Сцена была до удивления трогательная, и у другого может и
выступили бы на глазах слезы умиления при виде дрожащего старца в
богатом парчовом халате с седой бородой, после пятилетней разлуки
вновь обретшего сына. Но Кулл, отказавшийся от своей родины, хотел
сейчас лишь одного - поесть и отдохнуть после утомительной ночной
скачки. Он подошел к старику и наклонил голову, что в его понятиях,
должно быть, означало глубокий поклон.
И тут из коридора выбежала юная девушка:
- Я слышала имя Генбела! - с детской непосредственностью
воскликнула она. - Он жив? Где он? Я хочу его видеть!
Кулл обернулся на голос, увидел ее и впервые в жизни при виде
женщины у него что-то екнуло в груди, большая теплая волна,
вызывающая дрожь, побежала откуда-то из глубин к самому горлу. Он
понял, что это младшая сестра Генбела, про которую тот столько
рассказывал во время десятидневного путешествия - Маржук. Чем-то
неуловимым она напомнила ему Сариту, которая так хотела простого
женского счастья, но дождалась мучительной казни на позорном столбе.
Случайно взгляд Кулла упал на стоявшего в стороне и забытого
всеми Слеера. Кулла поразило сколько ненависти было во взгляде
молодого аристократа, жениха этой удивительной женщины, что сейчас
обнимала бывшего лемурийского раба.
- Генбел! - вдруг воскликнул благородный старец, - да от
тебя... пахнет, как от навозника! Маржук, ты испачкаешь свое платье!
Скорее иди и прими ванну, - приказал он сыну и повернулся к слуге:
- Пусть Генбелу и его другу немедленно согреют ванну и принесут
чистые одежды. И пусть все служанки помогут им мыться! И приготовить
праздничный обед, я хочу выслушать историю сына, которого считал
мертвым. Но сперва приведи себя в порядочный вид, Гембел.
Слуга тут же помчался выполнять приказ.
Генбела и его спутника провели в выложенный розовым мрамором
просторный зал без потолка на заднем дворе, наполнили небольшой
бассейн горячей водой, шесть девушек в легких материях, едва
прикрывающих их прелести, стояли наготове и привычно улыбались сыну
хозяина и их другу - красотки слишком хорошо знали, какая помощь от
них требуется.
- Какое наслаждение, я дома! - воскликнул Генбел, без тени
смущения сбрасывая с себя пропотелые одежды и плюхаясь в бассейн,
выложенный небольшими мраморными плитками. - Раздевайся, Кулл,
отдыхай! Все самое плохое - позади... Да сбрасывай ты эти
верулийские лохмотья!
Две девушки с улыбками подошли к атланту, чтобы помочь ему
раздеться.
- Я сам! - грубо буркнул Кулл, подошел к противоположному углу
бассейна, быстро разделся, положив ножны с мечом и топор так, чтобы в
любой момент мог дотянуться, и прыгнул в прозрачную теплоту воды -
это была первая в его жизни ванна, до этого он мылся лишь в реках, а
за два года, проведенных на галере, почитай, не мылся вообще.
Он наслаждался голубым небом, горячей нежностью воды, охватившей
усталое тело. Ему даже не мешало щебетание девушек, их нарочито
громкие охи и ахи. Он специально отвернулся, чтобы не видеть, как
развлекается Генбел.
Кулл в очередной раз отогнал подошедших красоток. Он знал, для
чего в мире существуют женщины. И он знал, что они отнимают у мужчин
силу. Как-то когда ему не было еще десятка зим, он наблюдал рано
утром, как в возившейся у берега реки женщине подкрался один из
воинов их племени и овладел ею сзади. Кулл тогда еще не понял, что
происходит, почему они оба так довольны. Это было на рассвете, а
через несколько минут на стоянку напало племя темноволосых с
западного побережья. Мужчина, который перед этим занимался любовью,
лежал обессиленно на берегу и когда напали враги погиб первым.
Собственно он один из всего племени и погиб, остальные вовремя взяли
оружие и дали достойный отпор врагу, даже мальчишка Кулл помогал
своим соплеменником, бросая во врагов камни из кустов. И тогда Кулл
понял: женщины - зло. И когда Ам-ра из Сариты хотел покончить с
собой, Кулл поклялся, что он сам никогда не полюбит. Впрочем, сейчас
от него не и любви и просили, но не для этого он прибыл в Валузию. Не
для этого. Только вот образ Маржук стоит перед глазами...
По настоянию Генбела Куллу все ж пришлось позволить двум
девушкам расчесать его светлые волосы и натереть его какими-то
густыми жидкостями, после чего от него стало пахнуть не как от воина,
а как от... Кулл не знал, от кого так пахнет, но в принципе, запах
был не шибко противным и он смирился. Он явился в Валузию, чтобы
покорить ее, но пока на первых порах необходимо подчиняться ее
законам.
Но удовольствие от умывания он получил несказанное, словно
заново родился - да так оно и было: из дикаря, гребца пиратской
галеры, из бродяги, которого вправе повесить любой солдат отрядов
Следителей Законности, он превращался в благонамеренного валузийца,
друга аристократа, чей род славится древностью и величием предков.
Теперь перед Куллом, казалось, открыты все дороги и хотя волшебный
сон все так же был далек до воплощения в жизнь, первый шажок к нему
сделан и только сейчас, одевая чистые одежды по валузийской моде,
Кулл отчетливо понял это.
Десятидневная щетина уже оформлялась в приличную бороду - не
ту, что так раззлобила его в отражении прибрежного ручья, а во вполне
благообразную, вроде той, что была на нем в том чудном сне и Кулл
решил ее растить и ухаживать за ней.
Генбел, благоухающий и довольный, взял его под руку и повел в
обеденный зал.
За столом сидели отец Генбела с Маржук, Слеер и сам Генбел с
Куллом. Прислуживали те же женщины, что и в бассейне, только
переодевшиеся в более пристойные одеяния, и слуга - не тот, который
открывал им дверь, другой.
Стол был заставлен различными кувшинами, огромными блюдами с
зажаренными птичьими ножками и кусками мяса, от которого шел пар,
тарелками со всевозможными закусками, названий которых Кулл не знал,
а о вкусе мог лишь догадываться. Перед каждым обедающим стояло по
огромной тарелке, по несколько разных размеров кубков, маленькие
ножички и какие-то странные приспособления.
Кулл, чувствуя огромный голод, явственно проявившийся при виде
всего этого изобилия, схватил с блюда птичью ногу и, разрывая пополам
руками, впился в нее зубами.
- Кулл, - тактично сказала сидящая напротив него Маржук, но в
голосе ее сквозила мягкая укоризна, - для этого есть вилочки.
Она взяла лежавшие перед ней предметы, воткнула вилочку в ножку
на блюде, ловко перенесла ее на свою тарелку и принялась умело
разделывать, отделяя мясо от костей, ножичком, придерживая вилкой.
Кулл пожал плечами и продолжал есть, как умел. Но в голове
занозой застряла мысль, что неизвестно еще станет ли он царем, но то
что ему еще многому придется учиться, чтобы жить здесь достойно -
это факт, и никуда от этого не деться.
В тот миг, когда Кулл, насытившись до утробного урчания в
желудке (Маржук осуждающе посмотрела на него, когда он неприлично,
по-варварски, рыгнул) хотел утереть засаленные губы рукавом, отец
Генбела, сидящий во главе стола, отодвинул тарелку и промокнул губы
маленькой тряпочкой - такие же лежали у каждого под тарелкой. Кулл
последовал примеру хозяина дома, черноволосый смазливый Слеер
злорадно усмехнулся, заметив неловкий жест атланта. Этот Слеер все
больше и больше, непонятно почему, раздражал Кулла.
Крандал поднял кубок с вином и со вздохом сказал:
- Ну а теперь, сын мой, пришло время послушать твой рассказ о
скорбном пленении и счастливом возвращении на родину, в великую и
прекрасную Валузию, процветающую под мудрым управлением царя Борны,
- он бросил быстрый взгляд на Слеера. - Мы все слушаем, сын мой,
затаив дыхание.
Генбел принялся рассказывать. Как служил в Черных Отрядах,
которых теперь больше нет, как высадилась лемурийская армия на берег
Валузии, как он попал в плен (о пяти годах, что вытирал прилавки в
таверне и подавал пиратам вино он сообщил очень скупо), как он попал
гребцом на "Лореллу" и что произошло в первый же день, как Кулл
вытащил его и как они на плоту три дня и три ночи носились по
открытому морю вместе со спасенным капитаном пиратов, как в первый же
день нарвались на патруль Отрядов Следителей Законности (при этих
словах валузийца Кулл украдкой посмотрел на Слеера - тот, казалось,
от внимания забывал дышать, злорадная тень улыбки исказила его и так
неприятное лицо), как Кулл с Антишем убили всех четверых царских
слуг, как они с Куллом лесами добирались до Дапреза и, наконец-то он,
живой и здоровый, слава великому Валке, дома, у родительского очага.
- Да, Генбел, - вновь вздохнул Крандал, - сколь многое
изменилось в стране за время твоего отсутствия. Благослови великий
Валка царя Борну на долгие годы жизни! - старик вновь взглянул в
сторону Слеера. - Разбойники исчезли с дорог, нищие перестали
приставать к добропорядочным гражданам и не оскверняют больше
зловонным дыханием и смрадом своих язв прекрасные города Валузии. Но
не все понимают, сын мой, какой счастье несет нам мудрый царь Борна.
Твой старший брат Фросер, находясь в столице в празднование великого
Валки имел неосторожность не достаточно почтительно высказаться по
поводу царских хоров и был казнен позорной смертью - вывешен вверх
ногами на крепостной стене Хрустального города.
- Доказано, что Фросер возглавлял заговорщиков, возжелавших
убить нашего царя, - отложив вилку, жестко сказал Слеер, его черные
глаза как стрелы арбалета уставились на старика.
- Да, - еще раз вздохнул Крандал, - Фросер был горяч и глуп.
Надеюсь ты, Генбел, теперь мой единственный сын, пришедший почти из
царства мертвых, будешь благоразумным и законопослушным гражданином
Валузии. Если бы не Слеер, который служит в большом чине в Отрядах
Следителей Законности, не миновать бы немедленной позорной казни и
мне, как отцу бунтовщика, и маленькой Маржук, как его сестре.
Кулл бросил быстрый взгляд на девушку. Она покраснела от ярости
и аж вся сжалась, чтобы не сорваться, на длинных ресницах набухла
слеза. Но она промолчала, не отрывая взора от тарелки.
- Я горжусь тем, что моя единственная дочь, - продолжал
старик, но в голосе его не было особой радости, - выйдет замуж за
столь блестящего и благородного офицера, как Слеер, который
приходится мне дальним родственником и который наследовал бы после
моей смерти все мое состояние. Но теперь возвратился из небытия ты,
Генбел, и я признателен твоему другу, Куллу, что он спас тебя. День и
ночь я буду благодарить великого Валку за твое счастливое
освобождение. Что там еще? - нахмурил брови Крандал, когда двери
распахнулись и на пороге обеденного зала появился слуга - тот, что
утром не хотел пускать в дом Генбела.
- Ваше светлость, - поклонился слуга, - из столицы прибыл
курьер со срочным донесением для вас. Он утверждает, что дело не
терпит промедления и требует немедленной встречи с вами.
- Пригласи его сюда, - с очередным (которым по счету?)
вздохом, промолвил Крандал.
Кулла неприятно поразил торжествующий блеск в глазах Слеера,
который офицер тут же попытался скрыть, опустив глаза.
Через несколько минут, в течение которых тревога и напряжение
царили в зале - слышно было как муха жужжит, вошел царский курьер в
совершенно черных одеждах, на шлеме, покрытом черным лаком,
красовалось черное перо.
Посланец чуть склонил голову в знак поклона и уверенно пошел к
старику, сидящему во главе стола.
- Его сиятельству эрлу Крандалу, - торжественно провозгласил
курьер, - надлежит без отлагательств, в три дня, явится в столичный
дворец к его величеству царю Валузии Борну, для немедленной беседы по
важному государственному делу. Вам надлежит отправляться тотчас. Вот
грамота, скрепленная печатью царя Борны.
- Три дня! - воскликнул Крандал. - Да ведь отсюда до столицы
не менее пяти дней езды!
- Я добрался до вас за два с половиной, - сухо ответил курьер.
- Или мне передать его величеству, что вы отказываетесь выполнять
его распоряжение?
- Я отказываюсь? - в ужасе вскричал старик. - Нет, я выезжаю
