нет, не будем. Расслабьте руки, граф! Не надо мне
показывать кукиш в кармане. Как зовут вашу очаровательную
супругу?
-- Александра Станиславовна... А причем здесь она? Это все
мое!
-- Александра Станиславовна, как говорили в общежитии
имени монаха Бертольда Шварца, все хорошо, что хорошо
кончается. Я надеюсь, вы умеете угощать гостей не только
ударами в пах? Вы где обычно ужинаете?
-- В гостиной, -- проговорила ошалевшая Александра
Станиславовна.
-- Пусть будет в гостиной, -- сказал Остап ей вслед,
одновременно протягивая нэпману руку. -- Вставайте граф.
Сегодня осады не будет. Я пришел к вам как физическое лицо к
юридическому.
-- Может, вам надо заплатить, товарищ? -- нимало не
смущаясь, спросил "граф". -- Берите все чохом! Не жалко!
Остап отвел глаза, цокнул языком и сказал со вздохом:
-- Нет, не надо товарищу платить. Товарищ не лихоимец.
Ключников немного помолчал, развел руками и, бледнея от
страха, вымолвил:
