захватчиков. После всех манипуляций Сингов над сознанием бедного ребенка
он теперь фактически был их орудием; даже то лишенное смысла сообщение,
которое Фальк передал Орри, могло уже стать достоянием Повелителей.
И нет никакого устройства или уловки, никакого средства или способа,
чтобы предпринять обходной маневр и выйти с честью из создавшейся ситуа-
ции. Одна лишь совсем призрачная надежда на то, что он выстоит, что бы с
ним ни сделали, что он сможет остаться самим собой и откажется забыть,
откажется умереть. Единственное, что давало ему основание надеяться на
подобный исход, - уверения Сингов, будто это невозможно.
Они хотели, чтобы он поверил в то, что это невозможно.
Все те иллюзии и галлюцинации первых часов или дней Фалька в Эс Тохе,
по всей видимости, имели целью привести его в состояние смятения, сбить
с толку, подорвать веру в самого себя, в свои убеждения, знания, в свои
силы. Вот чего добивались Синги. Тогда все их разглагольствования о сти-
рании содержимого мозга являются в равной степени запугиванием и шанта-
жом с целью убедить его, что он не в силах противостоять парагипнотичес-
ким операциям.
Но Рамаррен и не выдержал?
Однако у Рамаррена не было подозрений и предубеждений насчет способ-
ностей Сингов и насчет того, что они пытаются сделать с ним, в то время
как у Фалька были. В этом и состояла разница. Но даже с учетом всего вы-
шесказанного память Рамаррена не была уничтожена полностью, что, по их
уверениям, ожидало память Фалька. Если же удача от него отвернется?
Надежда - вещь более хрупкая и ненадежная, чем сама вера, подумал он,
шагая по комнате под беззвучные отблески молний бушевавшей над его голо-
вой грозы. Хорошие времена наполнены верой в жизнь; в плохие времена ос-
тается только надеяться на лучшее. Но сама суть от этого не меняется:
каждый разум образует неразрывные связи с другими разумами, а также с
окружающим миром и со временем. Без веры человек живет, но нечеловечес-
кой жизнью; без надежды он погибает. Когда нет места дружбе, когда люди
не прикасаются друг к другу, чувства неизбежно атрофируются, разум ста-
новится холодным и одержимым. Единственно возможными отношениями между
людьми становятся отношения хозяина и раба, убийцы и жертвы.
Законы существуют для того, чтобы подавлять те побуждения, которых
люди сами боятся в себе больше всего. "Не убий!" - единственный Закон,
превозносимый Сингами. Все остальное дозволено. По всей видимости, это
значит, что ничто другое их, в общем-то, и не интересует? Страшась свое-
го собственного тщательно скрываемого влечения к смерти, они проповедуют
почтение к жизни, в конечном счете дурача ложью и самих себя.
У Фалька не было бы ни единого шанса одолеть противника, если бы не
качество, с которым не в силах справиться ни один лжец, - человеческая
честность. Возможно, им даже не приходило в голову, что человек способен
так сильно жаждать остаться самим собой, жить собственной жизнью, что он
находит в себе силы сопротивляться, даже не имея ни малейшего шанса на
успех.
Все возможно?
Успокоив наконец разбушевавшиеся мысли, Фальк взял книгу, что подарил
ему Владыка Канзаса, и какое-то время внимательно читал, пока его не
сморил сон.
На следующее утро - возможно, последнее в этой его жизни - Орри пред-
ложил ему продолжить осмотр достопримечательностей города с аэрокара.
Фальк согласился, заметив, что хотел бы взглянуть на Западный океан.
Двое Сингов, Абандибот и Кен Кениек, вежливо спросили, можно ли им соп-
ровождать их почетного гостя и постараться ответить на все возникающие
вопросы о Земле или о ходе предстоящей операции.
По правде говоря, Фальк в глубине души надеялся побольше узнать о
том, что они собираются сделать с его мозгом, и тем самым подготовиться
к сопротивлению. Но ничего хорошего из этого не вышло. Кен Кениек сыпал
бесконечным потоком терминов, разглагольствуя о нейронах и синапсах,
блокировании и разблокировании, о наркотиках, гипнозе, парагипнозе и
подключенных к мозгу компьютерах? Все это было для Фалька бессвязным на-
бором слов, причем слов устрашающих, и вскоре он прекратил всякие попыт-
ки вникнуть в смысл речей Синга.
Аэрокар, пилотируемый бессловесным слугой, который казался всего лишь
придатком органов управления, поднялся над горами и устремился на запад
над яркой в краткую пору весеннего цветения пустыней. Через несколько
минут машина приблизилась к гранитной глыбе Западного Хребта. Несущие на
себе суровую печать катаклизмов двухтысячелетней давности, горы Сьерры
вздымали в небо свои зазубренные пики, выраставшие из заснеженных уще-
лий. За горными кряжами лежал залитый солнечным светом океан, под его
волнами темными пятнами проступали затонувшие участки суши.
Давным-давно там стояли забытые ныне города - подобно тому как в го-
лове Фалька таились позабытые города, имена и лица. Когда аэрокар раз-
вернулся, чтобы лететь обратно на восток, Фальк сказал:
- Завтра будет землетрясение - и Фальк скроется в пучине?
- Мне очень жаль, но это неизбежно, лорд Рамаррен, - с удовлетворени-
ем в голосе произнес Абандибот.
А может, Фальку только почудилось, будто в его голосе промелькнула
нотка удовлетворения? Всякий раз, когда Абандибот выражал свои чувства
словами, это звучало настолько фальшиво, что, казалось, подразумевало
прямо противоположные эмоции; но, возможно, Абандибот вообще не испыты-
вал каких-либо чувств или душевных волнений. Кен Кениек, с водянистыми
глазами и бледным лицом, чьи правильные черты не были отмечены печатью
возраста, никогда и не пытался изобразить те или иные эмоции. Дело было
не в его флегматичности или безмятежности, но в полной закрытости, само-
достаточности и отрешенности.
Аэрокар стрелой мчался над пустынями, отделявшими Эс Тох от моря. На
их обширные пространства явно давно не ступала нога человека. Машина со-
вершила посадку на крыше здания, где находилась комната Фалька. После
нескольких тягостных часов, проведенных в обществе холодных, бесстраст-
ных Сингов, он страстно мечтал даже об этом призрачном уединении. И ему
не стали чинить препятствий. Остаток дня Фальк провел в своей комнате с
полупрозрачными стенами, опасаясь, что Синги вновь одурманят его или на-
веют какие-нибудь иллюзии, пытаясь привести в смятение или ослабить волю
"почетного гостя". Однако, по всей видимости, они чувствовали, что нет
особой необходимости предпринимать дополнительные меры предосторожности.
Его оставили в покое - пусть себе шагает по полупрозрачному полу, сидит
или читает свою книгу. Что, в конце-то концов, он может предпринять про-
тив их воли?
Снова и снова в течение долгих часов ожидания Фальк возвращался к
книге. Он не осмеливался делать на ней никаких отметок, даже ногтем,
только читал страницу за страницей, хотя и без того практически знал со-
держание наизусть, полностью поглощенный данным занятием, вникая в
смысл, повторяя каждое слово про себя, что бы он ни делал - расхаживал
по комнате, сидел или лежал. Вновь и вновь мысли его возвращались к са-
мому началу книги, к самым первым словам на самой первой странице:
Путь, который может быть пройден,
Это не вечный Путь.
Имя, которое можно назвать,
Это не вечное Имя.
Поздно ночью, под гнетом усталости и голода, под напором мыслей, ко-
торые Фальк непрерывно гнал от себя, и страха перед смертью, которому он
не позволял овладеть собой, разум его наконец пришел к тому состоянию,
которое он так долго искал. Стены пали, душа отделилась от бренного те-
ла, и он превратился в слова. Он стал тем самым словом, что было произ-
несено во тьме в самом начале времен, словом, которое некому услышать.
Он стал первой страницей времени.
Постепенно чувство времени вернулось к нему, и вещи вновь получили
имена, а стены заняли свои места. Фальк прочел первую страницу книги еще
раз, а затем лег и постарался уснуть.
Восточная стена комнаты приобрела изумрудный оттенок в лучах восходя-
щего солнца, когда за ним пришли двое слуг. Фалька повели вниз через
призрачный коридор и этажи здания на улицу, усадили в слайдер и повезли
по тенистым улицам и через ущелье в другую башню. Эти двое были не обыч-
ными слугами, что предугадывали все его желания, а тренированными, без-
молвными стражниками. Помня методичную жестокость избиения, которому его
подвергли, когда он впервые очутился в Эс Тохе - первый урок неверия в
себя, что преподали Синги, - Фальк предположил, что они боятся - вдруг в
самую последнюю минуту он попытается скрыться? - и приставили к нему
стражников, дабы пресечь любой подобный порыв.
Его провели через лабиринт комнат в ярко освещенные подземные покои,
стены которых представляли собой экраны и блоки какого-то огромного вы-
числительного комплекса. Навстречу вышел Кен Кениек. Он был один. У
Фалька мелькнула мысль, что ему ни разу не доводилось видеть больше двух
Сингов одновременно. И вообще он видел очень немногих. Но сейчас было не
время размышлять над подобной проблемой, хотя где-то в закоулках мозга
промелькнуло некое смутное воспоминание, объяснение?
- Вы не пытались прошлой ночью совершить самоубийство, - сказал Кен
Кениек своим безразличным шепотом.
Такой выход из положения даже не приходил Фальку в голову.
- Я решил позволить вам проделать это, - с вызовом ответил Фальк.
Кен Кениек не обратил никакого внимания на выпад, хотя, судя по все-
му, не пропустил ни единого слова.
- Все готово, - сказал он. - Это в точности те же блоки памяти и сое-
динения между ними, что были использованы для блокировки вашей первона-
чальной структуры сознания шесть лет тому назад. Если вы согласны на
данный опыт, то устранение блокировок не будет сопряжено с какими-либо
затруднениями или нанесением повреждений. Согласие очень существенно для
восстановления сознания, но не для его подавления. Вы готовы?
Практически одновременно с произнесенными вслух словами он обратился
к Фальку при помощи отчетливой мыслеречи: "Вы готовы?"
Синг напряженно вслушивался, пока Фальк едва слышно не пробормотал:
-Да.
Словно удовлетворившись данным ответом или сопровождающими его эмоци-
ональными обертонами, Синг кивнул и произнес монотонным шепотом:
- Я начну прямо сейчас, без применения наркоза. Наркотики нарушают
чистоту парагипнотического процесса; без них мне легче работать. Сади-
тесь вот сюда.
Фальк молча подчинился, стараясь изгнать из мозга все мысли.
По какому-то неслышному сигналу в комнату вошел ассистент и наклонил-
ся над Фальком, в то время как сам Кен Кениек уселся перед одним из
компьютерных терминалов, словно музыкант за свой инструмент. На мгнове-
ние Фальк вспомнил огромную систему Узора в тронном зале Властителя Кан-
заса, быстрые черные пальцы, парившие над ней? Непроницаемая тьма черной
портьерой опустилась на глаза и разум. Он сознавал, что к его черепу
прилаживают нечто вроде капюшона или колпака; затем он перестал что-либо
ощущать, кроме черноты, бесконечной черноты, кроме кромешной тьмы. В
этой тьме чей-то голос произнес некое слово в его мозгу, слово, которое
он почти что понял. Снова и снова голос повторял это слово, чье-то имя?
Подобно языку пламени, встрепенулась его воля к жизни, и он вопреки все-
му провозгласил, собрав в кулак все свои силы, в мертвой тишине:
- Я - Фальк!
Затем опустилась тьма.
Глава 9
Место было темным и тихим, словно лесная чаща. Обессилевший, он дол-
гое время пребывал в полудремоте. Ему часто снились или вспоминались ка-
кие-то фрагменты из ранее виденных снов. Затем он вновь крепко уснул и
опять проснулся посреди зеленоватого полумрака и тишины.
Кто-то шевельнулся рядом с ним. Повернув голову, он увидел какого-то
юношу, совершенно ему незнакомого.
- Кто ты?
- Я - Хар Орри.
Имя это словно камень погрузилось в сонную трясину мозга и исчезло.
