Александр Гусев - Гвардеец льда, Валерий Васильев - Иван русский, Александр
Рагулин - Иван Грозный и Владислав Третьяк - Член ЦК ВЛКСМ. Оставили они
все кто учебу в высшем учебном заведении, кто - родной завод, кто - колхоз
или совхоз, попрощались с женами, поцеловали малых детишек и улетели в
Америку.
Прилетели советские хоккеисты в стан врага. Выходят на площадку. А
американцев человек 50, все громадные, шлемы сверкают, клюшки об лед
стучат. И говорят: "Эй, русские, проигрывать приехали?" А наши отвечают:
"Побеждают не словами, а делами". Говорят американцы: "Наши дела в наших
клюшках". А советские отвечают: "Наши дела в наших сердцах". И начался
матч. Наши каждый 5-6 врагов обыгрывает и шайбы в ворота закидывает. А
американцы за спиной судьи подножки подставляют, бьют и убивают наших
парней. Больше всех Фил Эспозито - Мистер бронированный танк старается. Да
и судьи, подкупленные американцами, делают вид, что ничего не замечают. 6
советских хоккеистов унесли с поля. Но победа осталась за нами 10:0. Счет
по периодам: первый период - 5:0, второй период - 3:0, третий период - 2:0.
Шайбы забросили: Александр Якушев - Великолепный (4), Валерий Харламов -
Кудесник хоккея (3), Вячеслав Старшинов - Ударник пятачка (2), Владимир
Петров - Комсорг (1). А сколько еще шайб судьи не засчитали.
Вернулись наши хоккеисты в отель, а Борис Михайлов - Капитан, Владимир
Шадрин - Несгибаемый, Александр Гусев - Гвардеец льда и Борис Майоров -
Передовик атаки не приходя в себя скончались. Валерий же Харламов -
Кудесник хоккея и Владимир Лутченко - Непроходимый с тяжелыми ранениями
лежат. Похоронили советские хоккеисты своих товарищей и собрались на
собрание. А в стане врага веселье, пью американцы виски и кричат: "Эй,
советские, завтра мы вам покажем!" Встал член Политбюро ЦК КПСС товарищ
Шелепин и говорит: "Не гоже, чтоб американец над советским торжествовал.
Завтра надо выиграть". И постановили, что каждый будет играть за себя и за
погибших товарищей.
Вышли на второй матч. Американцев человек 50, все громадные, шлемы
блестят, клюшки об лед стучат. И говорят американцы: "Эй, русские,
проигрывать приехали?" А наши отвечают: "Побеждают не словами, а делами".
Говорят американцы: "Наши дела в наших клюшках". А советские отвечают:
"Наши дела в наших сердцах". И начался матч. Наши каждый семь-восемь врагов
обыгрывает и шайбы в ворота закидывает. А американцы за спиной судьи
подножки подставляют, бьют и убивают наших парней. Больше всех Гарди Хоу -
Мистер большой локоть старается. Да и судьи, подкупленные американцами,
делают вид, что ничего не замечают. 6 советских хоккеистов унесли с поля.
Но победа осталась за нами 8:3. Счет по периодам: первый период - 3:0,
второй период - 2:1, третий период - 3:2. Шайбы забросили: Александр Якушев
- Великолепный (4), Валерий Харламов - Кудесник хоккея (3), Вячеслав
Старшинов - Ударник пятачка (1). А сколько шайб еще судьи не засчитали.
Вернулись наши хоккеисты в отель, а Владимир Петров - Комсорг,
Вячеслав Старшинов - Ударник пятачка, Владимир Лутченко - Непроходимый,
Валерий Васильев - Иван русский не приходя в себя скончались. Александр же
Якушев - Великолепный и Александр Рагулин - Иван Грозный с тяжелыми
травмами лежат. Похоронили советские хоккеисты своих товарищей и собрались
на собрание. А в стане врага веселье, пью американцы виски и кричат: "Эй,
советские, завтра мы вам покажем!" Встал член Политбюро ЦК КПСС товарищ
Шелепин и говорит: "Не гоже, чтобы американец над советским торжествовал.
Завтра надо выиграть". И постановили, что каждый будет играть за себя и за
погибших товарищей.
Вышли на третий матч. Американцев человек 50, все громадные, шлемы
блестят, клюшки об лед стучат. И говорят американцы: "Эй, русские,
проигрывать приехали?" А наши отвечают: "Побеждают не словами, а делами".
Говорят американцы: "Наши дела в наших клюшках". А советские отвечают:
"Наши дела в наших сердцах". И начался матч. Наши каждый 10-12 врагов
обыгрывает и шайбы в ворота закидывает. А американцы за спиной судьи
подножки подставляют, бьют и убивают наших парней. Больше всех Бобби Халл -
Мистер страшная пушка старается. Да и судьи, подкупленные американцами,
делают вид, что ничего не замечают. Вот уже троих советских хоккеистов
унесли с поля, остался один Владислав Третьяк - член ЦК ВЛКСМ, весь
израненный и только шепчет: "Не пройдут! Не пройдут!" Вот три секунды до
конца матча осталось. Вот две секунды осталось. Вот одна секунда осталась.
Вот и сирена. Упал окровавленный Владислав Третьяк - член ЦК ВЛКСМ на лед,
но победа осталась за нами 4:3. Счет по периодам: первый период 1:0, второй
период - 1:1, третий период - 2:2. Шайбы забросили: Александр Якушев -
Великолепный (4). А сколько шайб еще судьи не засчитали.
Поднял член Политбюро ЦК КПСС товарищ Шелепин Владислава Третьяка -
члена ЦК ВЛКСМ, а враги и сами удивляются, шляпы сняли и говорят: "Сколько
лет играем в хоккей, а такое видим первый раз". Сели член Политбюро ЦК КПСС
товарищ Шелепин и Владислав Третьяк - член ЦК ВЛКСМ в самолет и прилетели в
Москву. А на Внуковском аэродроме их народ встречает, родственники,
женщины, дети с цветами. Вышел Владислав Третьяк - член ЦК ВЛКСМ из
самолета, прошел по красной дорожке прямо к Первому секретарю ЦК КПСС и
Председателю Совета Министров СССР товарищу Хрущеву и сказал: "Товарищ
Первый Секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР, задание
Родины выполнено". Сказал и упал замертво.
А в Америке с тех пор в хоккей не играют.
Виктор ВЕРИЖНИКОВ
ГОД БЕЗ НОЯБРЯ
Год тот был жутко коротким. Ноября и декабря в нем вообще не
было. Год закончился двадцать второго октября. Главное -
объявили-то только за два часа, в десять вечера. Так, мол, и так
- по техническим причинам год заканчивается, завтра - первое
января. Двадцать второго день такой стоял солнечный, градусов
шесть было в плюсе, листья еще не все облетели. То есть за елкой
можно было съездить безо всяких сугробов, да и в магазин без
сугробов удобней идти. И на тебе, не могли предупредить!
Президент по телевидению выступил - дескать, я и сам узнал не
раньше вас, ну, может на час только раньше, но, конечно,
поздравляю вас с Новым годом, желаю всячески и так далее...
А назавтра вместо двадцать третьего - действительно первое
января: сугробы, снег, лыжи, спешно доставаемые, кубинская
революция.
Абонемент в бассейн на ноябрь - тю-тю! Билеты на кошачий
концерт в Филармонии - тю-тю!
-- А у меня отпуск с пятнадцатого ноября должен был
начаться, -- жаловался сосед. - Отпуск я ведь всегда с пользой
проводил. Врач знакомый мне что-то такое вкалывал, и я на весь
месяц - в летаргический сон. Разве не полезно? Так-то скучно, не
знаешь. чем заняться - а тут хоть выспишься. Компенсация-то хоть
будет? -- спрашиваю. А мне отвечают - достойные люди, дескать, в
ноябре в отпуск не ходят, но компенсация все же будет, только.
конечно, денежная. А на что мне эти деньги? У меня месяц сна
украли!
Третьего января объявили: по техническим причинам завтра не
четвертое января, а опять первое. И опять новогодний праздник, и
кубинская революция. А тридцатого апреля говорят: извините,
завтра опять апрель начинается. Трава была уже зеленая, а тут все
снова: мокрые дороги, жалкие почки на деревьях, даже снег
кое-какой кое-где.
-- А зарплата? А квартплата? -- спрашивает народ.
-- Зарплата, -- отвечают. - будет вам еще раз выплачена,
конечно. - Но и квартплату придется еще раз внести.
-- А вот я. спрашиваю, -- двадцать седьмого. в восемь
вечера, шурину морду набил. Так что - синяки исчезнут? И можно
считать, что ничего не было?
-- Пожмите вашему шурину руку, попросите его не сердиться,
считать, что синяки исчезли. Но в чисто физическом смысле - они,
конечно, не исчезнут. Что сделано - то сделано. Что сломано - то
сломано. Дано в морду - значит дано. И ничего не вернешь назад.
Явления природы - это явления природы. А поступки людей - это
поступки людей.
Да... В июле было пятьдесят девять дней, зато в июле -
только два: первое и второе. Недели были по восемь дней: между
пятницей и субботой появился еще один день - шестница. Но самих
недель было меньше.
А все-таки, несмотря на два апреля, больше месяца из моей
жизни украдено!
Сейчас 2040 год, недавно мне исполнилось 85, и уже, пожалуй,
пора подводить первые итоги. Я так мало успел в жизни, и поделом
шурин на той неделе набил мне за это морду. Ядерная физика, как
известно, давно запрещена, аномалий времени больше не наблюдается
(все-таки поступки людей и явления природы немножко связаны!) Но
мне до сих пор жаль этого месяца. Сколько бы я сделал, если бы
его у меня не украли!
-- Ни черта бы ты все равно не успел! -- заявил шурин. -
Месяц! Да у тебя столько раз был год и без мая, и без августа, и
неделя без вторника, и день, скажем, из двадцати часов всего.
Потому что ты это время черт знает на что тратил! У меня, правда,
тоже десяти лет в жизни не было...
(Он отсидел за занятия ядерной физикой).
Считал я, считал - действительно, лет тридцати у меня в
жизни не было. Стало быть. мне только пятьдесят пять? Может быть,
паспорт подделать?
Но эти морщины, эта сгорбленная спина... И, господи, как
трясутся руки...
Андрей ВОРКУНОВ
* * *
-- Крещендо, товарищ!
-- Спасибо, геноссе!
А то я не очень знаком с этим местом.
Мне ваше, мон шер, замечание лестно,
я вижу: вы -- дока по этим вопросам.
Напутствие мастера -- это немало,
особенно, если оно и по делу,
я чую: по вам заскрижали анналы,
хоть нынче, смотрите, толпа поредела.
Но это -- пустое, ведь мы с вами выше,
нам с вами не к спеху, пусть лет через
двести,
пусть лет через триста потомки услышат
и скажут: "Крещендо, товарищ маэстро!"
И мы им ответим достойно и веско:
-- Идите в болото, ребята-потомки,
нам вечная вечность -- толстуха-невеста,
не надо пред ней лебезить или комкать.
С очами навыкат идти и сморкаться
в прибрежное золото бархатных кресел,
лишь ангелов пенье, да запах акаций,
да вздутые жилы, да крест (или крестик)...
* * *
Шумахер кричал, но Молчанер -- ни звука,
и это явилось достойным ответом,
Шумахер скулил и кого-то аукал,
Молчанер сопел и плевался при этом.
Шумахер таращил пустые глазницы,
Молчанер прикрыл дальновидные очи,
Шумахер желал поскорее жениться,
Молчанер до этого был неохочим.
Они не сошлись, как вода с керосином,
они уважали друг друга не очень,
один из них был Горлоденера сыном,
другой -- современным советским рабочим
* * *
Петр шел на петинг,
а Дмитрий на митинг,
был петин путь
веселее, чем митин,
был митин путь
поскучнее, чем петин,
разные песни
по-разному петь им
* * *
-- а нет ли какой тут коммерческой тайны? --
спросил я намедни из таниной спальни,
и танина мама ответила с кухни
дубинушным голосом: -- эх, щас как ухнем!
-- так нет ли тогда тут строительной майны?
--
продолжал я взывати из таниной спальни,
и танина мама завыла тягуче:
-- ну комо ж ты фьеро-то бесаль ме мучо?
-- а нет ли, -- спросил я. икая, -- рыгтайма,
на свет божий выйдя из таниной спальни,
на что уже таня сказала весомо:
-- ты шел бы куда-нибудь, хат мой и соул!
-- коль так, то любовь свою выжгу напалмом,
--
сказал. запираясь я в таниной спальне,
и сон задушив в сна возжаждавшем теле,
слегка насвистав из мишеля-мабеля
* * *
хоть и не звался николаем,
но был он редкий николай,
и ни двора, и ни кола,
лишь баба толстая и злая,
ведь правда -- полный николай? --
лицо, глаза, мускулатура,
не грек какой-нибудь, не турок,
а так природа создала,
и ведь нельзя сказать, чтоб плох,
а как бы с кем-то одурачен,
и вот -- ни жигулей, ни дачи,
в горшке цветет чертополох,
посажен, вроде, наудачу,
но неудачно -- видит бог,
и даже стих о нем -- фигня,
неполноценный, куцый, вялый,
а раньше о других, бывало,
и рифм, и смысла, и огня,
