Данк поперхнулся косточкой.
- То есть повода для волнений у него вообще нет, так, Гастен? - он
громогласно заржал.
- Раскрыл рот - значит, поел, - строго сказал отец. - А ну, брысь
из-за стола!
- Но Белый!..
- Молчать, младший!
- И вот так всегда... - вздохнул Данк, покорно поднимаясь.
- Ванаир принцу Райдоку! - скомандовала Альда.
Словно из-под земли вырос Орбен. Я тоже поднялся. Парень завозился у
левого моего бедра, ловко прилаживая непостижимые ремешки.
- Простимся, - нежно сказала Сельфа, махнув музыкантам.
Из ниши выступила юная девушка, немного напоминающая Ирмис. Музыканты
припали к своим веревочкам и трубочкам и комнату наполнил шум моря. Я не
вру - моря, или по крайней мере, громадной реки. И девушка запела.
- Прощанье - начало подвига, знаменье грядущих побед; у принца,
героя, воина причин для сомнений нет. Лазурное небо и алое пламя, зеленые
травы, кровь и свет - идущий вперед по белому всегда оставляет след.
- Не тоскуй, Райдок, - мягко сказала Сельфа, поцеловала меня и
опустилась в свое кресло. Сагастен махнул рукой.
- Встретимся немного южнее, - улыбнулся он, - а глядишь - и
юго-восточнее...
- Будь достоин цвета, Райдок, - сказал отец, глядя в кубок. - Больше
мне нечего тебе сказать.
Элспейр вдруг неловко шевельнулся и спросил:
- У Райдока какие-то неприятности? Почему я ничего об этом не знаю? О
каких заклятиях вы говорили?
- Потом, Эл, - Сагастен положил ему руку на плечо.
- Почему потом? Я знаю, вы не очень-то мне доверяете, хотя я и не
понимаю, почему. Но ведь Райдок - мой родственник и принц моего Домена!
Разве вправе я не тревожиться за него?
- И все-таки потом, - властным движением Сагастен заставил Элспейра
умолкнуть.
Альда встала и подошла ко мне.
- Кто бы ты ни был, - сказала она, глядя мне в глаза, - помни, что я
найду тебя повсюду. Если ты Райдок, мой сын - для любви; если чужак,
обманом принявший его облик ему на погибель - для мести. Ты запомнишь это?
- Запомню, Альда, - сказал я серьезно.
Изумрудная принцесса быстрым движением поцеловала меня и
отстранилась.
- Продолжим завтрак, - сказал отец.
- А меня кто-нибудь поцелует? - шутливо взвыл Данк.
- Кобыла твоя тебя поцелует, - в сердцах сказала Сельфа.
- Так у меня же жеребец!
- Так даже интереснее.
- Это тебе, может быть, интереснее...
- Оранжевый, не пошли!
На пороге появился незнакомый парень.
- Кони Властителей оседланы и взнузданы, - доложил он с поклоном. -
Вещи уложены, навьючены и приметаны. Оружие готово.
Вот тут я по-настоящему понял, что мы уезжаем.
- Пока, родичи! - громогласно возвестил Данк, взметнув правую руку в
богатырском приветствии.
- До свиданья, - тихо сказал я, снова чувствуя прилив робости.
- Поехали! - весело сказал Данк. - Хьюма и ты... как тебя... Орбен,
за мной, да побыстрее!
Хьюма, очевидно, паж Данка, почтительно склонился, пропуская нас в
двери. Орбен быстрым шагом последовал за мной.
И снова коридоры, коридоры, коридоры, к которым я так и не успел
привыкнуть, а теперь покидаю - быть может, насовсем. Яркий утренний свет.
Салют гвардейцев у выхода. Крик глашатая.
- Оранжевый принц Данк, Синий принц Райдок покидают столицу Домена!
Десять лошадей у подножия лестницы. Четыре оседланы. Четыре в поводу
- заводные. Две навьючены переметными сумами. Орбен и Хьюма бросаются
вперед, перехватывают двух коней под уздцы. Я нерешительно направляюсь к
одной из двух оставшихся. Данк чувствительно бьет меня локтем под ребро и
движется к тому коню, которого придерживает Хьюма. Я соображаю и начинаю
стыдиться самого себя. Принц, называется!
Но вот мы и верхом. Данк на громадном жеребце редкой масти - кажется,
ее называют изабелловой. Мне достался иссиня-вороной, немногим ниже в
холке, но легкий и тонконогий. У Хьюмы и Орбена - две кобылы, караковая и
каурая.
- Хай-оо!
Данк поднял своего жеребца в свечу.
- Вперед!
- Давай ты вперед, - умоляюще шепчу я. - Я же...
- Помню, помню, не волнуйся! На Восточную дорогу! Хай-оо!
Наш отряд двинулся за оранжевым плащом Данка крупной рысью. Я еще
успел обернуться и последний раз глянуть на белоснежный дворец на фоне
невероятно синего неба. Неба цвета моего плаща.
Белый песок, которым была посыпана дорожка, разлетался из-под копыт.
Я поразился отпечатку копыта изабеллового жеребца - какой он все-таки
громадный! Я попытался глянуть под брюхо своему вороному, чтобы сравнить
размеры подков, но седая пыль клубилась прямо под моими сапогами, а сзади,
почти вплотную, держался Орбен. Я не разглядел следов на белом песке, но
знал, что они там есть. Идущий вперед по белому всегда оставляет след.
Справа и слева вдоль дороги потянулись невысокие опрятные домики.
Некоторые прятались в зелени, некоторые глядели окнами прямо на дорогу.
Белоснежная и розовая кипень садовых деревьев неспешно роняла невесомые
лепестки. Воистину, счастоцвет. Наверное, прекраснейший месяц года.
У самой дороги сидел здоровенный бородатый мужичина; он окунал
невероятных размеров молот в ведро с холодной водой, и морщась,
прикладывал железо к заплывшему глазу.
А впереди показалась белая стена. Внешняя стена Дианара. Солнце уже
поднялось над восточной ее частью и начинало изрядно припекать. Как-то
сразу после очередного поворота мы оказались у высокой белой арки в стене,
несколько стражников вскочили при виде нас, лейтенант отсалютовал - и я
понял, что эта арка, по сути, просто ворота. Ворота города.
Ворота остались позади. Вокруг была выжженная солнцем каменистая
степь, и пересекая ее, в сторону поднимающегося все выше солнца уходила
пыльная грунтовая дорога.
Мы выехали из Дианара и скакали навстречу солнцу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЧЕРЕЗ РАНСКУРТ
1
"А пятое правление династии считается от дня, когда принял Белый цвет
благородный сын и наследник его, Зеленый принц Домена Денхир. Тридцать
пять лет было благородному Денхиру, два оборота уже носил он Зеленый цвет.
В шестой день оковника, в сердолике, принял он венец, и было это угодно
богам высоких храмов - белой стала вся земля Домена. Зима в тот оборот
была мягкой и снежной, и обилен был урожай к осени, а весна была теплой и
дождливой, а лето долгим и нежарким, а когда настала осень, деревья
ломались от изобилия плодов на ветвях. Было это в 1462 оборот от рождества
Первого Корабела, а по счету Белой Гавани - в оборот 1391 от Золотого
Дождя, а от воцарения Селекса - год 274, а от Второго Передела - сорок
второй. И не было в Домене достойной жены могучему Денхиру, а война с юга
придвигалась все ближе и опасался Денхир оставлять трон и венец без
наследника. И послал он посла в Белую Гавань, сводного брата своего послал
он, принца-бастарда Вейгена, и говорил Вейген перед владыками Белой Гавани
так:
"Велико могущество наше, но не годится оставлять трон без законного
наследника. Пусть не будет Передел стеною меж нами, отдайте нам в
принцессы славную дочь вашу Амери, а наградой ей будет любовь, почет и
власть, а земля ваша получит от нас помощь и защиту."
Склонились Белые Паруса под ветром Вейгена, приплыла в Дианар на
белом корабле прекрасная Амери, про которую говорили: "Амери, что светлей
зари". Две тысячи золотых слитков дали за ней в приданое, а выкупом
послужил союз против Желтого домена. И горцы были разбиты и отброшены от
Белых пристаней. А в оборот 1468 родила Амери Властителю нашему Денхиру
сына и нарекли его Хирамом, а после звался он Хирам Мудрый.
В оборот 1471 ходил благородный Денхир в поход через горы на берегу
Лиаменны, на земли Оранжевого домена. Вернулся с ним маг по имени
Сагастен, и даровал ему Денхир почести Мага Домена. Могуч был сей маг, а
дела его непостижимы смертным.
В оборот 1473 родила прекрасная Амери сына, нарекли его Хирали, а
потом звали его Хирали Златокудрый.
В оборот 1484 снова двинулись с юга волчьи наездники, а с ними шли
истинные орки-гоблины, и был взят Ингеррар. Собрал Денхир немалое войско и
отправил его под водительством сводного брата своего, отважного
принца-бастарда Вейгена, а с ними шел колдун Сагастен. И был отбит
Ингеррар, и бежали в болота разбитые орки. И был отстроен после пожара
Ингеррар, и стены его стали выше и крепче прежнего. Немало отличился в тех
боях маг Сагастен, и была ему дарована золотая цепь доблести. В тот оборот
зима была долгой и холодной, и замерзли болота у южного берега Лиаменны, и
погибающие орки выходили к деревням, кутаясь в обрывки шкур, и просили
милости, опускаясь на колени свои, и предлагали жизнь свою в уплату за
обглоданную кость, чтобы спасти от голодной смерти верного волка. И много
их погибло в ту зиму, не от меча в бою, а от смертного голода и холода,
что обжигал сердце при вздохе.
В оборот 1498 принял принц Хирам цвет Зеленый."
Я закрыл драгоценную книгу и крикнул:
- Орбен! Кофе когда-нибудь будет, демон тебя заешь?
- Одно мгновение, Властитель! - паж появился из тьмы в круге света у
костра. С противоположной стороны возник Хьюма с ониксовой чашечкой в
руках. Оба были обнажены по пояс, загорелая кожа матово блестела в
золотистых бликах огня. Были они совершенно непохожи - Хьюма плотный,
коренастый, длиннорукий, немного неуклюжий; Орбен же легкий, подвижный,
худощавый, постоянно удивляющий меня какой-то особенной ловкостью. Больше
всего меня поражало, как ему удается в несколько движений расстегнуть или
застегнуть на мне все бесчисленные крепления моей амуниции. Даже если бы
от этого зависела жизнь моя, я бы разбирался с каждым ремешком не меньше
пяти минут.
Орбен принял чашечку из рук Хьюмы, подхватил с жаровни кофейник,
извлек откуда-то поднос - три руки у него, что ли? - и в следующую секунду
уже был у входа в мою походную палатку.
- Кофе, Властитель. Не угодно ли опустить полог? Мошки к фонарю
налетят...
- Ну и пусть летят, - лениво сказал я. - Пока что не угодно.
Орбен поклонился и исчез во мраке.
Я поднял чашечку с подноса и поглядел сквозь нее на костер. Оникс,
тонкий, как лепесток цветка, просвечивал желтым с легким оттенком
телесно-розового. Прекрасная чашечка. Из такой кофе пить и пить, всегда
пить, и всегда кофе. Интересно, откуда берутся теперь кофейные зерна в
Дианаре? В нищем Дианаре, забытом друзьями и покинутом союзниками?
Мошки и впрямь летели на свет фонаря, маленькой, но достаточно яркой
масляной светильни с крошечным щитком-отражателем и сеткой вокруг пламени.
Я откинулся на подушки, размышляя о банальном.
Каждый философ считает своим долгом хоть раз в жизни сказать о людях,
которые беспечно летят на свет мечты, как мотыльки к свече. А свеча...
Следует три страницы нравоучений. И почему-то никому в голову не приходит,
что далеко не все мотыльки летят на огонь. Некоторые ведь выбирают верный
ориентир - солнце или луну, оттого-то и не пресекается род мотыльковый.
Нет ли и среди людей таких - выбравших правильную цель, и так спасающих
весь род свой? Хочу... Хочу, чтобы я так...
А есть ли у меня вообще цель? И была ли она тогда?.. Раньше...
позавчера...
Я вздохнул и перевернулся на живот.
В ночи раздавался громовой храп Данка. Его оранжевая палатка - пажи
гордо именовали эти незатейливые сооружения шатрами - стояла с
противоположной стороны костра. На таком расположении настоял сам Данк. Я
думал, это как-то связано с дворцовым этикетом, но Данк, заговорщически
