Кузен Тарантоги желал бы поэтому видеть мемориальные доски на стенах каждого
порядочного ресторана, с соответственными надписями, например MOR-TUI SUNT
UT NOS BENE EDAMUS (Они умерли, чтобы мы хорошо ели (лат.)) или, на
худой конец, MAKE SALAD, NOT WAR (Занимайтесь салатом, а не войной
(англ.)). А в первую очередь - у вегетарианских столовых, ведь с
мясными блюдами было куда проще. Чтобы соорудить котлету или отбить
отбивную, достаточно было подглядеть, что гиена или шакал делают с падалью;
то же самое относится к яйцам. За шестьсот сортов сыра французы заслуживают,
быть может, плакетки, но уж никак не памятника и не мраморной мемориальной
доски, потому что эти сорта они открывали чаще всего по рассеянности.
Оставил, например, растяпа-пастух рядом с головкой сыра ломоть
заплесневелого хлеба, и появился на свет рокфор. Когда мой собеседник
принялся порицать современных политиков за пренебрежение к овощам, зазвонил
телефон. Кузен Тарантоги снял трубку; оказалось, однако, что просят меня. Я
был весьма удивлен - ведь никто не мог знать о моем возвращении со звезд,-
но все тут же выяснилось. Кто-то из аппарата генерального секретаря ООН
хотел узнать у Тарантоги мой адрес, а кузен, так сказать, замкнул меня с
этим человеком накоротко. Говорил доктор Какесут Вагатан, Специальный
уполномоченный Советника по вопросам глобальной безопасности при Генеральном
секретаре Организации Объединенных Наций. Он хотел встретиться со мной
возможно быстрее, так что мы условились на следующий день; записывая в
блокноте время приема, я и понятия не имел. в какую историю впутываюсь. Пока
что, однако, этот звонок меня выручил, оборвав поток рассуждений моего
собеседника, который жаждал поговорить о приправах с перцем; я распрощался с
ним, сославшись на крайнюю занятость и дав ложное обещание вскоре его
навестить.
Долгое время спустя Тарантога рассказал мне, что примула все же
засохла,- в своем палеоботаническо-кулинарном экстазе кузен забывал ее
поливать. Этот случай я счел типичным: тому, у кого на уме лишь
множественное число, наплевать на единственное. Поэтому-то у великих
реформаторов, мечтающих разом осчастливить все человечество, не хватает
терпения на отдельных людей.
Шило не скоро вылезло из мешка. Я не был поставлен в известность, что
мне предстоит рискнуть головой ради человечества и отправиться на Луну,
чтобы выяснить, не затевают ли там чего-нибудь умные вооружения. Сперва меня
принял доктор Вагатан, за чашкой черного кофе и рюмкой старого коньяка. Это
был невероятно улыбчивый азиат, азиат образцовый - от него я вообще ничего
не узнал, так он хранил тайну. Генеральный секретарь, похоже, желал
непременно познакомиться с моими книгами, но, как человек невероятно
загруженный на своем высоком посту, просил меня порекомендовать ему те мои
сочинения, которые я считаю наиболее важными. По видимости случайно к
Вагатану зашли еще какие-то посетители и стали просить у меня автограф.
Отказать было трудно. Разговор, правда, зашел и о роботах, и о Луне, но
главным образом о ее роли в истории - как декоративного элемента в любовной
лирике. Лишь много позднее я узнал, что это были не просто разговоры, но
переход от screening к clearance (От маскировки к проверке благонадежности
(англ.)), а кресло, в котором я удобно расположился, было нашпиговано
датчиками - чтобы по еле заметным изменениям мышечного напряжения
исследовать мои реакции на "ключевые вербальные раздражители", вроде той же
"Луны" или "робота". Ибо положение, в котором я оставил Землю, отправившись
к звездам Тельца, изменилось коренным образом: теперь пригодность к
разведывательным операциям исследовал и оценивал в баллах компьютер, а мои
собеседники играли всего лишь роль вспомогательных инструментов. Сам не
знаю, зачем, но назавтра я снова зашел в резиденцию ООН, а потом еще, раз уж
меня приглашали. Они хотели видеть меня непременно и постоянно; я начал
обедать с ними в столовой, весьма недурной, но настоящая цель моих все более
частых визитов оставалась неясной. Наметился как будто проект издать
собрание моих сочинений Объединенными Нациями на всех языках мира, а их не
меньше четырех с половиной тысяч. Хотя тщеславия во мне нет ни капли, эту
мысль я признал разумной. Новые знакомые оказались страстными почитателями
моих "Звездных дневников". То были доктор Рорти, инженер Тотгентанц и братья
Сиббилкис, близнецы - я различал их по галстукам. Оба были математиками.
Старший, Кастор, занимался алгоматикой, то есть алгеброй конфликтов,
заканчивающихся фатально для всех, кто в них вовлечен. Поэтому данную
отрасль теории игр иногда называют садистикой, а Кастора коллеги называли
садистиком, причем Рорти утверждают, будто его полное имя - Кастор Ойл, то
есть Касторка. Должно быть, шутил. Второй Сиббилкис, Поллукс, был
статистиком и имел весьма своеобразную привычку после долгого молчания
вмешиваться в разговор с вопросами ни к селу ни к городу, например; сколько
людей во всем мире в данный момент ковыряют в носу? Будучи феноменальным
счетчиком, такие вещи он вычислял мгновенно. Кто-нибудь из них ждал меня из
вежливости в вестибюле, огромном, как ангар "космических челноков", и
провожал к лифту. Мы ехали либо к Сиббилкисам, в их лабораторию, либо к
профессору Йонашу Куштику, который был тоже без ума от моих книг, коль скоро
цитировал их на память с указанием страницы и года издания. Куштик (так же,
как и Тоттентанц) занимался теорией теледублей, или телетроникой.
Телетроника - это новая область робототехники, занимающаяся проблемами
переброски, или трансляции, сознания (прежде это называли telepresence (
Телеприсутствие (англ.).)). Лозунг телетронщиков: "Сам не можешь -
пошли теледубля". Именно Куштик и Тоттентанц уговорили меня испробовать
теледублирование на себе, то есть транслироваться (человека, все ощущения
которого транслируются по радио теледублю, называют "парень в трансе" или
"телекинутый").
Я не долго думая согласился, и лишь много позже до меня дошло, что ни
один из них не был в таком уж восторге от моих книг, а читали они меня по
долгу службы, чтобы вместе с рядом других сотрудников Лунного Агентства
(имена которых я опущу, дабы не заносить их на скрижали истории) незаметно
втянуть меня в проект, названный Лунной Миссией. Почему незаметно? А потому
что я ведь мог отказаться и вместо того, чтобы лететь на Луну, вернуться
домой, выведав все тайны Миссии. Ну и что, мог бы спросить меня кто-нибудь с
непонимаюшим видом, мир, что ли, от этого перевернулся бы? В том-то и дело,
что мог перевернуться. От человека, выбранного Лунным Агентством среди тысяч
других, требовались максимально возможные компетентность и лояльность.
Компетентность - это понятно, но лояльность? По отношению к кому я должен
был оставаться лояльным? По . отношению к Агентству? В известном смысле -
да, поскольку оно представляло интересы человечества в целом. Речь шла о
том, чтобы ни одно государство в отдельности, ни одна группировка или,
допустим, тайная коалиция государств не могла узнать о результатах лунной
разведки, ибо тот, кто первым узнал бы о состоянии лунных вооружений, мог
получить стратегическую информацию, дающую ему перевес на Земле.
Воцарившийся на ней мир вовсе не был, как отсюда видно, идиллией.
Вот так ученые, рассыпавшиеся передо мной в любезностях и словно
ребенку позволявшие мне забавляться теледублями, в сущности, рассекали мой
мозг по живому или, вернее, помогали это делать компьютерам, что незримо
участвовали во всех наших беседах. Кастор Сиббилкис со своими
сюрреалистическими галстуками тоже был тут, в качестве теоретика конфликтных
игр с пирровым исходом, а ведь именно такую игру вели со мной - или же
против меня. Чтобы принять или отвергнуть миссию, надо было с ней
ознакомиться; но если бы затем я от нее отказался или дал бы свое согласие,
а вернувшись, выдал кому-нибудь результаты своей экспедиции, возникло бы
положение, которое алгоматики называют предкатастрофическим. Кандидатов
имелось множество - всевозможных рас и национальностей, с различным
образованием и различными заслугами в прошлом; я был одним из них, даже не
догадываясь об этом. Избранник должен был стать представителем человечества,
а не шпионом, хотя бы потенциальным, какой-либо державы. Не случайно девизом
операции "Мука" служила аббревиатура PAS (Perfect Assured Secrecy(Абсолютно
гарантированная секретность (англ.))). "Мука" потому, что имелось в
виду тщательное просеивание кандидатов для выбора идеального разведчика. В
шифрованных рапортах он именовался Миссионером. "Мука" содержала намек на
"Сито", прямо не называвшееся, чтобы, упаси Бог, кто-нибудь посторонний не
догадался, о чем речь.
Объяснил ли мне кто-нибудь все это до конца? Куда там. Тем не менее,
когда я был уже назначен Миссионером (LEM: Lunar Efficient Missionary
(' Эффективный лунный миссионер (англ.))) и который уж раз
залезал в ракету, чтобы через пару часов несолоно хлебавши вылезти обратно в
скафандре, обвешанном проводами и трубочками, потому что опять что-то там не
заладилось во время обратного отсчета секунд перед стартом (count-down),- у
меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить о событиях последних
месяцев; в конце концов они уложились у меня в голове в надлежащем порядке,
и, сопоставив одно с другим, я понял истинную подоплеку игры, которую вело
со мной ЛА ради самой высокой на свете ставки. Самой высокой, если не для
человечества, то для меня: ибо я без всякой там алгоматики и теорий пирровых
игр пришел к убеждению, что в такой ситуации самый надежный способ
обеспечить PAS - это прикончить разведчика немедленно после его
благополучного возвращения на Землю с готовым рапортом. А так как я знал,
что теперь они должны послать меня в небеса, раз уж я оказался лучшим и
надежнейшим из всех кандидатов, то в промежутке между очередными стартовыми
отсчетами я сообщил об этой догадке своим коллегам - Сиббилкисам,
Куштику, Блэхаузу, Тот-тентанцу, Гаррафизу (о Гаррафизе я еще, может быть,
расскажу отдельно); все они, вместе с дюжиной техников-связистов, составляли
земной экипаж моей селенологической экспедиции, то есть должны были стать
для меня тем же, чем для Армстронга и компании был во время полета "Аполло"
центр в Хьюстоне. Желая попортить этим фарисеям возможно больше крови, я
спросил, известно ли им, кто мною займется, когда я вернусь героем на
Землю,- само Лунное Агентство или его субподрядчик -MURDER INCORPORATED (
Корпорация "Убийство" (англ.))?
Именно так я и сказал, этими самыми словами, чтобы проверить их
реакцию: ведь если они вообще принимали в расчет ЭТОТ вариант, то должны
были понять меня с лету. И точно - они застыли как громом пораженные. Эта
сцена и теперь у меня перед глазами. Небольшое помещение на космодроме -
так называемый "зал ожидания",- обставленное по-спартански: металл,
облицованный светло-зеленым пластиком, да автоматы с кока-колой, вот только
кресла там были действительно удобные; я в ангельско белом скафандре, с
головою под мышкой (то есть со шлемом, но так уж говорили: пилот "с головою
под мышкой" должен был непременно лететь), стою напротив верных товарищей -
ученых, докторов, инженеров. Первым, кажется, отозвался Кастор Ойл. Что это,
мол, не они, что это компьютер, да и то лишь в уравнениях, ибо, конечно, в
чисто математическом плане решение леммы Perfect Assured Secrecy именно
таково, но эта абстракция, не учитывающая этического коэффициента, никогда
