Уже ничто не казалось полным бредом.
Калитка, понятно, заперта - но забор с этой стороны невысок...
Дом странным образом усох и сжался. Она его помнила не таким, нет, не
таким... Но - помнила. Дверь на кухню. Наверняка заперта изнутри на засов
и висячий замок. Все-таки попробовать...
Дверь открылась.
Открылась беззвучно, масляно, легко. Кто-то недавно смазал петли.
В тамбуре стоял сильный запах горелого. Из-за второй двери, не до
конца закрытой, выбивался желтый свет.
Надо было тихо уйти и вернуться завтра - с полицией. Но она почему-то
шагнула вперед и приоткрыла вторую дверь.
Шорох сзади - и чьи-то сильные руки оттащили ее от двери, зажимая
рот, плюща нос... За дверью она успела увидеть: стол, тусклая лампа на
столе, женщина с черным лицом и черными курчавыми волосами сидит,
облокотившись и уткнув подбородок в сплетенные пальцы, и пристально
смотрит на огонь...
В ночь на первое июня "Единорог" стал на плавучие якоря милях в
тридцати к западу от южной оконечности острова Оук. Следовало переждать до
света: слишком прихотливы здешние ветра и воды и слишком устарели лоции...
С утра при нормальном ветре до Порт-Элизабета хода будет часов семь.
Меньше всего ему нравилось, когда его раздевали догола, надевали на
голову корону, давали в руку толстую палку с утолщением на конце - и
потом, завывая, ходили вокруг него. Зато нравилось другое: когда зажигали
на столе две свечи, ставили зеркала - и требовалось взглядом проникать на
другую сторону зеркала. И тогда можно было подобраться к какому-нибудь
предмету - сначала это была бронзовая пепельница - как бы с обратной
стороны, с изнанки - и что-то сделать с ним. Пепельница вывернулась, став
необыкновенным то ли цветком, то ли морским ежом. Потом ему давали книги,
и он узнавал все, что написано там, не прикасаясь к ним и не открывая - и
даже не читая; просто узнавал, и все, но не словами: слова приходилось
подставлять самому, и слов совсем не хватало. А потом настала очередь
хрустальных шаров...
- Тихо! - шепнул человек. - Вы погубите нас обоих...
Светлана заставила себя чуть обмякнуть. Кивнула головой, давая
понять, что поняла. Ладонь перестала вдавливаться в губы, дала доступ
воздуху, но не ушла совсем.
- Выходим наружу... осторожно... - шепот на самой границе слышимости,
жаркое дыхание в ухо. Они вышли, пятясь, чудом не зацепившись за что-то в
чудовищно загроможденном тамбуре. Открылась и закрылась наружная дверь.
Здесь человек почти отпустил Светлану - ее рука оставалась мертво зажатой
в его - и повлек за собой, за угол, в темноту...
Шесть ступенек вниз, такая же нереально беззвучная дверь, закрывается
сзади, короткий тихий стук: крюк ложится в петлю. Человек отпускает,
наконец, ее руку - чувствуется, что это нелегко ему, рука не совсем
послушна, рука доверяет Светлане меньше, чем хозяин руки... но надо
доставать спички, и она с неохотой разжимается.
Огонек, прикрытый ладонью, откуда-то выступает вершина свечи с черным
загнутым хвостиком фитиля, огонек касается его, неуверенно меркнет, потом
- с облегчением перекидывается и на фитиль. Секунду они неразрывны, и
вдруг - короткий зигзаг в темноте, и свеча замирает, оставшись одна...
- Я почему-то сразу подумал, что это вы, - говорит человек. Свет
ложится на его лицо, но Светлана еще раньше догадалась - по голосу? по
шепоту? - кто перед нею...
- Дэнни... какой ты...
- У вас кровь, - он даже удивлен.
- Конечно. Ты же разбил мне нос...
- Сейчас... садитесь, закиньте голову... вот сюда, так...
- Лучше намочи платок и дай мне.
- Да-да, я сейчас...
И тут кто-то снаружи мягко трогает дверь. Стучит негромко, кончиками
пальцев. Потом - чуть громче, чуть настойчивее.
- Сюда, - одними губами шепчет Дэнни и показывает под кровать.
И Светлана в один миг оказывается под кроватью, упираясь плечом в
тяжелый чемодан. Ложится на спину. Голова чуть вбок, ноги поджаты. Во рту
солоно от крови...
- Сейчас, - недовольно говорит Дэнни, садится на кровать и встает -
чтобы заскрипела сетка. Его шаги. Тянет ветром от двери.
- Ты что, уже спишь? - голос вошедшего странный, вибрирующий: будто
бы он говорит в гитару. - Не рано ли?
- Просто лег. Голова болит.
- Чему там болеть, это же кость?
Оба негромко смеются.
- Я там сидел, сидел, а потом - дай, думаю, к Дэнни загляну, -
продолжал вошедший. - Не прогонишь же старика?
- Не прогоню, конечно, но и веселить не буду. Самому не весело.
Проходи, посиди. И - извини - если мне хуже станет, я тебя выгоню. Мне с
четырех заступать, надо быть в форме.
- Я недолго. Просто - знаешь - силы кончились. Что-то мы не то
делаем.
- Не мне судить.
- А кому еще? Ты все же давно здесь.
- И толку? Я ведь простой непосвященный наблюдатель.
Пришедший помолчал. Потом сказал с неожиданной злостью:
- Надоело все. Поговорить не с кем. Как собаки. Вот и ты тоже...
Пойду я. Ты, наверное, бабу привел. Под койкой прячешь. А я, может...
- Что?
- Не знаю... Гадость на душе.
- Напейся.
- А я, думаешь, что делаю? Я - пью. Только не помогает...
- Мальчишка тебя достал?
- Мальчишка... Он, знаешь ли, такой же мальчишка, как мы с тобой -
песочные человечки. Мне его видеть - и то жутко. Вокруг него даже воздух
гудит. Дьявольское отродье... А уж слушать, как он вещает... не для моих
ушей. Вот ты - сбегаешь ведь...
- А я вовсе не рвусь узнать свое неизбежное будущее.
- У тебя здоровый подход... Может, найдешь что-нибудь выпить?
- Точно знаю: ничего нет.
- Жаль... Ладно, пойду. Привет твоей бабе.
- Да вон она, под койкой. Сам ей скажи.
- Баба, привет. И знай: Джин Кросс куда лучше этого красавчика. Но у
меня уже назначено свидание.
- У тебя свидание с правой рукой.
- С левой. Которая не знает, что делает правая. А правая наливает.
- Ладно, Джинни, расслабься. Скоро все кончится.
- Я представляю... Ладно, если так, то я пойду. Жалко, что ты
негостеприимен.
- Что делать... Завтра - с наслаждением. Сегодня - увы.
Вновь холод по полу, звук закрываемой двери, стук крюка о петлю.
Светлана попыталась пошевелиться - и не смогла. Все тело окаменело. Ноги -
стонали.
Дэнни опустился рядом с кроватью на колени, заглянул, держа свечу
низко.
- Леди, вам помочь?
- Я... сейчас...
Но помочь все равно пришлось.
Потом был минутный провал, который Светлана не сумела восстановить в
памяти. Что-то вроде обморока без падения. Вдруг оказалось, что она сидит
за столиком, крошечным одноногим столиком, обнимает стакан с чем-то
крепким, а Дэнни прохаживается перед нею, бесшумный, как тигр, и тихо, но
непрерывно говорит.
...им всем тут приходится солоно, взять Джинни, парень железный, а
вот расплылся киселем, и многие так же, и я сам, я же понимаю, да, мальчик
здесь, на третьем этаже, но вряд ли удастся его забрать, эти дикие с гор
стерегут его цепко, а сами они такие, что сначала стреляют, а потом
интересуются, который час, Дэнни, как ты мог в такое ввязаться, без слез
плакала Светлана, как ты мог - похитить ребенка? - мне приказали, тупо
твердил Дэнни, мне тупо приказали, и я тупо исполнил, все равно бы его
похитили, не я - значит, другой, и могло оказаться хуже, что может быть
хуже, что? - его могли покалечить, могли... нет, убить все равно не
могли... Дэнни, ты же хороший, зачем тебе это все?
- Это моя служба, леди.
- Служба?!
- Да. Я приносил присягу...
- Рассказывай. Рассказывай все.
- Все? Ну, если все - то с самого начала. Началось это...
Началось это во Вьетнаме, в семьдесят втором.
Разведывательно-диверсионную группу, в которой служил Дэнни, вывел из
плотного окружения колдун племени Мо - причем вывел через такие места,
каких во Вьетнаме быть не могло: через иссушенную каменистую пустыню.
После такого чудесного спасения всех семерых выбравшихся специальным
рейсом вывезли в Суматру, где поселили на базе ВВС - с комфортом, но под
охраной. Через неделю с ними стал беседовать какой-то странный, невоенного
вида майор по фамилии Хунгертобель. Еще через неделю Дэнни начал понимать,
что их вербуют на некую новую службу, чрезвычайно секретную и каким-то
образом сцепленную с их походом по несуществующей пустыне. При этом, с
одной стороны, у них вроде бы не предлагали никакого выбора, поскольку они
вляпались в самый центр государственной тайны, а с другой - желание их
поступить на службу должно было быть абсолютно добровольным и при этом
исключительно сильным. Еще через два месяца все семеро чувствовали
совершенно неодолимую тягу к новой деятельности - хотя почти не
представляли себе ее характер...
Полгода заняли вступительные испытания. База была где-то в
Висконсине. Двое новобранцев разбились насмерть, упав со скал, двое -
исчезли. Лейтенант Мастерс, сержант Кросленд и рядовой Кастелло были
зачислены в агентство "Титус" стажерами. С лейтенантом Дэнни виделся
несколько лет назад в Ньюхоупе - он там крупный делец черного рынка. И
даже это было некоторым нарушением правил поведения. Но обстоятельства
возникли чрезвычайные... Впрочем, все это уже несущественно.
Дэнни, ближе к делу! Где Билли? Что вы с ним делаете? Светлана
кричала шепотом, но Дэнни слышал только себя. Наверное, нужно было
выговориться.
...Потому что все нечестно! Нас завербовали - нечестно! Я ведь узнал
потом, как именно нас вербовали. И сам этому научился... вот вы - почему
пришлю сюда? А это самый простой фокус. Так-то... Игру мы ведем - грязную!
Почему для того, чтобы наша страна процветала, требуется мучить - вас?
Потому, что нас больше? Или мы чем-то лучше? Но тогда - чем?! Не мы
устроили мир таким, каков он есть, и не нам вмешиваться в управление им и
подвинчивать, подкручивать...
Дэнни!
Хорошо. Если очень грубо и очень условно: если как следует нажать на
Мерриленд - Америка получает импульс развития. Если закрутить гайки -
соответственно, начинается торможение. Палладия - такая же кнопка для
России. Когда мы это поняли - а поняли достаточно давно... и когда
увидели, что КГБ старательно шурует в этом направлении - мы просто сложили
руки и стали ждать результата. И почти дождались: Советы ослабли
настолько, что все мы оказались на грани войны. Они стали опасны, как
хорошо вооруженный, но больной и насмерть испуганный человек. А война в
Старом мире - это не то, что война здесь... А тут еще выяснилось, что
существует обратная связь, и если погибнет Старый мир, то погибнет и
Транквилиум. Но удавалось балансировать, тянуть время - оно работало на
нас. И все же - всему приходит конец. Потому что Глеб Борисович, человек
решительный, взорвал пульт управления, сжег предохранители - и замкнул все
каналы сами на себя. Раньше - теоретически - посторонний человек мог
пробраться к рычагам управления, к кнопкам - и что-то сделать, внести
какие-то изменения, корректировки. Теперь это невозможно. Он начал
гражданскую войну в Палладии - а в том мире распался Советский Союз.
Напряжение исчезло, войны не будет - но при этом, с одной стороны, упали
путы, которые держали Россию - и пропал тот ботинок, который пинал Америку
в задницу. То есть, мы еще вполне летим - но аналитики наши бьют тревогу.
И руководство решило: если КГБ уже выпал в осадок - взять на себя его
функции. Колеса должны крутиться...
При чем тут Билли?! Какое отношение ко всем вашим играм имеет мой
