такими кругами? Терроризм - это довесок к свободе, говорил Тарантул,
желаете свободы - вот, получите вместе с терроризмом; не желаете
терроризма - гоните свободу. С другой стороны, у Сибири большой опыт в
такого рода делах, а главное, никто не боится государства; здесь же - да и
вообще в Рейхе - до сих пор больше опасаются собственных солдат и
сотрудников гепо, чем бандитов с бомбами. Это пройдет.
Я шел и старательно думал об этом, а потом будто выключили звук, и
другой голос сказал во мне: а ведь ты настоящий зомби, Игорек. Труп,
оживленный - причем дважды - для выполнения каких-то особых, неизвестных
тебе самому задач... Ну и что? Да нет, ничего, пожалуйста. Но вот попробуй
просто вспомнить себя самого - до "Трио". Можешь? М-м... Вот. Что в тебе
осталось твоим, что не изменено, не усилено или не вытравлено тренажем,
гормонами, гипнозом и прочей сволочью? Ну? Да черт его знает... наверное,
ничего. Гад ты, доктор Морита, хоть и спас мне жизнь... все равно - гад.
Все вы - гады... подонки... трусливые скоты... и что мне теперь делать?
Да, что мне теперь с собой делать?
Или - методом Фила Кропачека?..
Слишком просто, слишком надежно...
Нет. Фил подождет. Ждал столько лет, подождет еще...
Фил, тебе не скучно там так: в парадном мундире и при всех орденах?
"Березин" бьет больно...
...А вот "Садовое кольцо"! Экстренный выпуск "Садового кольца"! Мой
господин, всего за полмарки - все о новом министре внутренних дел!
Мальчишка лет двенадцати подпрыгивал, размахивая газетным листом, как
флагом. Я купил, развернул. Так... Фон Босков подал в отставку, отставка
принята... на его место назначен... что?!! Чушь собачья! Не бывает! Однако
вот, черным по белому, русскими буквами: Василий Полицеймако. Интересно
получается, господа: то вы смешиваете его с говном, то делаете
рейхсминистром. С говном - лет пять назад, когда он, начальник
следственного управления Российской прокуратуры, раскопал "черный банк" с
миллиардным оборотом: туда стекались доходы с тотализаторов, игорных домов
и крупных сутенерских сот, - и обнаружил, что главными пайщиками банка
являются центральная канцелярия Российской НСП и хозяйственное управление
Кабинета министров. Его мгновенно скинули за якобы - а может, и правда -
применяемые при допросах пытки, и до последних дней он кантовался на
каких-то третьестепенных должностях где-то в Трансильвании. Так, и что же
он сам говорит?.. "...намерен положить конец (велик русский язык!) насилию
и беззаконию..." - "...восстановление закона и порядка, гарантирующего
безопасность мирных обывателей..." - "...готовы на переговоры без
предварительных условий со всеми, подчеркиваю, со всеми политическими
группами, партиями и движениями, готовыми к таким переговорам - но
вооруженное сопротивление будет подавляться всей мощью наших вооруженных
сил..." - "склоняюсь к тому, что введение режима чрезвычайного положения
уже запоздало и не даст необходимого эффекта, но отказ от этого эффект
даст - к сожалению, не тот, который хотелось бы получить..." -
"...находить новые, нетрадиционные формы и методы работы и в этих целях
использовать как можно шире накопленный уже зарубежный опыт..." Ну, дай
тебе Бог, старый ты сыщик Василий Тимофеевич... "...Нахожу нелепым и
постыдным площадное поношение полиции и прикомандированных к ней войсковых
частей, которым занялась вдруг печать и телевидение, но любую критику
готов выслушать и принять необходимые меры для устранения действительных
недостатков..."
Так вот, читая, я вышел к Манежу. Здесь освещение было уже не то,
читать стало нельзя. Время подходило к одиннадцати. Никакой конкретной
цели я не имел, ноги сами перенесли меня через площадь, по Триумфальному
проезду и дальше - на Красную. Здесь было людно и декоративно-красиво. В
свете сотен прожекторов белые стены и башни Кремля казались
опалово-прозрачными. Толстомясенькая крылатая дева с мечом, венчающая
монумент освобождения, парила себе в ночном эфире, а кучка пацанов,
сгрудившись на известном всем пятачке, разглядывала ее, отчаянно веселясь
при этом: с того места ночной ангел выглядел крайне своеобразно, комично и
непристойно. За хорошо рассчитанное тонкое унижение Вера Мухина
расквиталась не менее тонко.
Видишь, идут, сказал по-немецки высокий старик мальчику, наверное,
внуку. Они стояли рядом со мной, чем-то до ужаса похожие на крыс: покатые
лобики, острые носы, срезанные подбородки. Слева к монументу приближалась
смена караула: два солдата и офицер в форме рейхсгренадер сорок первого
года, солдаты с карабинами, офицер с обнаженной шашкой в вытянутой руке.
Под медные удары курантов начались сложные многоходовые маневры у Вечного
огня. С последним ударом смененные часовые начали было свой церемониальный
марш в казарму: вытянули левую ногу горизонтально - и тут раздались
выстрелы. Первым опрокинулся навзничь офицер, шашка сверкающей полоской
отлетела далеко в сторону - а солдаты, пригнувшись и выставив перед собой
штыки, бросились почти прямо на меня - я оглянулся и увидел человека с
длинноствольным пистолетом - маузером? - в руках, он выстрелил еще дважды
подряд, и один из солдат покатился по брусчатке, громыхая каской и
карабином, но второй все еще бежал, и стрелок выпустил в него пять или
шесть пуль... сунул пистолет за борт пиджака, броского, яркого клетчатого
пиджака, и небыстро побежал прочь. Все стояли, пораженные. Вдруг
шевельнулся и застонал солдат, упавший первым, и я неожиданно оказался
рядом с ним - пули попали ему в живот и в бедро, под ним растекалась лужа
крови, а когда я разорвал его суконные штаны, кровь ударила струей,
фонтаном: хреновое ранение, прямо в "корону смерти", ну, чуть пониже... Я
просто пережал артерию пальцами - ничего другого нельзя было сделать.
Солдат хрипел и слабо вырывался. Завыла, приближаясь, сирена. Больно,
громко и отчетливо сказал солдат, мамочка, как больно! За что он меня?
Первой подлетела полиция, меня тут же взяли в кольцо револьверных
стволов и попробовали поставить в позу для обыска - кретины, не вставая
сказал я, вы охренели, я же кровь останавливаю! Давайте врача! Дубинкой
вдоль хребта я все-таки получил, - тогда, не убирая пальцев с пробитой
артерии, сделал "кокон": голову к коленям, свободная рука прикрывает
затылок и шею, мышцы в эластичном напряге... Но больше меня не били:
подбежал офицер, подлетела скорая, парня взяли на носилки, артерию перенял
здоровенный усатый санитар... солдат все пытался что-то сказать, я
разобрал только: "...никогда..." и "...очень старые..."
О, сказал я, это опять вы. Лейтенант Шмидт выглядел скверно: лицо
почернело, глаза ввалились и горели, как у тифозного. Я еле отмылся; я
был, оказывается, в кровище с головы до ног. Да, сказал он, опять я и
опять вы. Курить будете? Если есть что. Есть - он достал слегка помятую
пачку "Герцеговины флор". О, сказал я, оказывается, вы еще и скрытый
сталинист. Что?! - брови лейтенанта вопросительно приподнялись. А вы не
знали? Все почитатели Сталина курят "Герцеговину флор". Он тоже ее курил.
Правда, тогда это были папиросы. Он набивал ими трубку. Папиросами -
трубку? Так гласит легенда. Но зачем? Я пожал плечами. Глупость какая-то,
сказал лейтенант Шмидт после паузы. Почему было не купить трубочного
табака?..
Как будем говорить: по-русски, по-немецки? - спросил лейтенант, когда
мы докурили и задавили бычки в казенной алюминиевой пепельнице. Мне все
равно, сказал я. Но скажите - это что, допрос? Ни в коем случае, сказал
лейтенант Шмидт. Это беседа без протокола. Без протокола, повторил я,
подходя к окну. Отсюда, с третьего этажа участка, Красная площадь была как
на ладони. Место происшествия все еще было оцеплено. О, смотрите -
поймали! Слева, от Москворецкого моста, приближалась процессия: четверо в
военной форме и с ними полицейский вели того - в клетчатом пиджаке.
Смотрите, лейтенант: поймали... Ну, поймали, сказал лейтенант, проблема...
Я сох на подоконнике, слушая, что говорит мне лейтенант. Иногда он
как бы задавал вопросы, но ответов не ждал и продолжал говорить сам. Вот
что я узнал: сегодня в три часа дня был тяжело ранен следователь Зайферт.
Его нашли лежащим рядом с собственным автомобилем на полосе отчуждения
Санкт-Петербургской железной дороги, неподалеку от пересечения ее с
Дмитровским шоссе - то есть в районе ночного происшествия со мной и
Валерием Кононыхиным. Следователь Зайферт, очень пунктуальный человек,
оставил запись, что получил новые оперативные данные по налету на редакцию
"Садового кольца"; придя же на несколько секунд в сознание, он назвал мое
имя и добавил еще несколько не совсем связных слов, из которых можно было
понять, что мне угрожает серьезная опасность. После операции он несколько
суток пробудет без сознания, так говорят врачи, и узнать что-нибудь
конкретное у него пока невозможно. Однако он, лейтенант Шмидт, входивший в
оперативную группу Зайферта, считает своим долгом, во-первых, передать мне
лично слова своего шефа, во-вторых, попытаться выяснить, чем же я
интересен моим врагам. Может быть, свойством притягивать к себе различные
криминальные ситуации? Мое имя фигурирует уже в трех делах крипо - везде,
правда, как свидетеля или случайного участника. Но, посудите сами, такой
кровавый след: дорожное происшествие с моим участием обошлось, правда, без
жертв, но три часа спустя второй участник происшествия погиб вместе с
пятью своими сотрудниками, а через сутки тягач со следами столкновения был
обнаружен, если можно так выразиться, в обрамлении трупов: девять
покойников, среди них женщина со следами нечеловеческих пыток, убитая,
впрочем, из того же оружия, что и остальные. Я же участвую в
обезвреживании зашкалившего хинкера, только что убившего девушку из
провинции. Связывают эти два случая не только мое участие, но и личность
хинкера: охранник того самого гаража, которому принадлежал тягач. Ну и,
наконец, последний случай: расстрел почетного караула... Итого
восемнадцать убитых, один тяжелораненый и один с ног до головы в переломах
и вывихах. Не смогу ли я прокомментировать это? Чего ж не смочь, подумал
я... особенно если приплюсовать два полицейских патруля по четыре человека
в каждом, двух мальчиков-грузин, генерала Шонеберга, его сотрудников,
случайных жертв большого взрыва на Лубянке, наконец, пятимартовцев, уже
убитых и тех, которым эта процедура еще предстоит... и, возможно, Сашу...
Понятно, что ничего этого я не сказал, а, сделав долгую паузу, которая
должна была проиллюстрировать глубокое душевное потрясение, сказал: нет...
какие тут комментарии... это ужасно... Лейтенант Шмидт внимательно смотрел
на меня. Герр инженер, сказал он, как вы понимаете, никакого обвинения вам
пока не предъявлено. Однако я обязан предупредить вас, что вы являетесь
объектом полицейского расследования. Завтра... вернее, уже сегодня утром
мы обратимся к консулу за разрешением на ваш допрос. Вы можете нанять
адвоката, либо поручить свою защиту государственной юридической коллегии,
либо защищать себя сами. Понятно, сказал я. Когда и куда я должен прибыть?
В двенадцать часов дня вы должны обратиться в приемную городского
полицейского управления. В случае неявки против вас автоматически
возбуждается уголовное дело по статье двести девятой, часть седьмая:
"Препятствование ходу следствия", что влечет за собой немедленный арест...
Герр лейтенант, сказал я, помолчав приличествующее время, не могли бы
