обследовав меня, что заняло три часа, он поставил на письменный стол бутылку
виски, налил мне и себе; когда же атмосфера стала совершенно приятельской,
заложил ногу за ногу, помолчал, собираясь с мыслями, и произнес:
- Господин Тихий, я буду обращаться к вам на вы - но лишь потому, что
так принято. Можно считать установленным, что большая спайка мозга рассечена
у вас от comissura anterior до posterior ( От передней комиссуры (спайки) до
задней (лат.)), хотя на черепе нет и следа трепанационного шрама...
- Так я же и говорю, профессор,- перебил я его,- никакой трепанации
не было, а было поражение новейшим оружием. Это, наверно, оружие будущего:
не надо никого убивать, достаточно подвергнуть вражескую армию дистанционной
церебеллотомии ( Церебеллотомия - рассечение мозжечка.). С отсеченным от
остального мозга мозжечком любой солдат сразу же рухнет на землю, словно
парализованный. Так мне сказали в том ведомстве, называть которое я не имею
права. Но по случайности я встал к тому ультразвуковому полю боком, или, как
выражаются медики, саггитально (Саггитальная плоскость делит тело продольно
на левую и правую половины.). Хотя и это не наверняка - тамошние роботы,
видите ли, орудуют скрыто, и механизм воздействия этого поля не вполне
ясен...
- Неважно,- сказал профессор, глядя на меня своими добрыми, умными
глазами сквозь золотые очки.- Внемедицинские обстоятельства нас в данную
минуту не интересуют. Что же касается количества сознаний в подвергнутом
каллотомии человеке, то тут к настоящему времени существуют восемнадцать
теорий. Поскольку каждая из них имеет экспериментальное подтверждение,
понятно, что ни одна не может быть ни совершенно ошибочной, ни совершенно
истинной. Вы не один, но вас и не двое, о дробных числах тоже говорить не
приходится.
- Так сколько же меня, собственно, есть? - спросил я удивленно.
- Нет хороших ответов на плохо поставленные вопросы. Представьте себе
двух близнецов, которые от рождения только и делают, что пилят двуручной
пилой дрова. Они трудятся в полном согласии, иначе не смогли бы пилить; если
же забрать у них эту пилу, они уподобятся вам в вашем нынешнем состоянии.
- Но ведь каждый из них, пилит он или не пилит, обладает
одним-единственным сознанием,- разочарованно заметил я.- Ваши коллеги в
Америке, профессор, рассказали мне множество подобных притч. О близнецах с
пилой тоже.
- Ну, ясно,- сказал Макинтайр и подмигнул левым глазом, так что я
даже подумал, не рассечено ли и у него что-нибудь.- Мои американские
коллеги беспросветно темны, а такие сравнения курам на смех. Эту историю с
близнецами, выдуманную одним американцем, я привел нарочно - как пример
ошибочного подхода. Если изобразить работу мозга графически, у вас она
выглядит как большая буква Y, поскольку сохраняется единый ствол мозга и
средний мозг. Это - основание игрека, а полушария у вас разделены, как его
верхняя часть. Понимаете? Интуитивно это можно легко...- профессор запнулся
и вскрикнул, получив от меня удар по коленной чашечке.
- Это не я, это моя левая нога! - поспешно объяснил я.- Извините,
честное слово, я не хотел...
Макинтайр понимающе улыбнулся (но в этой улыбке было что-то фальшивое,
словно у психиатра, всем своим видом показывающего, что сумасшедший, который
его укусил, человек нормальный и симпатичный), встал и отодвинулся вместе со
стулом на безопасное расстояние.
- Правое полушарие обычно гораздо агрессивнее левого, это факт,-
сказал он, осторожно ощупывая колено.- Вы, однако, могли бы держать ноги
сплетенными. Да и руки, знаете, тоже. Так нам будет легче беседовать...
- Я уже пробовал - затекают. А потом, позволю себе заметить, ваш
игре^ ничего мне не объясняет. Где начинается в нем сознание - под
развилкой, в развилке, еще выше или - как там еще?
- Совершенно определенно сказать нельзя,- ответил профессор,
продолжая покачивать ушибленной ногой, которую он усердно массировал.-
Мозг, любезнейший господин Тихий, состоит из множества функциональных
подсистем, которые у нормального человека взаимодействуют по-разному при
выполнении разных заданий. У вас подсистемы самого высокого уровня полностью
разъединены и потому не могут взаимодействовать.
- Об этих подсистемах я тоже уже наслышался, разрешите заметить. Я не
хотел бы выглядеть невежливым - во всяком случае, могу вас заверить,
профессор, что этого не хочет мое левое полушарие, которое сейчас обращается
к вам,- но я по-прежнему ничего не знаю. Ведь я живу совершенно нормально
- ем, хожу, сплю, читаю, только приходится следить за левой рукой и ногой,
потому что они затевают скандалы без всякого предупреждения. Я хочу узнать,
КТО подстраивает мне эти фокусы? Если мой мозг, то почему Я ничего об этом
не знаю?
- Потому что полушарие, виновное в этом, безгласно, господин Тихий.
Центр речи находится в левом полушарии, в височной до...
На полу между нами лежали мотки проводов от множества аппаратов, при
помощи которых Макинтайр меня обследовал. Я заметил, что моя левая нога
начинает как бы играть этими проводами. Она намотала себе на щиколотку
толстый кабель в черной блестящей изоляции, чему я особого значения не
придал, и вдруг, дернувшись назад, потянула за кабель, который, оказывается,
обвивал ножку профессорского стула. Стул встал дыбом, а профессор грохнулся
на линолеум. Я мог убедиться, однако, что передо мною опытный врач и
владеющий собой ученый; поднимаясь с пола, он произнес почти совершенно
спокойно:
- Ничего, ничего. Ради Бога, не беспокойтесь. Правое полушарие
заведует ориентацией в пространстве; неудивительно, что оно гораздо ловчее в
такого рода делах. Но я просил бы вас еще раз, господин Тихий, сесть
подальше от стола, от проводов и вообще от всего. Это облегчит нам беседу и
выбор подходящей для нашего случая терапии.
- Я хочу только знать, где мое сознание,- ответил я, сматывая провод
с ноги, что давалось мне нелегко - та словно бы приросла к полу.-
Ведь это, казалось бы, я дернул стул, а в то же время у меня не было такого
намерения. Так КТО же это сделал?
- Ваша левая нижняя конечность, управляемая правым полушарием. -
Профессор поправил съехавшие очки, отодвинул стул чуть подальше, но после
некоторого раздумья не сел, а остался стоять, ухватившись за спинку стула. Я
подумал - каким из полушарий, не знаю,- уж не борется ли он с искушением
перейти в контратаку?
- Так мы можем толковать до Судного дня,- заметил я, чувствуя, как
напрягается левая сторона моего тела. На всякий случай я сплел ноги и руки.
Макинтайр, внимательно наблюдая за мной, продолжал дружеским тоном:
- Левое полушарие доминирует благодаря центрам речи. Разговаривая с
вами, я разговариваю, следовательно, с левым полушарием, а правое может лишь
прислушиваться к нашей беседе. Речью оно владеет в очень незначительной
степени.
- У других - пожалуй, но только не у меня,- возразил я, на всякий
случай придерживая правой рукой запястье левой.- Оно у меня действительно
немое, но я, знаете ли, обучил его языку глухонемых. Сколько здоровья мне
это стоило! - Не может быть!
В глазах профессора появился блеск, который я уже видел у его
американских собратьев; я пожалел о своей откровенности, но было уже поздно.
- Да ведь оно не владеет глагольными формами! Это доказано...
- Ну и что? Можно и без глаголов.
- Тогда, пожалуйста, спросите его, то есть себя - то есть его, хочу я
сказать,- что оно думает о нашей беседе? Сможете?
Волей-неволей я взял свою левую руку и начал ласково поглаживать ее
правой (это, я знал, хорошо помогает), а потом стал подавать условные знаки,
касаясь левой ладони. Вскоре ее пальцы зашевелились. Я следил за ними
какое-то время, после чего, стараясь скрыть свою злость, положил левую руку
на колено, хотя та и сопротивлялась. Разумеется, она тут же чувствительно
ущипнула меня за бедро. Этого следовало ожидать, но я не хотел устраивать
представление, сражаясь с самим собой на глазах у профессора.
- И что же она сказала? - спросил профессор, неосторожно высовываясь
из-за стула. - Ничего интересного.
- Но я же отчетливо видел - она подавала какие-то знаки. Или
они были не скоординированы?
- Нет, почему же, прекрасно скоординированы, только это глупость.
- Так говорите! В науке глупостей нет! - Она сказала: "Ты задница!"
Профессор даже не улыбнулся, до того он был увлечен. - Нет, правда?
Тогда спросите ее, пожалуйста, обо мне. - Как вам будет угодно.
Я снова взял свою левую руку и пальцем указал на профессора; на этот
раз ее даже не пришлось особенно уговаривать - она ответила моментально. -
Ну, ну? - "Тоже задница". - Прямо так и сказал?
- Да. Глаголы ей действительно не даются, однако понять можно. Но я
по-прежнему не знаю, КТО говорит. Пусть жестами, это ведь все равно. С вами
я разговариваю ртом, а с ней должен пальцами, как же все это понять? У меня
в голове есть и Я, и какой-то ОН? Если есть ОН, то почему я ничего не знаю о
нем и вообще не ощущаю его - ни его переживаний, ни эмоций, вообще ничего,
хотя ОН в МОЕЙ голове и составляет часть МОЕГО мозга? Ведь он не снаружи.
Ладно бы еще обыкновенное раздвоение сознания, если бы все у меня там
перемешалось - это я еще мог бы понять. Так нет же! Откуда он взялся, этот
ОН? Что, он тоже Ийон Тихий? А если даже так, почему мне приходится
объясняться с ним окольным путем, через руку, и получать ответы тоже
окольным путем, скажите на милость? Он - или оно, если это полушарие моего
мозга,- не на такое еще способен. Если бы он хоть был - или оно было - не
в своем уме! Ведь оно то и дело впутывает меня в скандальные истории.
Не видя больше нужды таиться от профессора, я рассказал ему об
инцидентах в автобусе и метро. Он был вне себя от любопытства. - Значит,
только блондинки? - Да. Пусть крашеные, это не имеет значения. - А
что-нибудь еще оно себе позволяет? - В автобусе - нет. - А в другой
обстановке?
- Не знаю, не пробовал. То есть я не давал ему такой возможности. Или
ей, если угодно. Раз уж вам так интересны детали, добавлю, что несколько раз
я получал за это пощечины и был вне себя от ярости и смущения, ведь никакой
вины за собой я не чувствовал; а в то же время мне было почему-то забавно.
Но однажды я получил оплеуху по левой щеке, и тогда мне было совсем не
смешно. Я над этим задумался и решил, что могу объяснить, в чем тут дело.
- Ну конечно! - воскликнул профессор.- Левый Тихий получал оплеухи
за правого, и именно это правого забавляло. А вот когда правому досталось за
правого, это вовсе не показалось ему забавным, ведь он получил, так сказать,
не только за свое, но и в свою часть лица.
- Вот именно. Значит, какая-то связь вроде бы есть в бедной моей
голове, только скорее эмоциональная, чем рациональная. Эмоции, впрочем, он
тоже испытывает, хотя я ничего об этом не знаю. Допустим, они
бессознательные, но возможно ли это? В конце концов, этот Экклез с его
теорией бессознательных инстинктов плетет чушь. Высмотреть в толпе
миловидную блондинку, маневрировать так, чтобы приблизиться к ней, поначалу
неизвестно зачем, встать за нею и так далее,- тут ведь целый продуманный
план, а не какие-то там инстинкты. Продуманный, а значит, осознаваемый. Но
КЕМ? КТО тут обдумывает? Кто обладает этим сознанием, если не Я?
- Ах, знаете,- сказал все еще заметно возбужденный профессор,- это
можно, в конце концов, объяснить. Пламя свечи легко различить в темноте, но
не днем, при солнце. Может быть, правый мозг и обладает каким-то сознанием,
