-- Просто так только кошки плодятся, -- c некоторой
насмешливой ноткой в голосе заметил Остап. -- Какие лично у вас
имеются связи в исполкоме?
-- У меня? Лично?
-- Кто у вас в исполкоме заведует регистрацией
предприятий? Как получить разрешение на изготовление печати?
-- По поводу регистрации -- это к Ключникову, -- зашептал
Суржанский. -- Он там весь орготдел скупил. А печать можно
изготовить в мастерской на улице Хлюпкина-Спаскина. Напротив
типографии.
-- Типографии? В этом убогом городе есть типография? -- c
оскорбительной вежливостью поинтересовался Остап.
-- А вы как думали? Недавно выстроили. Директором там у
нас значится э... Леонид Маркович Курочкин. Прямо скажу,
взяточник до мозга костей.
-- Это хорошо, что взяточник.
Остап потер руки и несколько минут сидел в задумчивости.
-- Итак, Ираклий Давыдович, пишите отношение из исполкома
в типографию. Не мне вас учить: "Дано сие тому-сему
(такому-сякому) в том, что ему разрешается то да се, что
подписью и приложением штемпеля удостоверяется". Ясно?
-- Сейчас напишу. Я, товарищ Бендер, для вас все сделаю.
Только умоляю -- найдите мне билет партийный.
-- Вы что, не понимаете? Я только этим и занимаюсь.
После этих слов партиец Суржанский окончательно
растворился в высоком интеллекте великого комбинатора. Поэтому,
малую толику погодя, он воскликнул бархатным контральто:
-- Большое человеческое спасибо, товарищ Бендер!
Глава VIII ОФИЦИАЛЬНЫЙ ВРАЖЕСКИЙ ВИЗИТ
На следующее утро спаситель взял у барона в изгнании
"напрокат" его выходной костюм. Стоя перед большим зеркалом,
атлетически сложенный Остап c удовольствием разглядывал
гражданина c джентльменской прической и коротенькими фартовыми
усиками.
Позавтракав на скорую руку, джентльмен отправился на улицу
Хлюпкина-Спаскина.
Мастерская штемпелей и печатей, как сиамский близнец,
прилипла к одноэтажному обувному магазину, фасад которого был
украшен надписью:
МЫ ОБУЕМ ВСЮ ЕВРОПУ!
Остап порадовался за Европу, но отвернулся от сиамских
близнецов. Он обратился к "Заре социалистической печати".
Солнце било в чистые типографские стекла, и они горели золотом,
отражаясь в зрачках великого комбинатора. Ему показалось, что
там, в этом золоте, возник на мгновение лик Фортуны.
Так стряслось, что бетонный куб немешаевской типографии
"Заря социалистической печати" был построен как раз накануне
тринадцатой Октябрьской годовщины. Здание было до того чистым и
светлым, что в нем вполне можно было проводить конгрессы
Коминтерна.
Внутри типографского куба, кроме производственных
помещений, бухгалтерии и отдела кадров, располагался просторный
кабинет директора Леонида Марковича Курочкина. В кабинете пахло
циркулярами, отношениями, требованиями и прочей бумажной
продукцией, которой был завален длинный, покрытый малиновым
сукном, рабочий стол товарища Курочкина. Возле стола стояла
плетеная мусорная корзинка, над которой висел портрет местного
руководителя -- товарища Канареечкина. От одного портрета к
другому тянулся плакат c ни к чему не обязывающей надписью:
"Привет шефам!" Время от времени в кабинете звонил телефон.
Трубку Леонид Маркович снимать не любил. Иногда раскрывалась
дверь, накрашенная до одури секретарша Леночка подходила к
столу, открывала папку и выкладывала на стол директора
несколько листков бумаги. Леонид Маркович расписывался и
взмахом руки отпускал секретаршу, даже не взглянув ни на
бумаги, ни на смазливую мордашку. Леночка кокетливо фыркала, но
покорно уходила.
Несмотря на свою закатную молодость, Леонид Маркович был
человеком демократического склада и достаточно отпетым
взяточником. Голова у него была круглая, костюм -- черный,
жилет -- серый, короткие каштановые волосы блестели, точно
шерсть у морского котика. До революции Леонид Маркович был
генеральским денщиком. Но Октябрь его раскрепостил, и он начал
продвигаться по службе так стремительно и c таким рвением, что,
в конце концов, товарищ Канареечкин оценил по достоинству
заслуги Курочкина перед городом и сделал из бывшей генеральской
задницы первое лицо немешаевской "Зари социалистической
печати".
"Я страшно люблю деньги, -- говорил товарищ Курочкин своей
жене Надежде Пантелеевне. -- Я не могу без них никак. Нет,
Надечка, я не взяточник, я хороший! Верь мне, душечка, я
хороший!" Душечка не верила и кормила Ленечку из ряда вон
плохо.
В тот самый момент рабочего дня, когда Леонид Маркович,
дохнув на кругленькую печатку, c удовольствием поставил оттиск
на финансовом отчете за первый квартал, в приемной директора
типографии появилась корпусная фигура великого комбинатора.
Остап быстро прошел мимо стола, за которым пудрила свой
носик секретарша Леночка и на миг остановился у дерматиновой
двери c табличкой "Без доклада не входить". Леночка спрятала
черепаховую пудреницу, окинула пришельца эротическим взглядом и
поняла, что это свеженький, как со льдины, заказчик. Остап ей
подмигнул и живо открыл дверь.
-- Здравствуйте, товарищ Курочкин, -- напористым, не
допускающим возражений голосом сказал он, войдя в кабинет.
-- Добрый день, -- произнес Леонид Маркович несколько
озадаченно. -- Вам что, товарищ? Вы от какой организации?
-- Вы сами прекрасно знаете, от какой, -- Бендер
значительно посмотрел на директора и, бесцеремонно сев в
стоявшее у окна кресло, добавил: -- Семен Никитич Люксембурцев.
Республиканское ГПУ.
При этом правая рука "Семена Никитича" извлекла из
нагрудного кармана красное удостоверение и снова отправила его
в карман.
Леонид Маркович встал, раболепно поклонился, поправил
галстук и сейчас же снова опустился на прежнее место,
почувствовав себя генеральским денщиком.
Наступила продолжительная пауза, в течение которой, в душе
денщика раздавался тихий стон гибнущего индивидуума.
-- Здравствуйте, товарищ Люксембурцев. -- Леонид Маркович
начал внимательно и в то же время осторожно рассматривать
посетителя.
-- Необходимо срочно выполнить секретный заказ. Это в
порядке эксперимента. По линии Совнаркома. Вот эскиз и письмо.
Необычный заказчик, наклонясь вперед, протянул два листка
бумаги, на одном из которых было написано:
Секретно
Срочно
Директору Немешаевской типографии
"Заря социалистической печати"
тов. Курочкину Л.М.
Приказываю отпечатать тиражом в 10000 (Десять тысяч) экз.,
по прилагаемому эскизу, и выдать готовую печатную продукцию
тов. Люксембурцеву C.Н.
Начальник ГПУ PСФСP Подохлестов Н.О.
Эскиз представлял собой неплохой рисунок, выполненный
акварелью и походивший на этикетку от плоской бутылки
"Зубровки". В верхней части рисунка был намалеван желтый
затушеванный диск финского солнца c несколькими полосочками и
тенями по кругу. По центру было красиво написано:
"Черноморский херес", ниже: "крепкое", и еще ниже:
"Изготовлено в Испании. Исключительно тонкий букет.
Альдегиды и эфиры -- по нулям. Продлевает жизнь. Похмелья не
вызывает. Аромат меда и цветов ромашки. Содержание спирта 20%".
Прочитав письмо, директор типографии вытаращил, насколько
это возможно глаза, округлил руки, словно в них был поднос c
фужерами, чуть покосился на финское солнце и, захлебываясь от
радости, что ему ничего не будет, почти закричал:
-- Так, что ж вы, товарищ, сразу не доложили!.. Конечно!
-- Мне нужен тираж максимум через три часа, -- произнес
Остап довольно неприятным голосом и посмотрел на часы. --
Сейчас одиннадцать, значит к обеду все должно быть готово.
-- К обеду -- так к обеду, -- проделикатничал Леонид
Маркович и между тем подумал: "Этот свое возьмет без всяких
подачек. Да, плохой день".
Он кивнул головой, витиеватым росчерком наложил резолюцию:
"В производство!", вызвал секретаршу и, передавая ей бумаги,
подчеркнул: "Это срочно!"
-- Пожалуйста, товарищ Люксембурцев. Сейчас же займутся
вашим заказом. Можете не сомневаться, Семен Никитич, сделаем!
Великий комбинатор поднялся во весь рост и быстро
направился к выходу. Но, собравшись было открыть дверь, он
вдруг обернулся и сказал c чарующей, хотя и грубой улыбкой:
-- Ах да, совсем забыл, Леонид Маркович... Тут мое
начальство попросило выяснить, так сказать, вскрыть истину, или
точнее, вылупить на свет правду...
Остап занял позицию у окна и продолжил:
-- В наше управление, видимо, от ваших заказчиков,
поступила странная, но ужасно интересная жалоба.
Леонид Маркович вздрогнул и ясно почувствовал приближение
внутреннего насморка.
Посетитель по-канцелярски спокойно вынул из кармана брюк
желтый листок бумаги и, развернув его, прочитал:
-- "Немешаевская мясная артель "Моршанские шницеля"
сообщает..." Жалоба на вас, товарищ Курочкин... да, на вас. Ну
что, голуба, делать-то будем?
Голуба от страха потеряла дар речи. Юношеские румянцы
быстро сошли, лоб покрылся блестящим потом, а остальная часть
лица -- траурными морщинами.
-- Дело ясное, -- жестко сказал Бендер. -- По глазам вижу,
что вы взяточник c большим стажем.
На взяточника прямо жалко было смотреть. Дремлющая совесть
начала покусывать все его существо.
-- Я...
-- Нехорошо, Леонид Маркович, нехорошо. Вам, значит,
доверили такой пост, а вы, пользуясь служебным положением
облимониваете государство. Втираете заказчикам очки. Таскаете
республику за нос. Третируете Советскую власть.
-- Но, товарищ, ведь я же...
-- Вы кого хотите оставить c носом? Советскую власть?
-- Нет, я не хочу ее оставлять c носом!
-- Вы кого хотите оставить в дураках? Партию?
-- Клянусь! нет! нет! нет! я не хочу оставлять партию в
дураках!
-- Мне придется сообщить товарищу Свистопляскину.
Остап заложил руки за спину и прошелся по кабинету.
-- Нехорошо, нехорошо, -- сказал он, остановившись. --
Очень нехорошо. Даже и не знаю, что теперь нам c вами делать...
Ведь что получается? Уголовный кодекс. Глава третья.
Должностные преступления...
Леонид Маркович знал, что делать. Он почти бегом
приблизился к несгораемому шкафу, открыл дверцу, достал
новенькую, перевязанную шпагатом, пачку. Деньги посетителю были
протянуты обеими дрожащими руками так торжественно, словно
происходила церемония вручения маршальского жезла.
-- Вот, возьмите.
Остап схватил взяточника выше локтя, посмотрел ему в глаза
отеческим взглядом, спрятал пачку в карман и сказал просто, без
обиняков:
-- Да вы что? По сто четырнадцатой загреметь хотите? Если
вы так будете работать, то ваш лозунг на стенке не далее как
через пару месяцев будет заменен другим: "Железной рукой
погоним человечество к счастью!" Стыдно, Леонид Маркович, очень
стыдно. Ладно, пока прощаем.
Великий комбинатор грустно пожал взяточнику руку и деловой
походкой направился к выходу. Заглушив хлопнувшей дверью бой
кабинетных часов, он подарил секретарше Леночке громкий
воздушный поцелуй. Леночка вздрогнула, поправила прическу и
очаровательно улыбнулась. Но улыбка на фоне большой, как
артиллерийская мишень, стенной газеты, стала усиленно
агитационной. Это обстоятельство отпугнуло Остапа и он вымолвил
так:
-- Мадемуазель, вы обворожительны.
Слово "мадемуазель" он произнес кротко, "вы" сонно, а
"обворожительны" у него вообще завязло в горле. Тактично
добавив: "Девушка, от вас исходит такое амбре, что я просто
