клятва, которую он обязан выполнить. Он осмотрелся - капитана Антиша
нигде было не видно.
Кто-то из галерников, притаившись у выхода с лестницы, дождался
пока появится ненавистный надсмотрщик с плетью в левой руке и мечом в
правой. Ржавый клинок с криком: "На, жирная свинья, получай!"
вонзился в обнаженное брюхо, поросшее густым неприятным волосом. Кулл
брезгливо отвернулся, чтобы не видеть, как надсмотрщик повалился на
дощатую палубу, толстыми окровавленными пальцами заправляя
вываливающиеся кишки обратно, и тонко, по-женски, визжа. Скованный
цепью с всадившим клинком рабом гребец засадил упавшему надсмотрщику
босой ногой под ребра и плюнул в искаженное агонией лицо.
Один из нападающих верулийцев замахнулся на валузийца и Кулл в
последний момент успел подставить топор. В следующее мгновение он
размозжил голову врага. Сбоку на них напирала толпа. Кулл быстро
посмотрел на железный пояс, к которому была прикована цепь,
связывающая его с валузийцем - никаких возможностей быстро
освободится от напарника не было.
Он выдернул оружие из рук мертвеца, на ходу выдирая из-за его
пояса тонкий кинжал.
- Брось свою железку, - крикнул он валузийцу, который мертвой
хваткой зажал в обеих руках рукоять негодного зазубренного меча,
вытащенного из хлама, что принесли пираты. - Держи топор! Прикрывай
мне спину, если хочешь жить!
Кулл, нанося удары направо и налево, двинулся к центру корабля.
Но капитана Антиша нигде не увидел - возможно, отважный пират пал
одним из первых. На носу корабля уже что-то горело.
На него с напарником навалились аж четверо нападавших, на плече
Кулла растекалось кровавое пятно, но боли он пока не чувствовал.
Валузиец наконец вышел из тупого оцепенения и стал столь же яростно,
сколь и безрезультатно размахивать топором.
Их оттеснили к борту, Кулл убил очередного врага и занес топор,
чтобы свалить следующего, как неожиданно для него, увлекаемый цепью,
он полетел за борт - валузиец то ли оступился и полетел за невысокий
поребрик, то ли его ранили, то ли убили.
Вода показалась ледяной - сердце замерло на мгновение, толща
воды поглотила все звуки. Но Кулл нашел в себе силы вынырнуть,
вытаскивая на свет валузийца. Схватил его за волосы, развернул лицом
к себе. Тот открыл глаза и судорожно вобрал в себя воздух - живой.
Пока живой, потому что им обоим угрожала смертельная опасность -
корпуса пиратского и верулийского судов в любую секунду могли вновь
соприкоснуться, раздавив обоих в кровавое месиво, которое тут же
смоет волна.
Кулл отчаянно поплыл, волоча за собой валузийца в просвет между
бортами. И выругался - напарник не умел плавать. Кулл схватил первый
попавшийся обломок весла:
- Держи! И дрыгай ногами, надо выбираться отсюда!
На головы им валились обломки дерева, рядом падали сверху
убитые. Кулл работал руками и ногами как никогда, хотя ему всю жизнь
казалось, что он родился, уже умея плавать. Сейчас от этого умения
зависела его жизнь. Валузиец, держась обеими руками за деревяшку,
пытался барабанить ногами по воде, но Куллу от этого было не легче.
В то мгновение, когда они миновали корму судна, корабли с
треском столкнулись вновь. Кулл вздохнул - он был так близок к
гибели! Но ничего еще не закончилось - вражеские корабли окружили
"Лореллу" и исход был ясен. Так же ясен, как и то, что ни один из
бывших на борту "Лореллы" живым не уйдет, кто бы они ни был.
Верулийцы разбираться не будут - капитан ты или раб-гребец.
Великий Валка помог Куллу в очередной раз - в нескольких ярдах
от "Лореллы" в море плавала огромная бочка, на две трети ушедшая в
воду. Раз не затонула сразу, значит и не утонет - это спасение. Это
была одна из тех бочек с палубы "Лореллы" куда сливали питьевую воду.
Кулл яростными гребками доплыл до спасительной скорлупы. Бочка была
закрыта. Кулл заплыл за другую сторону, чтобы его не заметили с
корабля.
- Осторожней! Держись за нее! - крикнул он валузийцу.
Он даже не замечал, что говорит на родном языке, который для
валузийца был полной тарабарщиной. Но напарник понял.
Кулл топором, который так и не выпустил пока плыл, попытался
открыть крышку. После нескольких попыток ему это, наконец, удалось.
- Залезай! - проорал он, скованному с ним одной цепью. - И
держи крышку!
Тот, повинуясь движению головы Кулла, отпустил свой обломок
весла, схватился руками за край бочки и пытался подтянуться. Атлант
одним могучим движением правой руки выдернул его из воды и перекинул
внутрь. Цепь была достаточно длинной, чтобы не стеснять их движений
во время гребли, но недостаточной, чтобы чувствовать себя вольготно.
Куллу пришлось буквально выпрыгивать из воды и, перегибаясь,
забираться в бочку. Каким-то чудом валузиец сумел удержать тяжелую
крышку и Кулл быстро задвинул ее на место, она впала в паз. Все это
произошло за каких-то несколько едва уловимых несколько мгновений.
Они рухнули на дно. Было тесно и неудобно, с обоих стекала
струями вода, под ногами хлюпало. И запах...
Кулл и валузиец попали в бочку, в которой когда-то хранилось
вино, может остатки вина и заполняли днище. От запаха можно было
сойти с ума, но они сидели в неудобных позах, прижавшись друг к
другу, даже не пытаясь приоткрыть крышку. Сквозь дерево до них
доносился неутихающий шум сражения, все чаще слышались победные крики
на верулийском языке.
Валузиец, казалось, боялся совершить любое лишнее движение, лишь
дышал тяжело и время от времени постанывал - видно, его тоже ранили.
У Кулла рана саднила, но он привык стойко переносить боль еще в горах
Атлантиды. Сейчас он молил всех известных богов - от великих Валки и
Хотата до языческих Хонена и Холгара и дьявола морей и океанов -
чтобы верулийцы не стали в поисках наживы вылавливать из воды
одинокую бочку, на две трети ушедшую в воду. И еще он боялся, как бы
действительно не перевернуть этот шаткий островок относительной
безопасности.
В жуткой тесноте и в почти полной темноте, перебарывая
одурманивающий запах перебродившего вина, Кулл подобранным на корабле
кинжалом пытался разломать замок на железном поясе, что висел на
талии, стараясь не делать резких движений. Наконец, это ему удалось,
обруч звякнул и повис на цепочке.
Сколько прошло времени, Кулл не знал, но, казалось, над морем
воцарилась тишина. Он осторожно приподнял крышку над мерно
покачивающейся на волнах бочке и выглянул наружу. Осмотрелся.
Шесть верулийских кораблей с раскачивающимися на реях мертвецами
двигались домой. Недалеко от бочки, не больше чем в двух десятках
ярдов, тонула носом вверх опустевшая пиратская галера.
Вокруг плавали обломки весел, пристроек, всякий мусор и
мертвецы.
Кулл подтянулся и сел на край бочки, старясь не опрокинуть ее.
Надо было срочно придумать, что делать дальше - далеко в бочке не
уплывешь. Ориентируясь по солнцу, можно добраться до валузийского
берега, но кто знает как он далек? Пока галера не затонула
окончательно, из деревянных стен надстроек можно сделать плот. К тому
же необходима хоть какая-то еда и запас пресной воды. Куллу не было
никакого дела до валузийца, но вдвоем шансов выжить больше. Хотя
какой от него прок, даже плавать не умеет...
- Сиди тихо! - приказал Кулл и спрыгнул в воду.
Толкать бочку к тонущему кораблю, хоть и по ветру, оказалось не
очень просто, к тому же надо было торопиться.
В конце концов он добрался до наполовину ушедшей в воду палубы,
подтянул бочку.
- Дай топор! - сказал валузийцу Кулл. - И вылезай. Тебя как
зовут-то, валузиец?
- Генбел из Дапреза, - гордо откликнулся тот.
- Я оторву вот эту крышу, сделаем плот. Быстро обеги то, что
над водой, надо найти пресную воду, какую-нибудь еду и побольше
веревок - срезай все, что подвернутся под руку. Затем раздень
двух-трех верулийцев, одежда нам пригодится. И бери оружие, если
найдешь. Давай живей, скоро корабль уйдет под воду.
Он, орудуя топором, принялся срывать бревенчатую крышу
надстройки.
Через полчаса он и Генбел стояли на довольно просторном плоту,
пытаясь выловить из воды все, что может пригодиться в многодневном
путешествии по морю. Кулл хотел найти обломок весла подлиннее.
- Эй, смотри! - воскликнул Генбел. - Кажется, там кто-то
живой!
Он указывал в сторону безжизненно уцепившегося за бревно
человека.
- А нам-то какое до него дело?! - проворчал Кулл. Но
согласился: - Давай, попробуем догрести. Эге, да ведь это... капитан
Антиш! Валка великий, ты услышал мои молитвы!
Кулл прыгнул в воду и подогнал бревно к плоту. Лемуриец был
тяжело ранен, без сознания, но сердце билось. Генбел помог перетащить
его на плот.
Они видели, как вдали, у самой кромки горизонта, галеру, на
которой Кулл провел два многажды проклятых года, поглотила морская
пучина. Лишь бревна, мусор да тела убитых несколько дней еще будут
напоминать о развернувшейся здесь трагедии, да поползут по всем
береговым странам слухи, что легендарный неуловимый пират Антиш
погиб, и хоть тело его не украшает виселицу, спастись он ну никак не
мог. Разве знали хмельные от победы верулийцы, что исконный враг всех
купцов лежит тяжело раненый на шатком небольшом плотике, затерянном в
морских просторах, который медленно, но неуклонно приближается к
валузийскому берегу, ведомый двумя бывшими рабами?
Небольшой самодельный плотик под импровизированным парусом
носило по волнам три дня, пока вдали не показался долгожданный берег.
За эти дни тяжело раненый капитан пиратов, единственный из команды
чудом оставшийся в живых, так и не пришел в себя, лишь бредил время
от времени. Кулл регулярно менял ему повязки на ранах и по глотку
смачивал губы вином, что нашел Генбел на тонущей "Лорелле".
За эти три дня Кулл, возвращающийся к жизни после многодневного
отупляющего нудного труда, подружился с Генбелом, часами слушая его
рассказы о столь желанной Валузии и чуть ли не с любовью разглядывая
лежавшего перед ним смертельного врага.
Генбел был средним сыном древнего, но порядком обедневшего
аристократического рода. С юных лет он увлекался живописью и музыкой
и подавал большие надежды, но пять зим назад, достигнув
совершеннолетия, он по жребию отправился служить офицером в царские
войска, отец выхлопотал ему почетное место в легендарных Черных
Отрядах, защищающих северное побережье Валузии. И чуть ли не в первом
же серьезном бою с лемурийскими пиратами Генбел попал в плен. Тогда
захватили более ста валузийцев, погрузили в трюмы трех галер и
отвезли на острова Лемурии. Вид у Генбела был не слишком внушителен и
его продали с торгов на невольечьем рынке. Его чуть ли не за
бесценок, польстившись на аристократическое происхождение валузийца,
приобрел известный на все побережье трактирщик, у которого частенько
оставляли свои честно награбленные золотые самые прославленные
пираты. Аристократическая гордость утонченного валузийца, понимающего
толк в изящных искусствах, потерпела колоссальный удар, когда его
заставили протирать столы от объедков и подносить пьяно хохочущим
пиратам и едва одетым девкам вино и закуски. Он запальчиво сказал
трактирщику, что лучше смерть, чем подобное унижение. Пусть его
немедленно убивают, но прислуживать он не собирается. Трактирщик
хмыкнул и позвал своих мясников с заднего двора. Через три дня
изощренных пыток Генбел был готов делать все, что угодно, а за пять
прошедших в рабстве зим из него выветрились последние остатки родовой
гордости. Совсем недавно трактирщик купил нового раба из валузийских
аристократов, а надоевшего Генбела подарил капитану Антишу. Так он и
оказался в одной связке с Куллом.
Генбел мог часами рассказывать о своей стране, которой не видел
более пяти зим, о красоте родного Дапреза, о чудесах Хрустального
города.
- Только бы доплыть до берега, - говорил Генбел. - Купим
коней и через десять, в крайнем случае, пятнадцать дней будем в
Дапрезе. Мой отец с благодарностью примет человека, освободившего его
