прав. Вряд ли мне удалось бы с ним справиться - он стоял на ногах, а я
валялся на земле. Но куда был нацелен твой нож - в Хрингорла или мне в
спину? Может, упав, я избежал смерти, и нож поразил не того, кого
следовало?
Влана молчала и лишь прижала ладони к лицу. Теперь уже сквозь пальцы
она продолжала смотреть на Фафхрда.
А он, стараясь говорить как можно небрежнее, продолжал:
- Ты дала обещание мне, а предпочла Велликса. Так почему бы тебе не
предпочесть Хрингорла Велликсу и мне, когда Хрингорл был ближе всех к
победе? Почему твой кинжал не помог Велликсу, когда он столь отважно
пытался остановить Хрингорла? Почему, увидев меня, ты закричала и не дала
мне покончить с Хрингорлом одним бесшумным ударом?
Каждый вопрос Фафхрд как бы подчеркивал, лениво тыкая мечом в сторону
Вланы. Дышал он уже легко, усталость покинула его тело, несмотря даже на
то, что сам Фафхрд был крайне подавлен.
Влана медленно отняла руки от лица и дважды сглотнула. Затем,
хрипловато и негромко, но вполне отчетливо заговорила:
- Женщина должна всегда держать все дороги открытыми, неужели ты не
понимаешь? Только будучи готовой объединиться с любым мужчиной, отринуть
одного ради другого, следуя за гримасами судьбы, она может хоть как-то
выровнять огромные преимущества мужчин перед женщинами. Я предпочла тебе
Велликса, потому что он гораздо опытнее и еще потому - хочешь верь, хочешь
нет, - что моему спутнику не уготована долгая жизнь, а я хотела, чтобы ты
жил. Когда нам пришлось остановиться, я не помогла Велликсу потому, что
считала нас обоих обреченными. Когда я поняла, что мы попали в засаду, то
очень испугалась, хотя Велликс держался молодцом. А закричала я потому,
что не узнала тебя, мне показалось, что передо мною встала сама смерть.
- Что же, похоже, так оно и было, - мягко отозвался Фафхрд, в третий
раз оглядывая трупы. Отвязав лыжи, он потопал ногами, наклонился и,
вытащив кинжал из глазницы Хрингорла, обтер его о шубу мертвеца.
Тем временем Влана продолжала:
- А смерти я боюсь даже больше, чем ненавидела Хрингорла. Да, я
запросто убежала бы с ним, только бы спастись от смерти.
- На этот раз Хрингорл пустился не по той дороге, - заметил Фафхрд,
держа на ладони кинжал. Клинок был одинаково хорошо уравновешен и для
ударов, и для метания.
- Разумеется, - сказала Влана, - теперь я твоя. И рада этому всей
душой - опять-таки, хочешь верь, хочешь нет. Если, конечно, ты согласен,
чтобы я была с тобой. Может, ты все еще думаешь, что я хотела убить тебя?
Фафхрд повернулся, бросил девушке кинжал и сказал:
- Лови!
Влана поймала кинжал, Фафхрд рассмеялся и проговорил:
- Нет, актриса, да к тому же бывшая воровка, конечно, умеет
обращаться с кинжалом. И я не думаю, что кинжал случайно угодил Хрингорлу
в глаз. Ты еще не отказалась от намерения отомстить Цеху Воров?
- Нет, не отказалась.
- Ужасные существа эти женщины, - сказал Фафхрд. - То есть, я имею в
виду, что они ничем не лучше мужчин. Есть ли на всем белом свете хоть
одна, в жилах у которой течет не ледяная вода?
Он снова рассмеялся, но уже громче, словно понимая, что ответа на
этот вопрос не будет. Затем вытер свой меч о шубу Хрингорла, сунул его в
ножны, прошел, не глядя на Влану, мимо нее и неподвижных лошадей и
принялся растаскивать остатки кустов, которыми была завалена дорога. Кусты
сильно смерзлись, их приходилось отдирать друг от друга, прилагая для
этого гораздо больше усилий, чем прикладывал, как показалось Фафхрду,
несколько раньше Велликс.
Влана не взглянула на него, даже когда он проходил мимо. Она
пристально смотрела на склон, по которому змеился лыжный след, выходивший
из черного тоннеля на старой дороге. Но ее пустой взгляд был устремлен не
на Харракса и Хрея и не на устье тоннеля, а выше.
Тихое позванивание в воздухе не прекращалось.
Раздался хруст льда, и Фафхрд отбросил в сторону последний
обледенелый куст.
Он посмотрел вдоль дороги, тянущейся на юг. На юг, к цивилизации,
чего бы это теперь ни стоило.
Эта дорога тоже представляла собою тоннель между заснеженных сосен.
В лунном свете было видно, что тоннель был заткан паутиной ледяных
кристаллов, которым, казалось, нет конца; звенящие гроздья тянулись от
сучка к сучку, от ветки к ветке, уходя в ледяную глубину между деревьями.
Фафхрд вспомнил слова матери: "Существует ведовской холод, который
может достать тебя в любом уголке Невона. Туда, где лед побывал хоть раз,
его с помощью колдовства можно наслать снова. Твой отец теперь горько
сожалеет..."
Фафхрд подумал о гигантском пауке, плетущем свою ледяную сеть вокруг
поляны.
Ему вспомнилось лицо Моры и рядом лицо его жены - там, над пропастью,
у начала большого прыжка.
Интересно, подумал Фафхрд, какие заклинания пущены в ход сейчас в
женском шатре и участвует ли в них Мара? Хотелось бы надеяться, что нет.
Вдруг послышался тихий вскрик Вланы:
- Женщины и впрямь ужасны! Смотри, смотри!
В этот миг лошадь Хрингорла заржала и, гулко топая копытами,
понеслась вверх по старой дороге.
Секундой позже лошади Велликса попятились и тоже заржали.
Фафхрд похлопал ближайшую лошадь по холке, посмотрел на словно бы
прилипшую к лицу Вланы маленькую белую треугольную маску с расширившимися
от ужаса глазами и проследил за направлением ее взгляда.
На склоне, ведущем к старой дороге, торчали с полдюжины размытых
призрачных фигур, каждая высотою в дерево. С виду они напоминали женщин в
надвинутых на лоб капюшонах. Фафхрд не отрывал от них взгляда, а они
становились все плотнее и плотнее.
В ужасе он присел на корточки. При этом мешочек оказался у него между
животом и бедрами. Фафхрд ощутил слабое тепло.
Мгновенно вскочив на ноги, он бросился к саням и сорвал с их задка
брезент. Затем схватил восемь оставшихся ракет и начал втыкать их хвостами
в снег, направляя в громадные, все густеющие ледяные фигуры.
Затем он выхватил из мешка горшочек с угольями, развязал его, сдул
серую золу, сдвинул краснеющие угли на одну сторону и стал поспешно
подносить горшок к запалам ракет.
Под громкое шипение запалов он вскочил в сани.
Влана не шелохнулась, когда он пролетел мимо нее. Но зато зазвенела.
Казалось, она надела на себя прозрачное покрывало из кристаллов льда,
которое не давало ей двинуться с места. Лунный свет недвижно отражался от
ледяного покрывала. Фафхрд понял, что Влана закована льдом.
Он схватил поводья. Они обожгли ему пальцы, словно стылое железо.
Фафхрд не мог ими даже пошевелить. Ледяная паутина уже оплела и лошадей.
Они слились с нею - большие статуи лошадей, заключенные в еще больший
кристалл. Одна лошадь стояла на всех четырех ногах, другая застыла,
поднявшись на дыбы. Стены ледяной ловушки понемногу смыкались. "Существует
ведовской холод, который может достать тебя..."
Взревела первая ракета, за ней еще одна. Фафхрд почувствовал их
тепло, затем услышал громкий звон, когда они угодили в стоящие на склоне
цели.
Поводья пришли в движение, хлестнули лошадей по спинам. Казалось,
раздался звон разбитого стекла, и животные тронулись с места. Фафхрд,
набычившись и держа в одной руке поводья, другой схватил Влану и втащил ее
в сани. Ее ледяная накидка рассыпалась с громким звоном. Четыре, пять...
Звон не прекращался, пока лошади тащили сани сквозь ледяную паутину.
Кристаллики дождем лились на голову Фафхрда и скатывались с нее. Звяканье
стало тише. Семь, восемь...
Ледяные оковы опали. Застучали копыта. Поднялся ледяной северный
ветер, положив конец тихим дням. Небо зарозовело зарей. Сзади оно было
чуть красноватым от подожженных ракетами сосновых ветвей. Фафхрду
почудилось, что северный ветер принес с собою ревущее пламя.
Он закричал во все горло:
- Гнамф-Нар, Млург-Нар, великий Кварч-Нар - мы вас увидим! Увидим все
города Лесной страны! Всю Землю Восьми Городов!
Фафхрд обнял Влану, она уютно пристроилась у него подмышкой и
подхватила:
- Сархеенмар! Илтхмар! Ланкмар! Все южные города! Квармалл!
Горборикс! Многобашенный Тизилинилит! Восходящая Земля!
Фафхрду почудилось, что на светлеющем горизонте показались миражи
всех этих неведомых мест и городов.
- Дорога, любовь, приключения, мир! - заорал он, прижимая к себе
Влану правой рукой, а левой нахлестывая лошадей.
На секунду он подумал: его воображение разгорелось, как каньон,
который они покинули - так почему на сердце у него такой холод?
3. ГРААЛЬ СКВЕРНЫ
Три вещи насторожили ученика чародея: во-первых, глубокие отпечатки
подков на лесной тропе, которые он почувствовал сквозь башмаки еще до
того, как наклонился и нащупал их пальцами в темноте; во-вторых,
жутковатое гудение пчелы, почему-то оказавшейся ночью не в улье, и,
наконец, слабый и приятный запах горелого. Мышонок бросился вперед,
уверенно огибая деревья и перескакивая через скрюченные корни: ему это
удавалось благодаря хорошей памяти, а также тому, что он умел, как летучая
мышь, улавливать отражение даже едва слышных звуков. Серые штаны в
обтяжку, туника и развевающийся плащ с остроконечным клобуком делали этого
хрупкого юнца, исхудавшего от вечного аскетизма, похожим на летящую тень.
Возбуждение, которое после удачного завершения своих долгих поисков
испытывал Мышонок, с триумфом возвращаясь к своему учителю Главасу Ро,
мгновенно улетучилось и уступило место страху. Неужто кто-то причинил зло
великому чародею, его наставнику? "Мой Серый Мышонок все еще на полпути
между белой магией и черной", - так однажды сказал Главас Ро... Нет,
просто невозможно представить, чтобы этому человеку, кладезю мудрости и
духовной мощи, кто-то мог причинить зло! Великий чародей... (Мышелов с
некоторой истеричностью настаивал на слове "великий", тогда как для всех
вокруг Главас Ро был рядовым кудесником, ничем не лучше какого-нибудь
мингола-некроманта с его пятнистой ясновидящей собакой или нищего
фокусника-квармаллийца)... великий чародей, равно как его жилище, были
защищены сильным колдовством, преодолеть которое не под силу любому
непосвященному, даже (сердце Мышонка на секунду замерло) - даже владельцу
этих лесов герцогу Джанарлу, ненавидевшему магию вообще, и белую в
особенности.
Между тем запах горелого становился все сильнее, а низкий дом Главаса
Ро был построен из смолистых пород дерева.
Мышонок выбросил из головы даже девичье лицо - лицо Иврианы, дочери
герцога Джанарла, которая тайно училась у Главаса Ро, впитывая, если можно
так выразиться, молоко белой магии бок о бок с Мышонком. Молодые люди
называли друг друга в разговорах между собой Мышонком и Мышкой, но под
туникой Мышонок хранил зеленую перчатку, похищенную им у Иврианы перед
выходом в дальнюю дорогу, словно он был закованным в броню и вооруженным
до зубов рыцарем, а не безоружным начинающим чародеем.
Когда Мышонок достиг поляны на вершине холма, у него перехватило
дыхание, но вовсе не от усталости.
День едва занимался, но Мышонок смог различить истоптанный подковами
сад с волшебными травами, опрокинутый соломенный улей и громадное пятно
сажи на ровной поверхности гранитной глыбы, защищавшей утлое жилище
волшебника.
Но даже не будь этого неверного света. Мышонок увидел бы обглоданные
пламенем балки и опоры, среди которых кое-где еще тлели уголья да горели
призрачным зеленоватым огнем какие-то строптивые волшебные снадобья. Он
почуял бы драгоценные ароматы тлеющих зелий и бальзамов, смешанные с до
