не донимавший своими присутствием, но и не отводящий ни на миг
внимательных глаз...
Так или иначе Уррий был рад, что получил возможность побыть один и
обдумать свалившиеся на него новости. До обиталища Фракса было около часа
пути - достаточно времени, чтобы привести сумбурные мысли в порядок.
Уррий любил быструю скачку - чтобы ветер завывал в ушах, чтобы грива
коня трепетала пред глазами, чтобы придорожные деревья сливались в
сплошную коричнево-зеленую стену... Промчался мимо медленной повозки с
пожитками Ламорака, сидящий на телеге слуга королевского сына даже не
проснулся.
Значит, Эмрис - не бастард с незавидной судьбой, которому предстояло
бы выгрызать из когтей жизни свои куски счастья, а любимец судьбы,
отмеченный благословением свыше и лишь до поры до времени пребывающий в
тени безвестности. Как правильно отметил Ламорак - в строгом соответствии
с традицией Верховных Королей бриттов, берущей начало из славной и
удивительной жизни короля Артура.
Как к этому теперь ему, Уррию, относиться?
Уррий прислушался к своим ощущениям. Нет, и следов зависти он не
ощущал, лишь радость за Эмриса. С которым он порой ссорился - случалось до
драки, до синяков, но без которого не представлял себя. Вечное
соревнование между названными братьями, разница в возрасте которых была
всего неделя, постоянно заставляли Уррия стремиться быть лучше Эмриса,
либо, в некоторых дисциплинах, хотя бы не отставать. Он лучше Эмриса
сражался на мечах, но в седле сидел менее твердо - Эмрис вышибал его
ударом тупого деревянного копья о щит, чего Уррию в ответ удавалось
сделать крайне редко. Уррий лучше стрелял из лука, зато Эмрис ловчее метал
кинжалы. Эмрис научился играть на арфе, которая так и не далась Уррию, но
тот лучше разбирался в истории своей страны и даже интересовался историей
до Великой Потери Памяти, до которой его названному брату совсем не было
дела.
Нет, зависти не было - Эмрис, без сомнения достоин и с честью
справится с обязанностями Верховного Короля, когда унаследует корону. Вот
только тогда, по той же традиции, ему, Уррию, придется стать сенешалем
короля. А уж этого Уррий точно не хотел. Звук боевой трубы и блеск мечей,
смертельные поединки во славу короля или прекрасной дамы сердца и сама
дама сердца в его жадных и ласковых руках в награду - вот что грезилось
ему в горячечные душные ночи, а не спокойная почетная (и прибыльная)
должность.
Дама сердца... Любимая... Желанная... Желанной, может быть,
оказывается, не только та, за которую готов отдать жизнь... И здесь, чего
никак Уррий не ожидал, Эмрис перегнал его, если верить, конечно, словам
Эмриса. А как не поверить, если Эмрис точно заметил то, в чем сам себе
Уррий упорно не желал признаваться - что он страстно желает Сарлузу...
Свернув на узкую тропу, пришлось придержать разгоряченного коня.
Шальная ветка больно стеганула по лицу. Уррий легко соскочил на землю и
присел пару раз, чтобы размять ноги. Сквозь густую листву прибивалось
золото жарких солнечных лучей, лес наполняли привычные звуки - щебетания
птиц, стрекот кузнечиков, откуда-то издалека едва донесся грозный звериный
рык. Уррий взял коня за поводья и повел его не спеша, раздвигая ветви
рукой. Он был дома - плоть от плоти этого леса, который он знал не хуже
собственной комнаты. Он не чувствовал себя здесь незванным гостем, он был
здесь своим. Белая бабочка с тусклыми пятнышками на огромных крыльях чуть
не ткнулась ему в лицо, сделала вираж вокруг его головы и полетела дальше
по своим делам. Уррий тепло улыбнулся и вздохнул.
Сарлуза...
Она появилась в замке около года назад, когда ее мать, местная
колдунья и знахарка, отправилась за какими-то редкими травами в далекие
северные леса, где обитают дикие, несговорчивые потомки древних народов.
Мать Сарлузы не вернулась и девушка, не в силах прокормить себя в деревне
сама, пристроилась в замке.
Еще задолго до ее появления Уррия начали одолевать непонятные ему,
неосознанные желания. При виде молодых привлекательных женщин,
непроизвольно напрягались мускулы ног и появлялось жжение в груди. Он
стыдился этих чувств, считая их недостойными рыцаря, и не делился своими
переживаниями по этому поводу даже с Эмрисом. Поначалу Уррий ничем не
выделил новую служанку из общего ряда - пробежался взглядом по фигуре,
подумал как о чем-то привлекательном, но совершенно недоступном для него,
встретился с ее пронзительными искрами черных зрачков, смутился и ушел,
забыв о ней мгновенно. И долгое время не вспоминал о ее существовании,
равнодушно окидывал взглядом при случайных встречах, даже имени узнать не
удосужился. Пока однажды, в одном из странно-сладостных снов, которые
посещали его постоянно, женщина, укладывающая его, проводящая нежно руками
по его телу - не как в детстве кормилица, а совсем иначе, раздевающая его,
обнажающаяся сама, садящаяся на него верхом, подставляя его взгляду тайные
части женского тела, и в предыдущих сновидениях лица не имеющая, вдруг не
глянула на него искорками глаз Сарлузы. Он узнал ее и проснулся. Сердце
билось часто-часто, по виску стекала капелька пота, мокрые волосы
слиплись. Он долго не мог уснуть в ту ночь, а когда все же погрузился в
желанное забвение, вновь увидел ее - теперь сомнений быть не могло - ее
глаза, ее губы, только не в смешливой улыбке, а в сладострастном движении,
ее черные длинные, густые и наверняка ароматные волосы...
Когда он проснулся было уже далеко за полдень, так поздно он не
вставал никогда. Первое, что он увидел - тугой зад служанки, обтянутый
плотной черной материей юбки. Уррий решил, что все еще спит. Но она
обернулась, он заметил тряпку в руке ее - такой удивительно изящной и
белой, и улыбнувшись, пожелала ему доброго утра. Сам не понимая чего
стесняется, юноша натянул меховое одеяло до подбородка. Видно глаза его
выражали чуть ли не ужас - Сарлуза пожала плечами и вышла из комнаты. В
дверях она обернулась и вновь улыбнулась Уррию. В глазах ее мелькнули
привычно-смешливые искорки, но юноше показалось, что он увидел в них и
что-то еще, что занозой зацепило его неосознанные желания, густой ком
откуда-то снизу заткнул горло.
С того дня, он постоянно, раз десять в день, случайно встречался с
ней - то в узком и длинном коридоре второго этажа, то в залитом солнцем
внутреннем дворе замка, то в большой зале за трапезой, когда она иногда
помогала прислуге. Они встречались глазами, она улыбалась ему. Он
догадывался, что в этот момент у него глупое выражение лица и старался
придать себе скучающий вид. Но, наверное, у него плохо получалось, раз
Эмрис все понял. Уррий никогда не разговаривал с ней, кроме ничего не
значащих сиюминутных фраз, но, как говорит сэр Бан, в глазах можно увидеть
гораздо больше, чем за сказанными словами. И Уррий гадал что же скрывается
в черноте ее глаз: равнодушное презрение, уважение служанки к хозяйскому
сыну, или он небезразличен ей как мужчина... Порой он полагал, что она
выделяет его из всех обитателей замка - на Эмриса-то она точно внимания не
обращала, за это Уррий ручался. Но иногда казалось, что она относится к
Уррию, как к надоедливой мухе, которую никак не может отогнать подальше от
лица.
Сегодня ночью сон внезапно покинул Уррия. Он долго лежал в кромешной
темноте. За неплотно прикрытой дверью мерно и громко храпел Триан - Уррий
лениво подумал, что вот немой, а храпит так, что глухой проснется. Уррий
понял, что больше не заснет и подошел к окну - острой прохладой пахнуло в
грудь, приятно обдав вспотевшее тело. Солнце еще только собиралось
всходить - ночь отчаянно сопротивлялась, не желая отступать, лишь едва
рассеивая свою тьму под первыми, еще робкими ударами рассвета. Уррий и
хотел сегодня проснуться пораньше, чтобы проводить отца в поход - тайная
надежда, что отец передумает и возьмет его и Эмриса с собой не покидала
Уррия. Но было рано - еще не проснулись, наверное, самые трудолюбивые
йомены, чтобы кормить скотину. Уррию захотелось выйти на улицу - прочь от
обступивших его каменных стен, встретить утро за пределами замка. Что-то
подсказывало юноше, что утро это не такое, как обычно. Он медленно оделся,
уже зная, что пойдет на озерцо за замком - маленькое озерцо, почти лужа,
но Уррий любил это место. И изредка в такие вот ранние утра, когда не
спится и хочется странного, ездил в одиночестве искупаться.
Триан не прекратил мерных раскатов храпа, когда Уррий проскользнул
через его комнату в коридор. Проходя, мимо двери в покои отца, Уррий
услышал какой-то далекий звук и удивился, что отец уже проснулся.
Уррий вышел во двор, кивнул караульному у ворот, но вряд ли тот
заметил, хотя тьма потихоньку рассеивалась. Уррий прошел мимо
хозяйственных построек, остановился у колодца, набрал ведро ледяной воды,
обтер лицо. Напился. Подумал немного и решил все-таки прогуляться до
озерца, может выкупаться - плавал Уррий неплохо, а озерцо хоть и
небольшое, но глубокое, утонуть запросто можно.
Верный конь словно почувствовал появление хозяина, Уррий вывел его из
стойла и вскочил - без седла, без упряжи, он и конь словно чувствовали
друг друга. Когда Уррий подъехал к воротам караульный стряхивая последние
проявления полудремы опускал мост - снаружи уже ждала телега трудолюбивого
крестьянина. Уррий лихо направил коня вниз по длинной насыпи, спускающий
вдоль огромной скалы, на которой возвышался строгий неприступный замок.
Уррий знал, что их замок самый неприступный и большой в Британии,
поражавший всех своими необычными башнями, толстыми высокими стенами,
глубоким рвом опоясывающим скалу, в воде которого плавали извечно страшные
зубаты с острыми мелкими зубами, мгновенно пожиравшие все живое, случайно
упавшее в воду. Рэдвэлл был построен очень давно - в незапамятные времена,
еще до Великой Потери Памяти, но был крепок и неприступен, создавая
впечатление, что вечно будет взирать с высот на простиравшиеся у подножия
скалы поля и леса. Вокруг Рэдвэлла ходило множество удивительных легенд,
но Уррий, рожденный в замке, мало обращал внимания на поросшие мхом стены
и дышащие историей камни, как не задавался вопросом откуда берется мясо и
вино на графском столе.
Когда он, оставив на опушке леса коня, подходил к озерцу, то услышал
что там кто-то плещется. Он подумал, что какой-нибудь лесной зверь пришел
на водопой и выругал себя за беспечность - не взял оружия. Впрочем, зачем
оружие в двух шагах от неприступного замка? Уррий уже хотел повернуть
обратно, но непреодолимое любопытство потянуло его к берегу. Бесшумно,
по-звериному, он приблизился к густым кустам ивняка у самой кромки воды.
Увиденное поразило его, он не мог сдержать громкого восхищенного вздоха.
Из ветвей кустов вспорхнули две испуганные пичуги.
В черном зеркале озерца при волшебном свете рождающегося рассвета
стояла обнаженная Сарлуза, лишь небольшой амулет в форме яйца болтался на
длинной нити между двух налитых жизнью девичьих грудей. Она медленно,
наслаждаясь поливала себя прозрачной водой, черпая ее ладошками. Роскошные
черные волосы мокрыми блестящими прядями разметались по полным плечам,
кожа на теле ее казалось вот-вот лопнет, распираемая упругой плотью. Она
была прекрасна. И невыносимо желанна.
Дрожь прошибла Уррия, пламя непривычного вожделения обожгло его
сладким холодом.
Услышав посторонний звук молодая женщина в испуге закрыла свои
прелести руками и сделала несколько шагов от берега, скрывшись в воде по
