Лаз в зарослях ежевики был совершенно незаметен, и выдавал его
лишь резкий мускусный запах. Луна, наливаясь багровым, висела справа -
на удачу.
Они протиснулись в узкий лаз. Под забором было подмыто, промоину
затягивала железная сетка, отодранная с одного конца. По верху забора
висела спираль
Бруно и светились глазки охранных устройств. А здесь - всего
только крапива, зимой не имеющая силы.
Стрелки сошлись чуть пониже трех, когда маленький отряд пробрался
сквозь акацию и занял исходную позицию у подножия разросшейся
шелковицы. Луна теперь была впереди, очень низко, и на фоне
серебрящегося неба резко отпечатаны были силуэты корпусов, тарелка
спутниковой антенны на крыше столовой и тонкая труба далекой
котельной.
- Этот корпус? - прошептал Николай Степанович, указывая Коминту на
ближайший к ним.
- Этот.
- Ну, с Богом: - он перекрестил друга, тот кивнул - и растворился
в темноте.
Потянулось томительно время. Минута. Две минуты. Три.
- Что ж ты, Гусар: - и в этот момент грянуло!
Это происходило довольно далеко, и все же - такого воя и рычания
дикой собачьей битвы ему слышать не приходилось. Будто не десяток
собак носилось по бывшему (впрочем, почему бывшему?) лагерю - и вдруг
сошлись каждая против всех, - а сотни, тысячи: Тигран напрягся и
задрожал.
- Тише, воин, - Николай Степанович дотронулся до него. - Дай им
втянуться.
- Мой выстрел первый:
- Конечно. Поэтому и говорю: дай им втянуться.
Крики людей, слабые хлопки в небо - было ничто.
Прошла еще минута.
- Давай.
Тиграну нужно было пробежать метров пятьдесят до бетонной решетки,
символически отделяющей лагерь от пляжа, но Николаю Степановичу
показалось, что гранатометчик просто исчез здесь и тут же появился
там.
Положил аккуратно трубу в развилку бетонных планок, постоял, ловя
цель - спина его была натянута, как струнка, потом расслабилась:
Выстрел был оглушительный.
А попадание - ослепительным. Огненное полушарие взошло над морем,
высветив и надолго зафиксировав пирамидальные тополя, отблески в
темных окнах, зеркально-черные машины:
Несколько хлестких очередей ударили позади, а потом зарычал
пулемет, и ничего не стало слышно.
- Ну, вперед, - сказал сам себе Николай Степанович и быстро пошел,
почти побежал, к темневшей вдали котельной.
...Живые лежали справа, а мертвые слева. Мертвых было значительно
больше.
Бляди жались к стене и даже не всхлипывали: понимали. Николай
Степанович пересчитал Левкино воинство: одного не хватало. Всего
только одного:
- Я Вовика у шоссейки положил, - сказал, подходя, разгоряченный
Левка. - С пулеметиком. Если ментура в городе загоношится...
Лицо Левки было по низу обмотано серым в клеточку шарфом. Николаю
Степанович удалось убедить русское воинство, что прятать лицо от
внутреннего врага не позор, а прозорливость.
- Хорошо сработано, парни, - сказал Николай Степанович. - Всякое
дело следует начинать с победы. В двух словах: как?
- А здорово! Гусар, наверное, сучкой прикинулся, все псы за ним
помчались, а потом грызться начали, а охрана их растаскивать давай.
водой, то-се:
Бдительность ослабили. Ну, тут и мы - помогли. Разняли, больше не
грызутся!
- Мой старикашка-ниндзя еще не появился?
- Здесь я, Степаныч, - сказал из дверей Коминт. - Мне люди нужны,
детишек нести. Они не все ходить могут.
- Возьми блядей. Лев, выделите двух своих ребят - на всякий
пожарный. А я пока взгляну на наших аманатов... Вы знаете, кто такие
аманаты, Лев?
- Я кандидат исторических наук! - обиделся Левка.
- А чем же занимаетесь помимо сражений?
- Да так... депутатствую.
Николай Степанович посмотрел на него с уважением.
- Крепкий депутат нынче пошел. Куда там булыгинской Думе... У меня
тоже сын был историк. И тоже Лев.
- Был?
- Да. Умер недавно.
- Своей смертью?
- Да уж не чужой:
- Что-то молодые часто помирать стали. Эх, времечко:
Николай Степанович встал над лежащими мордой в ковер аманатами.
Носком сапога заставил крайнего в ряду перевернуться. Это был
одесско-восточного вида молодой человек с тонкими усиками и щедрыми
бланшами по всей физиономии.
- Дато, - с гордостью подсказал из-за спины Тигран.
- Имя меня интересует менее всего, - сказал Николай Степанович.
- Маму я твою мотал, - тускло заговорил Дато, - папу я твоего
мотал...
- Ну-ну, - поощрил его Николай Степанович. - Продолжайте.
- Ты покойник, понял? Вы все покойники. А ну, пустите меня!.. - он
сорвался на визг.
- А мы и так все покойники, только в затянувшемся отпуске, - пожал
плечами
Николай Степанович. - У вас есть что добавить?
- В эмвэдэ хочу звонить! - потребовал Дато.
- Незалэжной Украины?- уточнил Николай Степанович. И, оборотясь к
воинству, сказал с укором: - Я же велел пленных не брать...
- Да вот, батько... произошло. Допросить, может, надо...
- Где товар прячут? - поднял бровь Николай Степанович.
- Как бы в том числе.
- Вот уж нет, господа, - сказал Николай Степанович. - В этом деле
я вам не помощник. А если у вас хватит смысла прислушаться к доброму
совету, то вот он: не торгуйте во Храме.
- Но, батько, ведь дело требует денег...
- Так берите деньги. Но - не торгуйте. Я многое повидал и знаю,
что говорю. Эй,
Дато - или как там тебя? Сколько выложишь за свою шкурку?
- Думаешь, я тебя покупать буду? - сказал Дато. - Я тебе кишки
мотать буду, яйца резать буду, ты кушать их будешь... Двадцать тонн.
- Скоки-скоки?- прыснул Левка. - А мы-то танк размахнулись
купить...
- Базар будет, если... - начал Дато, но тут сам, не дожидаясь
приглашения, подал голос его сосед по ковру.
- Да что вы от мальчишки хотите? Он здесь по найму. За слово не
отвечает.
Давайте поговорим как солидные люди.
- Представьтесь, солидный, - сказал Николай Степанович.
- Вениамин Сергеевич Птичкин, президент банка
"Пантикапей-кредит"...
- Он же Гвоздь, - уточнил Тигран.
- Ну, это понятно, - сказал Николай Степанович. - Все банкиры -
истинные разбойники. Хотя... Итак, господин Птичкин Гвоздь, сколько бы
мы могли взять, взломав сейфы вашего банка?
- Ну, я не могу назвать точную цифру...
- Унести на себе можно - или надо с машиной подъезжать?
- Лучше, конечно, с машиной.
- С катафалком, - уточнил Дато.
- Будем считать, что мы забили стрелку , - сказал Николай
Степанович.
Веселый этот разговор ему надоел. Тем более, накатывало что-то, он
спиной это чувствовал... - Где у нас третий?
- Да вот же он.
Третий вставал из угла, бесформенно-белый, как раздерганный ком
ваты: седой, бородатый и страшно испуганный.
- Ба... тяня? Батяня, ты? Н-николай С-степпа... Товарищ
командир...
Левкины глаза, и без того навыкате, решили окончательно покинуть
родные глазницы. Он переводил взгляд с Барона на Николая Степановича,
и Барон получался заметно старше:
- Илюха? - не сразу пришел в себя Николай Степанович. - Агафонов?
Боец
Агафонов? Какого хера вы делаете здесь, в этом... - он сдержался.
- Да я... вот тут это... Дело у меня тут.
- А, так это, значит, твое дело? Тесен мир... Что ж, Илюша, ты
закон знаешь...
- Да, - сглотнул старый цыган.
- Овцу, если ты помнишь, я тебе простил.
- Простил, батяня.
- Этого, уж извини, простить не могу...
- Понимаю, батяня...
Пронзительный вопль, в котором живой души не было, донесся
издалека.
- Тогда - пошли, - Николай Степанович снял с плеча автомат, кивнул
на дверь.
- Прямо... сейчас? - цыган сгорбился.
- А чего тянуть?
- Да, чего тянуть... - согласился Барон. - Веди, батяня. А этим не
верь, обманут.
Всех всегда обманывают. Даже меня хотели обмануть.
- Да я и не верю, - сказал Николай Степанович.
Они вышли из столовой и свернули налево, в сторону от освещенной
стоянки.
Вопль, теперь уже многоголосый и яростный, накатывался.
- Стой здесь, - велел Николай Степанович, поднимая руку. - И ни
шагу.
Сам он вернулся к крыльцу, встал сбоку.
Разъяренные, как кошки, неслись к столовой четверо девиц. Не
кошки, нет: тигрицы. Эринии. Демоны ада. Два пацана с автоматами не
успевали за ними, а последним шел Коминт с девочкой на руках.
Ком тел, грохоча, ворвался в помещение. Там - взорвалось...
- Вот - наша, - сказал Коминт. - Еще почти нормальная. Бляди как
там все увидели...
- Я понимаю, - сказал Николай Степанович. - Давай девочку - и
помоги им, если хочешь.
- Всех кончать?
- Да, наверное. Всех.
С министром внутренних дел республики Крым Николай Степанович
беседовал минут сорок, и они расстались, вполне довольные друг другом.
Левка и Тигран ждали внизу в трофейном "датсуне". Номера уже
стояли новые.
- Командир, могу я задать нескромный вопрос? - спросил Левка. За
этот день он приободрился и смотрел на всех несколько свысока.
- Извольте, пан депутат.
- Вы из уголовных или наоборот?
- А между ними есть какая-то разница?
- Ну, все-таки...
- Вообще-то я из Александрийских гусар.
- Понятно, - кивнул Левка.
- Лев, вы меня очень обяжете, если не будете трепаться о встрече
со мной хотя бы со своей высокой депутатской трибуны.
- Никола-ай Степанович!.. - обиженно протянул Левка.
- Давайте за моими - и на вокзал.
Вовик-пулеметчик жил в симпатичном белом двухэтажном доме на углу
квартала. Во дворе возле высохшего фонтана на скамейке сидели и ждали
Коминт и Ирочка. Ручка ее была в новом гипсе, сложенная теперь уже
правильно.
- Коминт, на два слова, - попросил Николай Степанович.
- Она меня не отпускает, - улыбнулся Коминт. - Только в сортир
согласилась, и то под дверью скреблась.
- Ладно. Дело вот в чем... Короче, наш налет дал очень мало. Всего
одну дозу.
Этот Гвоздь месяц назад вывез практически все... Эх, был ведь у
меня когда-то этого дерьма полный чемодан!
- Им-то оно зачем?
- Золото делать. Идиоты. А новое поступление, как сказал наш друг
Илья, ожидается не раньше марта. Понимаешь?
- Еще нет.
- Хорошо. Открытым текстом. Ты берешь вот это, - Николай
Степанович вложил в руку Коминта толстенький флакончик из-под йода. -
Сразу же идешь к Лидочке в больницу и потихоньку от врачей даешь ей
эту пилюлю. - Он встряхнул флакончик, внутри подпрыгнул маленький
шарик. - Его нужно разжевать или раздавить пальцами. Не глотать
целиком, понимаешь? Это важно. И все.
- Постой. А как же твои?
- Разберусь. Разберусь, Коминт. Давай: девочка и мамаша. Это на
тебе.
- Ты не прав, Степаныч.
- Я прав.
- А как ты тут будешь один? Если эти... друзья убиенных...
- Как учил нас товарищ Сталин? Переживать неприятности по мере их
поступления.
- Это разве его слова?
- Не знаю, как слова, а выучка точно его. Да, вот, чуть не
забыл... - Николай Степанович достал записную книжку, вырвал листок. -
Шесть номеров. Идем ва- банк.
- Розыгрыш на следующей неделе?
- Сегодня пятница? Значит, на следующей.
Когда я был влюблен.... (Атлантика, 1930, апрель)
Известие о самоубийстве Маяковского настигло меня уже в Гавре. В
ожидании посадки на "Кэт оф Чешир" я просматривал русские парижские
газеты - и наткнулся на два сообщения кряду. Они имели
