ее в бронзовые одежды, во времена же моей молодости все было иначе. В конце
двадцатого века в России царило гусарство. Водка "Распутин" с подмигивающей
головой развратного старца, воровство политиков, ложь банкиров, все это
сделало свое дело - мы кутили напропалую. Стоило нам увидеть женщину, как
мы тотчас раздевали ее не только взглядом, но и буквально.
- Ну это уж слишком! - пропищала одна из пятидесятилетних скромниц, но
под нашими суровыми взглядами, икнув, замолчала.
- Да, времена, как и правительство. не выбирают, - мудро вздохнул
Аристарх Игнатьевич. - Но по молодости, все это, как ни странно, нам
нравилось. Так вот... Я закончил МГУ, покрутился на товарно-сырьевой бирже,
сколотил капиталец, стал присматривать себе жену. В ту пору, во второй
половине девяностых, в Москве и блистала Варенька N. Девушка голубой крови.
Мало того, что папа никелевый магнат, так еще мама президент Лужников. У
Вареньки были собольи брови, ровные ноги, далеко уже не девичьи груди. И я
почувствовал, что пропал.
Я танцевал с Варенькой на всех презентациях и быстро сошелся с ее
родителями. Ее папа подарил мне никелевый крестик, а мама - сезонный билет
в Лужники. Мое сердце билось так сильно, так сладостно.
Мы повенчались с Варенькой в недавно окропленном соборе Василия
Блаженного.
И вот накануне свадьбы мы пошли на бал в честь примирения русских и
чеченских народов.
Публика там была пестрая. Русские купцы в смокингах от недавно
убиенного Сен-Лорана, чеченские князья в высоких каракулевых шапках, с
инкрустированными саблями.
Грянула мазурка.
До нее Варенька танцевала только со мной, а тут к ней подошел ее отец,
никелевый магнат.
Надо сказать, что предположительно мой будущий папа был очень грузен.
Шея у него была борцовская, розовые же щеки врезались в крахмальный
воротник сорочки. Но когда мой предположительно будущий папа упал перед
Варенькой на одно колено, а потом, с артистической легкостью повел ее по
кругу, все сразу же забыли о его чудовищной грузности.
Танец удался.
В конце же танца отец Вареньки подпрыгнул полевым кузнечиком и упал
перед дочерью на оба колена.
Все аплодировали.
Я ушел с бала совершенно счастливым.
Я чувствовал, что стал еще более счастлив, хотя был счастлив и раньше.
"Можно ли быть еще счастливее, если и раньше был очень счастлив? -
спрашивал я себя, и сам же отвечал: Хотя и раньше я был вполне счастлив,
но, несомненно, после этого бала я стал счастлив еще более. Это
подтверждает необыкновенное мое ощущение настоящего счастья".
Дома я ходил из угла в угол и не знал куда себя деть от счастья.
Я проходил так всю ночь, а когда стало рассветать, в предвкушении еще
большего счастья, выбежал на улицу.
И все мне казалось прекрасным. И этот мистически-загадочный
монгольский мавзолей с Лениным, и этот подземный город на Манежный площади,
поражающий воображение и жителей Америки, и Швеции, и даже Японии.
Тут я увидел нечто ошеломившее меня.
Из огромного здания банка выскочил Варенькин отец. Он был в
необыкновенном возбуждении.
Возле "линкольна" его ждал красавец в черном пальто.
- Ты знал о падении акций? - как-то по-бабьи взвизгнул отец Вареньки.
- Знал, - склонил прекрасную голову молодой человек в длиннополом
пальто.
- Почему же ты не сообщил мне?! - захрипел отец Вареньки.
- Вы танцевали на благотворительном балу, - мягко ответил молодой
человек. - Я не осмелился мешать вам.
- Подлец! - искривив жирное лицо, крикнул Варенькин отец и изо всех
сил ударил молодого человека по лицу. Из носа красавца ручьем хлынула
кровь. - Он не осмелился мне мешать! А я - разорен! Я - полный банкрот!
Тут Варенькин отец опять поднял руку, но я не стал досматривать эту
безобразную сцену.
Все оборвалось во мне.
Соленая, тошнотная волна окатила меня изнутри.
Словно, это не того красивого молодого человека, а меня, наотмашь
ударил Варенькин отец.
С того дня я перестал бывать у них дома, а наша помолвка, после
короткого скандала, слегка раздутого "Московским комсомольцем", была
забыта.
- И что же дальше? - спросили мы, обступая рассказчика еще плотнее.
- Дальнейшее известно почти всем, - добродушно улыбнулся Аристарх
Игнатьевич. - Через полгода после размолвки с Варенькой N. я близко сошелся
с Дашей N. Отец ее владел сетью заводов по сборке компьютеров. Мать же ее
была ясновидящей и являлась ректором университета парапсихологии, кстати,
весьма прибыльного университета.
- А что вам известно о Вареньке N.? О ее маме? Папе? - спросили мы.
- Да, милая Варенька N.! - засмеялся Аристарх Игнатьевич. -
Представьте себе, я взял ее в гувернантки к своим детям. Ее папу я
пристроил садовником в моем японском саду. А маму Вареньки, она, кстати,
слегка выжила из ума после падения никелевых акций, я пристроил уборщицей
на мой теннисный корт.
- Вот как все хорошо! - разулыбались мы.
- Сколько сейчас времени? - с неожиданной суровостью спросил нас
Аристарх Игнатьевич.
- Пол пятого.
- Извините, - сухо сказал Аристарх Игнатьевич, - я спешу на биржу.
Сейчас будут сообщены котировки российских компьютерных заводов.
Седоусый, широкоплечий Аристарх Игнатьевич вскочил и легкой походкой
выбежал из зала.
Повздыхав, и каждый подумав о своем, мы принялись рассматривать
завораживающие картины минималистов.
Михаил Векслер
Из новой книги сурдопереводов
Со вздохом ***
Мы как выпьем - головою в Идя своей дорожкою,
яства
Ем пирожки с картошкою.
Или бьем кого-нибудь по
линзам. Потом иду и думаю:
Нет у нас еще культуры "Куда я дел еду мою?"
пьянства
Попурри на тему песен о
И алкоголизма. Родине
Спорт и труд рядом идут Тут живут порядочные люди.
Хорошо бы к лету Жив и я - привет тебе,
привет.
Одержать победу
Как невесту, Родину мы любим
На чемпионате -
Мира по зарплате. Чунга-Чанга, места лучше
нет.
Гусарское
Закон подлости
Усы на фейсе -
Как случится гуманоид,
Таки да!
Так откажет "Полароид".
Не то что пейсы
Перевертыш
В два ряда.
Маты - тут, а батуты - там.
А из нашего окна...
В ногу со временем
С видом на море
Журчат ручьи,
Оно -
И ты журчи.
В нашей камере
Окно.
Двустишие
Бывает так: идешь по городу,
Обходишь люк - утюг на
голову.
Ольга Ингберг
Двести баксов
Марку Борисовичу Бог послал... Да. Почти что бог. - Внучатый племянник мужа
тетки его жены, устроившийся на земле предков, впрочем, тоже не весьма
удачно и теперь приехавший урвать кусочек нашей несчастной, брошенной
нашарап родины. И прожил-то он у них всего трое суток. Этот, по-нашему,
просто Додик, а, по-ихнему, Довид-Лейб Хайкин был бизнесмен, а значит
деловой человек, и попусту сил на разговоры с родней не тратил. Все время,
свободное от жевания и сна, он топтал ковер в маленькой комнате, прижав
плечом к уху трубку, а телефонный аппарат с комфортом разместив на животе.
Размахивая незанятой рукой, он кричал в трубку на трех языках, которые,
впрочем, в его исполнении звучали почти одинаково. Сима Моисеевна то и дело
заглядывала в комнату и качала пересиненной головой.
- Марик, - говорила она мужу, сильно произнося гласные и задирая хвосты
последним словам фразы, - Смотри, Марик, - он десять лет живет в Израиле,
разговаривает уже со страшным акцентом, а ходит в таком клетчатом пиджаке,
будто только вчера приехал из-под Кременчуга.
В среду Додик неожиданно собрался, распрощался, уже в самой прихожей вложил
в протянутую для рукопожатия ладонь Марка Борисовича две свернутые бумажки
и, обеими потными лапками зажав большую хозяйскую руку, вкрадчиво произнес:
- Марк Борисович! Это для Вас - от меня.
Сима сказала:
- Марк, пойди и купи себе того, что всю жизнь мечтал.
Двести долларов! Подумайте только! Раньше за такие бумажки сажали. А теперь
не то время! Теперь на двести долларов можно махнуть заграницу.
Каждый день Марк Борисович начинал "Вечерку" с левого нижнего угла,
пересчитывал свой клад на рубли и сравнивал с тремя "покойными" тысячами,
скопленными на книжке на старость. Целую неделю он ощущал себя богатым
человеком и пользовался "Экстрой М" по назначению. Ну, конечно, Лондон и
Париж он не потянет, а вот Салоники... Или Афины. Греция! Только подумайте!
Еще есть "Дели - шоп-тур. 170-190 + ав. бил." Все, ездившие в Индию,
рассказывают только о храмах... Есть там такие особые храмы... Интересно
посмотреть самому.
- Сима! Что значит "шоп-тур"?
- Это не тебе. Это для спекулянтов.
И потом, как он один туда поедет? А Сима? Она тоже всю жизнь мечтала
увидеть "заграницу"...
В субботу Марк Борисович решился что-нибудь купить. Он переоделся в
приличное, накинул плащ и, немного постояв у двери, крикнул:
- Так я пошел?
- Иди-иди, - ответила Сима Моисеевна из кухни. - И помни - только для себя!
Мальчиком Марк Борисович мечтал о велосипеде. Теперь, в семьдесят один год
велосипед ему был не нужен, как и почти все, о чем он мечтал. Новую жизнь
на двести долларов не купишь, "жигули" тоже. Просто приятно было,
похрустывая в кармане плаща двумя новенькими купюрами, пройтись по комкам
эдаким Ротшильдом.
Без особых идей в голове Марк Борисович толкнулся в первый же магазинчик.
Продавец, молодой могучеплечий парень, потревоженный треньканьем дверного
колокольчика, поднял голову, скользнул глазами по зашитому вручную плащу
клиента, нехотя отложил "Спид-информ" и встал. Марк Борисович, капризно
сложив губы, двинулся вдоль прилавка, заваленного сверкающей импортной
электроникой. На втором заходе он поймал на себе подозрительный взгляд
продавца и понял, что пора уже что-то спросить.
- Это у вас что?
- Центр.
- И что в нем?
- Лазерный диск, усилитель, дека, радио.
- А это что?
- Тоже центр.
- Почему он так дороже?
- То AKAI, это SHARP, фирма! Ну и там со всякими прибамбасами.
- Покажите, пожалуйста, эти ручные часы. Они звонят? А бывают такие с
будильником?
- Будете брать?
- Подумаю... А это у вас Саламандра?
Продавец поиграл пальцами по прилавку.
- Вы так просто или покупаете?
- Покупаю! - Марк Борисович решился. - Видеомагнитофон. - И вынул из
кармана деньги. - Почем он у вас?
- Баксами платите? - любезно спросил продавец.
- Это не баксы, молодой человек, это доллары! - наставительно произнес Марк
Борисович.
Парень осклабился:
- Ну ты даешь, дед! Ты бы лучше подумал, на что тебя хоронить будут!
На улице потеплело. Марк Борисович снял плащ и перекинул его через руку. А
вот теперь уж он точно купит себе - что хочет! Они на нем крест поставили!
Ха! Марк Борисович вдруг остро ощутил, что ему нужен именно
видеомагнитофон. Купит и будет смотреть! Дети станут приходить смотреть.
Станут приходить... Все. Решено. Он покупает видак! А магазинов у нас,
слава Богу, много!
В бывшем бакалейном Марк Борисович сразу уткнулся глазами в мягкие белые
сапожки, отороченные мехом. Как раз для Симиного плоскостопья. "Хорошо бы,
- подумал он, - прийти домой, увешанному подарками! Марику он купил бы,
конечно, велосипед, его мама хочет сережки с аметистом, он знает; Симе -
вот эти сапожки, Боре - кожаный шикарный дипломат. А Бориных детей - не
сосчитать, пусть покупает им сам.
С третьей попытки Марк Борисович отыскал неизувеченный телефон-автомат.
- Сима! Алло! Симочка! Скажи мне, какой у тебя размер сапога?
- Марк? Это ты? Что ты звонишь! Я же тебе сказала - только для себя! Почему
ты всю жизнь все должен отдавать?
Счастливо улыбаясь, Марк Борисович послушал немного гудки и аккуратно
пристроил трубку на рычаг. Сима права. И почему, скажите, какого черта, он
всю жизнь все должен отдавать! Он решительно зашагал обратно к магазину, но
вдруг остановился и как-то снизу, с живота стал заливаться раскаленным
стыдом. Если разобраться - зачем он позвонил? Он столько раз был не совсем
честен или совсем нечестен, что почти перестал это замечать. Внезапно, от
пустякового звонка позор всей жизни затопил его и предательски брызнул из
глаз.
Три троллейбусных остановки Марк Борисович шел полтора часа.
Что он такое и что ему нужно?... Ему ничего не нужно. Пожить еще немного.
