круглосуточно с гладиаторами находились четверо солдат при полном
вооружении, чтобы подопечные не подрались. Только солдаты дежурили в
опостылевшей казарме раз в четыре дня, а гладиаторы не покидали стен
школы.
Гладиаторов берегли - прилично кормили, выдавали специальные
мази для поддержания кожи в порядке, лекарь школы раз в несколько
дней осматривал каждого. По сравнению с тупой изматывающей жизнью на
галере здесь для Кулла был сущий рай. К тому же он стремился к
знаниям. И учителя быстро выделили из всех подопечных молодого
атланта, жадно ловящего каждый жест и до одури истязающего себя в
шлифовании какого-либо приема.
Через полгода обучения их по одному стали выпускать в город.
Кулл не знал, что за ним по узким уличкам маленького городка, от
которого рукой подать до столь желанного Хрустального Города,
неотрывно следуют двое хорошо обученных агентов, готовые в любое
мгновение поднять тревогу, протрубив в маленький рожок, а то и самим
заколоть наглеца, осмелившегося бежать.
Как лучший ученик Кулл был отпущен первым и не знал, что делают
с теми, кто пытается использовать такой, на первый взгляд прекрасный,
шанс для бегства.
Кулл отправился на высокий холм, на котором стояла городская
ратуша, оперся о давно не беленую стену здания и принялся смотреть
вдаль. Не в сторону моря, за которым далеко-далеко возвышались горы
родной Атлантиды, а в сторону столицы древней Валузии, в которой
правил жестокий диктатор Борна.
Но разве могли двое наблюдателей проникнуть в его мысли? Так и
доложили ланисте - стоял и смотрел, потом прошелся по улицам, не
особо глядя по сторонам, и, так и не истратив пару выданных медяков,
вернулся обратно.
Кулл жаждал боев, чтобы проверить полученные навыки. Он не
стремился и не собирался удирать из школы гладиаторов, он свято верил
в свою звезду, в чудный сон, в богов-покровителей. Он ждал своего
часа и знал, что он обязательно придет.
Наконец им объявили, что первоначальный курс обучения закончен и
вскоре пройдут отборочные поединки, по итогам которых будущих
гладиаторов либо оставят здесь и будут готовить для столичной арены,
либо переведут в другие школы или сразу по дешевке продадут для боев
на похоронах какого-нибудь не очень богатого аристократа.
Это известие вызвало заметное волнение в казарме - ведь не
пройти отбор, значит попасть на арену к более опытному бойцу, пройти
- остаться еще на полгода в казарме, которая, невзирая на несвободу
и изнурительные занятия, все ж стала почти домом. Но были и такие,
кто хотел немедленной определенности. Кулл, возможно единственный,
оставался совершенно спокойным к грядущим переменам - он знал свои
силы.
Поединки проходили на арене школы, собрались ланисты и
преподаватели, как и всегда, со всей страны. Пускали даже зрителей -
бесплатно. Но кому, кроме специалистов, охота наблюдать за новичками,
сражающимися деревянными мечами?
В день сражалось одиннадцать человек - каждый с каждым,
пятьдесят пять боев, бой не дольше дюжины минут, отмеренных по
песочным часам, за которыми пристально следил один из судей.
Куллу по жребию выпало сражаться на третий день и он, как и все
прочие свободные гладиаторы, все дни состязаний не занимался, а
наблюдал с трибуны за боями.
Гладиаторов в одних набедренных повязках мазали краской в три
цвета - голубой, белый и желтый, а деревянные мечи они макали в
бочку со специальной красной краской, которая оставляла на теле след.
Грудь в области сердца и шею мазали голубой краской - смертельная
зона. Суставы, правую половину груди, часть живота - белой, тяжелые
ранения, болезненные. Руки, ноги, кроме узких участков локтей и колен
- желтой, раны легкие, незначительные. Но за четыре попадания в
желтую зону присуждалась победа. За два в белую - тоже. Ну а уж
попал в голубую зону, а сам не имеешь отметок ни в желтой или белой,
ни, тем более, в голубой - чистая победа, десять баллов за одоление
противника, плюс десять призовых за высшее мастерство. Если же
сражающиеся за отведенное время не нанесли смертельных ранений -
получите по пять очков и никаких призовых.
Высший возможный набор очков - двести баллов, недостижимый
результат. Гладиатор, бывший лучшим в первый день, набрал сто семь
баллов: восемьдесят за восемь побед и двадцать семь призовых.
Победитель второго дня получил и того меньше.
Кулл же одержал десять побед и получил сто девяносто пять очков
- во втором бое достался упорный и верткий верулиец, в голубую зону
на его теле Кулл так и не попал, только нанес две красные отметины
деревянным мечом в белую. И в седьмом бое победа атланту досталась
дорого - на первых секундах пропустил удар, получил красную чертку
на плече, в желтой зоне, за что и срезали четыре призовых очка. Но и
то, что он достиг - результат небывалый ни для какой школы.
Кулл сразу был переведен в разряд самых дорогих и перспективных
гладиаторов, ничто, кроме царской арены, ему больше не угрожало - не
надо будет ублажать видом своей крови занюханных жителей
провинциальных городков, где в каждом, за время правления царя Борны,
как грибы после дождя, выросли амфитеатры для кровавых зрелищ.
Куллу было назначено индивидуальное обучение с лучшими
учителями, хотя и продолжал он (до первого смертного боя) жить в
общей казарме, правда уже в другой. Когда ж он начнет выступать -
будет жить один, чтобы никто не мешал, и питаться лучше... Но, честно
говоря, Куллу не важны были условия бытия - он хотел познать все
тайны искусства владения мечом, копьем, дубиной и вообще всем, чем
можно сражаться. Образ капитана Антиша с ехидной улыбкой на лице
время от времени вставал перед глазами.
И он учился, учился, учился - всему, кроме грамоты (не у кого
было, читать и писать во всей школе мог лишь ланиста). Но для того,
чтобы радовать царственный взгляд своей и чужой кровью, эти знания не
требовались.
Кулла берегли до особо торжественного случая, не выпуская в
групповых боях и не засвечивая его раньше времени. Почти все бойцы,
что набирались одновременно с ним, уже погибли или были покалечены и
отданы на кухню в прислугу.
Тем временем владельцы других гладиаторских школ, чтобы
выслужиться перед царем, стали распространять слухи, что школа в
Дахне совсем захирела, что ее выпускники никуда не годны и гибнут,
как правило, в первых схватках.
Бора-Баллин - вельможа, стоявший за школой, рассвирепел и
организовал выступления, где его двадцать бойцов выступят один на
один против двадцати лучших гладиаторов всех других школ - мол,
выбирайте сами своих героев. Кулла эти паучьи игры не касались и
известие, что он свое боевое крещение примет пред взором самого царя,
который обожал гладиаторские бои, считая себя большим знатоком и
ценителем, атлант воспринял довольно равнодушно.
Кулл не считал, что познал все тайны боевых искусств, но
смертный бой ему был только на пользу.
За десяток дней до выступления в казарму привели новичков. Кулл,
как всегда не обратил на них внимания - скользнул равнодушно
взглядом и отвернулся. Но что-то в облике одного из них цепануло
окраину памяти. Он резко развернулся:
- Ам-ра?!
Вновь прибывший внимательно всмотрелся в тренированное,
ухоженное тело человека, окликнувшего его по имени. Посмотрел в лицо.
Неуверенно спросил:
- Кулл?
- Я!
Старые друзья обнялись. Стражники бросили на них быстрый взгляд
- не драка ли затевается и вернулись каждый к своим занятиям. Прочие
гладиаторы не обратили на них внимания, готовясь к ночному отдыху.
Кулл кивнул товарищу детства на умывалку, где уже никого не было.
Что-то давно забытое шевельнусь в груди Кулла, на него словно
пахнуло запахом родных гор. Но это что-то неуловимое тут же и
пропало, забитое запахами гладиаторской казармы.
- Кулл! Ты жив! Я думал, что ты давно погиб! - воскликнул
Ам-ра. - Как ты изменился, я бы тебя и не узнал, если бы ты сам меня
не признал - похудел, да еще эта борода! А в племени считали, что ты
погиб. Там в окрестностях бродил белый житель гор, решили, что ты
попался на его зов.
- Да, я его видел, - кивнул Кулл.
В гладиаторской школе от болтливости отучали любого, а Кулл этим
особенно никогда и не грешил. Он смотрел на товарища детства и жалел,
что позвал его. Говорить ему с ним было абсолютно не о чем. Атлантида
и все, что с ней связано, умерло в его сердце навсегда. И хотя был
очень маловероятен шанс, что он встретится с Ам-ра на арене, Кулл
точно знал, что если это случится, он убьет его.
- Я так рад, что встретил тебя! - продолжал Ам-ра. -
Валузийцы напали на нашу стоянку, всех убили или забрали в рабство.
Хор-нак, наш с тобой учитель - помнишь его? - погиб с копьем в
руках. Многие погибли, многих, кто послабее, убили. Не по-человечески
убили, повесили на деревьях ногами вверх, словно скотину перед тем
как шкуру снять, бр-р. А я вот уж сколько дней в колодках, почти
ничего не ел, все думаю о побеге. Наконец-то с меня сняли колодки!
Теперь я сбегу точно. Как я рад, Кулл, что встретил тебя! Вдвоем
будет сбежать гораздо легче!
- Отсюда не сбежишь, - холодно ответил Кулл.
Даже если Ам-ра через полгода будет отпущен в город, Кулл знал,
что бежать ему не удастся - при малейшей попытке он будет схвачен и
вывешен на стене школы всем в назидание. Были прецеденты. Кулл не
желал такой смерти другу детства, хотя, по большому счету, ему сейчас
было наплевать на судьбу Ам-ра.
- Отсюда не сбежишь, - повторил Кулл. - Лучше уж умереть на
арене с мечом в руке, как полагается мужчине, чем висеть ногами
вверх.
- Умереть на арене?! - гневно воскликнул Ам-рва. - Ради
забавы этих проклятых валузийцев? Я понимаю - умереть за родину, за
племя, за себя...
- У меня нет родины, - без каких-либо эмоций в голосе произнес
Кулл. - Она отвергла меня. И ты прекрасно знаешь почему.
Ам-ра смутился.
- Да, я помню, - ответил он. - И я никогда не забуду, что ты
тогда сделал для меня. Но... Но сейчас это так далеко и неважно.
Сейчас надо думать о побеге. Ты поможешь мне?
- Отсюда не сбежишь, - в третий раз сказал Кулл. - Надо
смириться с судьбой, раз так порешил великий Валка, и умереть
достойно - на арене.
- Ну уж нет! Умереть с мечом в руке - да, согласен. Но не ради
чьей-то потехи! В последний раз спрашиваю: ты поможешь мне бежать?
- Нет.
Это "нет" прозвучало, как надгробный камень на надеждах Ам-ра.
Он посмотрел на Кулла. Тот не отвел глаз. Молчание длилось долго,
очень долго.
- Как знаешь, - наконец зло процедил Ам-ра, повернулся и, не
оборачиваясь, пошел в казарму.
Кулл смотрел ему в след, потом набрал в сложенные раковиной руки
воды из каменного корыта и брызнул в лицо. Ему было не в чем себя
упрекнуть. Он вздохнул и отправился спать - давно он уже не видел
чудесных снов, посылаемых свыше и начинал волноваться: не приведись
ли они ему, не бред ли это воспаленного воображения, были ли они
вообще?
Войдя в казарму он успел заметить, как Ам-ра, словно ненароком,
подошел к болтающему с товарищем, ничего не подозревающему стражнику
и, будто случайно, толкнул его. Стражник от неожиданности повалился
на второго, двое других вскочили со скамьи, но было поздно - в руках
Ам-ра блеснул выхваченный из ножен зазевавшегося стражника меч.
Прежде, чем быть зарубленным тремя вооруженными, ко всему привыкшими
стражниками, он успел заколоть того, которого обезоружил, и умер с
мечом в руке и счастливой улыбкой на лице.
Усталые гладиаторы с интересом наблюдали за редким развлечением
и не сводили взгляда с двух трупов, пока их не уволокли подоспевшие
товарищи охранников.
Никто не пошевелился, чтобы не попасть под горячую руку. Двоих
новичков, что прибыли в школу с Ам-ра, тут же увели и больше их
никогда Кулл не видел.
Дней через полдюжины Кулла увезли в столицу - на следующий день
должны быть выступления перед самим царей Борном. По давней традиции,
истоков которой уже никто не помнил, перед смертным поединком будущих
