словно опаленные внутренним огнем в тончайшие спиральки, рассыпались в
разлетевшийся по комнате серый пепел. Обнажившийся череп лопнул, как
перезрелая тыква, заляпав ошметками плоти женщину, потерявшую от страха
разум. Кожа двойника шаха треснула и слезла, словно с шелушащегося гороха
кожура, из туловища вылезла новая голова, еще вся в крови, но уже
оформляющаяся в нечто невообразимо мерзкое и безобразное. Из под
отваливающейся кожи появились волдыри перерождающей плоти.
Так действует заклятие Алвисида.
Много раз видел подобное Хамрай, и каждый раз зрелище вызывало в нем
неудержимую тошноту, ужас и отвращение. Хамраю не терпелось прекратить все
это, заставить умолкнуть раздирающий душу предсмертный вопль красавицы,
смешанный с ревом рождающегося в муках монстра.
Словно услышав мысли Хамрая, шах наконец-то нажал на рычаг - огромная
многотонная каменная плита, скрытая в потолке, стремглав рухнула на
бьющихся в судорогах красавицу, потерявшую всю привлекательность в
отчаянных попытках вырваться, и отвратительного монстра, который вскоре
был бы в состоянии переломить крепкие прутья решетки, словно тонкие
лучины.
В зале воцарилась оглушающая тишина. Все кончилось.
Шах, без кровинки в лице, встал и молча направился к дверям. К
глубокому разочарованию, что заклятие так и не удалось снять примешивалась
досада - как и Хамрай, шах не любил напрасные человеческие жертвы,
особенно когда гибнут желанные и запретные для него прекрасные женщины.
Один из телохранителей торопливо вышел на лестницу зажечь факела.
Хамрай остался один. Он прошел к своему креслу, сел, налил в кубок
вина, задумчиво отхлебнул.
- Вот так вот, всесильный колдун, не помог тебе твой Алгол, -
обратился он к обезглавленному самозванцу. - Теперь твоя участь - стать
пищей любимцу Гудэрза. - Он вздохнул, сделал еще глоток терпкого вина и
произнес: - Все гораздо проще, чем полагал ты, и бесконечно сложнее, чем
когда-то полагал я.
Сколько он просидел задумчиво глядя на каменную плиту, похоронившую
красавицу и чудовище, Хамрай не знал. В ушах звенел предсмертный крик
обезумевшей женщины, перед глазами стояли худенькие девичьи руки,
прикрывающие в испуге едва прорезавшиеся грудки. Хрустальный графин
опустел наполовину, кровь на одежде поверженного колдуна запеклась и
побуровела.
Прервал его оцепенение ворвавшийся в комнату седовласый Гудэрз.
- Хозяин! - вскричал он. Старый слуга встал на пороге и схватился
рукой за левую половину груди, пытаясь унять одышку. - Хозяин, там... там,
наверху... Знамение!
Знамение!
Хамрай вскочил. Охватившее его волнение заставило задрожать.
Наконец-то! Как долго он его ждал, уже потерял веру, что когда-нибудь оно
будет еще раз. Это - настоящее, не какой-то там чернобородый бахвал,
бесславно закончивший свое шутовское представление, подобно многочисленным
предшественникам.
Знамение - это надежда.
Хамрай обогнал медлительного старика и словно молодой орел взлетел по
круговой лестнице на крышу башни. Там стоял, облокотившись о камень перил,
дежурный наблюдатель и глядел в высь, широко раскрыв рот.
В черном бархатном небе, на фоне бесчисленных искорок звезд
разворачивалась огромная зеленая спираль - змея Алвисида, сомнений быть не
могло. На внутреннем конце светящейся спирали было утолщение и в нем
разливалась ослепительная кроваво-алая точка, словно глаз змеи.
Один из многочисленных потомков Алвисида, но всего третий за полтора
столетия, обладающий его наследственными, пусть и скрытыми, скованными,
требующими освобождения свойствами, родился. Третий - магическое число. Он
должен исполнить предсказание.
К сожалению, сам наследник не может снять заклятие, но он может
вывести из небытия своего поверженного божественного предка, и лишь
Алвисид, как сказано в пророчестве, освободит шаха Балсара и его верного
слугу от опостылевшего воздержания.
Четверо богов не могли убить своего бессмертного брата - они
расчленили поверженного Алвисида и разбросали по миру девять частей его,
чтобы никто не смог воссоединить сына бога обратно. Но Алвисид словно
догадывался об этом пред гибелью...
Первого наследника Алвисида Хамрай ждал более ста лет и узнал о нем
случайно. Он разыскал его в Британии, когда тот уже принял священный сан.
Наследник был истинным христианином, и никакие уговоры не смогли заставить
его покинуть родную епархию. Магические чары, подчиняющие волю бессильны
против наследников бога.
Второй, родившийся в Карфагене, согласился помогать, соблазненный
обещаниями и посулами Хамрая. В огненной пустыне он добыл при помощи
Хамрая голову Алвисида и Хамрай говорил с поверженным богом. Но наследник
погиб в следующем путешествии за торсом Алвисида в угрюмых колдовских
тевтонских лесах. Погиб глупо и бездарно, по собственной оплошности.
Хамрай запоздало клял себя, что не предостерег от соблазнов и опасностей,
что не уберег. Даже алголиане, желавшие возродить своего бога, не сумели
помешать гибели наследника Алвисида...
И вот - третья возможность.
Не составило никакого труда узнать, что его и шаха надежда, возможно
последняя - мальчик. Родился в далекой Британии (опять Британия, уже
хорошо знакомая Хамраю!), за тысячи миль отсюда. Не ранее как полчаса
назад, и сейчас, наверно, орет истошно на руках матери. Или кормилицы -
это все выяснится чуть позднее.
Огромная змея в небе дружески подмигнула Хамраю кровавым глазом и
растворилась в бескрайнем небе.
Пора собираться в дорогу - до Британии путь не близкий!
КНИГА ПЕРВАЯ. УРРИЙ
Поможет ли Христа ученье
Лихую отвратить беду?
Смирит ли набожности рвенье
Родов смертельную вражду?
Нет! В сердце их вождей отныне
Месть разлила столь адский яд,
Что и хождением к святыням
Они себя не исцелят.
Вальтер Скотт "Песнь последнего менестреля"
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПЛОТЬ АЛГОЛА
Когда ты зорок, как всегда, взгляни:
Не видишь разве их кивков ужасных
И как зубами лязгают они?
Данте "Божественная комедия"
1. ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ, МЕНЯЮЩЕЕ ЖИЗНЬ
Нельзя любить и уважать
Других, как собственное я,
Или чужую мысль признать
Гораздо большей, чем своя.
Уильям Блейк
Лес плотно подступал к обеим сторонам дороги - словно едешь по узкому
и невероятно длинному коридору. Стволы вековых деревьев взметнулись к
небу, оставляя для жарких солнечных лучей лишь не широкую щель. В глубине
дороги, казалось, тупик - все те же покрытые мхом и лишайником неохватные
стволы. Случайный путник неуютно чувствовал бы себя проезжая здесь, за
каждым деревом мерещился свирепый разбойник - милосердия не ведающий, с
зазубренным о черепа предыдущих жертв топором в волосатых руках.
Но на благородном красивом лице сэра Отлака Сидморта, графа
Маридунского не было и намека на какое-либо подобие страха. Он ехал по
своей земле, он был здесь хозяин - ему ли боятся лесных духов либо мерзких
разбойников, шайка которых, предводительствуемая его бывшим вассалом
ошивалась в дремучих лесах? Да если бы и по чужой территории продвигался
он - так что же? Разве он не многоопытный бесстрашный рыцарь, прошедший
множество битв и поединков, чтобы не суметь отразить любые нападения?
Разве не едет сейчас с ним старший его сын, благородный рыцарь сэр
Педивер, оруженосцем у которого третий сын - Морианс. Разве сэр Отлак не
во главе отряда из отборных, закаленных битвами бойцов?
Нет, не опасность негаданных нападений беспокоила сэра Отлака, а
приближающаяся встреча с королем Пенландрисом Сегонтиумским - его
ближайшим соседом. Король тоже отправляется в Камелот на Совет Верховного
короля и рыцарский турнир. Несколько дней назад Пенландрис попросил руки
средней дочери сэра Отлака для своего наследника, Селиванта. Ох, если бы
речь шла о младшем сыне короля Сегонтиумского - Ламораке, сэр Отлак ни на
секунду не засомневался бы. Но Селивант был беспробудным пьяницей и
буяном, одно имя которого наводило ужас на всю округу - такого счастья для
своей любимицы благородный сэр Отлак не желал. Но и портить отношения с
королем Пенландрисом в момент, когда решаются судьбы родной земли, когда
все силы надо сосредоточить для приближающейся решающей войны с
ненавистными саксами, захватившими большую часть Британии, было очень
нежелательно. Государственные интересы превыше личных.
До тупика лесного коридора оставалось совсем немного, мерное цоканье
копыт трех десятков лошадей за спиной сэра Отлака успокаивало, но решения
он до сих пор не принял. На самом деле дорогу не преграждала сплошная
стена деревьев - за резким поворотом лес кончался. Там на перекрестке
сходились дороги ведущие из Маридунума и из Сегонтиума. Там два знатных
рыцаря должны сегодня в полдень встретиться, чтобы в столицу, к Верховному
Королю бриттов Пендрагону ехать вместе.
Надо принимать решение - согласиться на предложение и сделать свою
любимую дочь красавицу Лионесс несчастной, либо отказать и заиметь в лице
могучего соседа непримиримого врага в то время, когда сам Бог велит им
выступить единым фронтом против иноземных захватчиков, когда победа как
никогда реальна и близка... Сэр Отлак тяжело вздохнул, не зная ответа.
Из-за поворота стремительно показались три всадника и сэр Отлак
вздохнул еще раз. Первыми скакали на резвых жеребцах его четвертый сын
Уррий - четырнадцатилетний сорванец, которого пора бы уже отдавать в
оруженосцы, и приемный сын сэра Отлака, сверстник Уррия, Эмрис. Полчаса
назад мальчишки решили посоревноваться чья лошадь быстрей, и сэр Отлак
тогда милостиво кивнул.
Третий был младший сын короля Пенландриса - Ламорак. Значит,
многоуважаемый сосед уже дожидается у перекрестка. И хотя род сэра Отлака
был не менее (а более, так как первые упоминания о Сидмортах появляются в
летописях задолго аж до Великой Потери Памяти) древним и уважаемым, а
Отлака его в Совете Верховного Короля ценилось выше слова Пенландриса,
негоже заставлять ждать короля. Но и выказывать спешку недостойно
благородного рыцаря.
Ламорак обогнал своих приятелей, резко остановил коня пред сэром
Отлаком. Склонился в низком поклоне.
- Рад приветствовать вас, сэр Отлак, от имени своего отца,
благородного короля Пенландриса. Он ждет вас, чтобы разделить совместно
тяготы пути в столицу.
Тяготы пути - это совместная пирушка в таверне у переправы и
бесконечные разговоры о подвигах вместо ночлега... Под веселый перезвон
арфы и с молоденькими вертихвостками на коленях. Сэр Отлак улыбнулся.
Все-таки король Пенландрис бесстрашный рыцарь, веселый собутыльник и
отменный товарищ. Неблагородно было бы отказать ему в желании породниться.
