Шапки не было.
- Это они, мерзавцы, - заявил человек. - Арестуйте их!
В ходе следствия выяснилось, что, находясь в нетрезвом, состоянии,
штурман дальнего плавания Валерий К. и его двоюродный брат Михаил Н. на-
пали с хулиганской целью на гражданина Паскудина Б.Б. нанесли ему нес-
колько ударов руками и ногами (легкие телесные повреждения), сорвали с
головы шапку из нутриевого меха (не найдена); все это подтверждается по-
казаниями свидетелей Буева и Раскорякиной, находившихся в непосредствен-
ной близости от места происшествия.
Районный народный суд приговорил Валерия К. к двум годам лишения сво-
боды в ИТК. общего режима, а Михаила Н. - к двум годам лишения свободы в
ИТК строгого режима (уже сидел).
На этом история не закончилась. В 1985 году, отбыв чуть более полуго-
да в зоне, Валерий К. был амнистирован (в связи с 40-летием Победы) и
отправлен "добивать" срок на стройки народного хозяйства ("химия"). Миша
под амнистию не попал: плохо вел себя в местах лишения свободы, не выле-
зал из ШИЗО, ПКТ, готовился к переводу в "крытку" с добавкой срока (1984
г. - статья 188). На второй день пребывания Валерия К. в общежитии "хи-
миков" отпраздновать "почти свободу" приехал его отец Иван Петрович, аг-
роном с двадцатилетним стажем.
Выпили, закусили. Запели песню "У ручья у чистого": на шум появился
инспектор Кобельков, попросил не буянить, а Ивану Петровичу предложил
освободить помещение ("Дергай домой, старый козел, пока я добрый!"). Ва-
лерий К. в ответ на эти слова схватил Кобелькова за поясницу и вынес его
из комнаты в коридор общежития.
Утром Валерий К. был арестован как подозреваемый в совершении прес-
тупления, предусмотренного ст. 191 УК РСФСР (сопротивление работникам
милиции и т.д. и т.п.). В качестве орудия сопротивления был предъявлен
столовый нож с отпечатками пальцев Валерия К. (этим ножом они с отцом
резали домашнюю колбасу). Отца решили не трогать, а Валерию К. суд доба-
вил к оставшимся 1,5 годам по 106 ч. II еще 4 - по 191-й. Итого - пять с
половиной лет в ИТК. строгого режима; этап на Красноярск через угрюмую и
беспредельную Новосибирскую пересылку.
Иван Петрович не вынес этих "итогов": хлобыстнул полтора литра само-
гона и повесился в сарайке для поросят. Мать Надежда Павловна долго бо-
лела, потом и померла на руках у дочери Зинаиды (той самой, на чью
свадьбу и прибыл зимой 1984 года Валерий К., - прямо, так сказать, из
Гамбурга, с корабля на бал).
След его затерялся. С кличкой Боцман он жил "мужиком" на одной из
"строгих" зон Краслага. Потом зону расформировали; были еще какие-то ам-
нистии, но мог ли он попасть под них? Срок закончился, а в родной дерев-
не Валерий так и не появился. Не мог он конечно же появиться и на палубе
сухогруза... Погиб ли он на лесоповальной зоне? в одной из "крытых"?
Или, откинувшись "по звонку", отправился пытать счастье в дальневосточ-
ных, северных или иных краях? Неведомо.
Виталий Р., инвалид-мариец из вятского села Тюм-Тюм Уржумского райо-
на, мечтал побывать в Москве - посмотреть на полотна Третьяковской гале-
реи, сходить в настоящий театр, послушать "вживую" какого-то известного
на весь мир баяниста (не припомню фамилии). Вместо этого ему пришлось
ударить поленом по голове родного отца - в тот самый момент, когда отец,
перебрав томатного самогона, бил в огороде свою жену - мать Виталия, ес-
тественно... Отец умер в больнице от кровоизлияния в мозг.
Суд, конечно, учел смягчающие обстоятельства, но все равно по ст. 108
Виталий Р. схлопотал шесть лет усиленного режима. Отбыл он их достойно:
в лагере спуску никому не давал (весу в Виталии было 48 кг; он как будто
приседал при ходьбе на левую ногу - остеомиелит), потому что в нем было
достаточно "духу", как говорят в зонах. Отменно играл в шашки, виртуоз-
ничал на баяне - если удавалось выпросить оный в "козлятнике". Шашки, а
также вязание сетей и авосек добывали ему чай, столь необходимый для
жизни. А Виталий был жизнелюб - это при давлении 90/20!!! "Понятия ка-
торжанские" принял как свои; о свободе забыл, как о родине; мечтал лишь
о Третьяковке, выспрашивая редких на местной зоне москвичей. Впрочем,
убедился вскоре, что никто из них в знаменитой картинной галерее не бы-
вал; воспоминания сводились к какой-то пивной на Новокузнецкой, рюмочной
на Якиманке и, естественно, прокуратуре на Б. Ордынке.
Срок его закончился. Виталий К. вернулся в родной Тюм-Тюм с казенной
десяткой в кармане добротного лепня (пиджака), выхлопотанного в каптерке
уважительной братвой.
- Приоделся, гаденыш, - приветствовал его в доме старший брат. И, пе-
регнувшись через стол, ударил Виталия тяжелым кулаком в лицо. Виталий
упал, долго барахтался на полу, а поднимаясь, заметил на тумбочке не-
большие ножницы для стрижки ногтей. Через несколько мгновений они вонзи-
лись старшему брату чуть повыше печени. Вошли неглубоко: сантиметра на
2-3; удар, однако, был признан опасным для жизни косвенно. На суде про-
куратура доказала, что Виталий воскликнул перед ударом "Убью!", следова-
тельно, угрожал убийством. И поехал на строгий режим с четырьмя годами,
пробыв на свободе семьдесят восемь часов, включая дорогу.
"А ведь хотел поговорить по душам, - рассказывал Виталий впоследствии
автору этих строк, - я ведь отца не хотел убивать, так получилось... по-
пал по голове случайно. А без шести предыдущих лет не было бы и этих
ножниц проклятых. Брат злой был, написал заявление, потом забрать хотел
- ан нет, сам знаешь, кто его отдаст?"
Виталий отбыл и эти четыре года так же достойно. На моей памяти одна
лишь его стычка с новым завхозом - из-за нижнего места (шконки). Завхоз
принял Виталия за "овцу" или "мыль" (инвалиддоходяга, толстые стекла оч-
ков, умные "базары"). "Слышь, ты, очки, завтра ляжешь там", - сказал
завхоз "наезжающим" тоном - и показал где. Шконка была верхняя. Нижняя
предназначалась сомнительному во всех отношениях "айзеру", прибывшему
этапом из Питера.
Виталий посмотрел на завхоза ("козла") поверх очков (он был похож на
"умного японца") и сказал равнодушно, но с обволакивающей угрозой: "До
завтра дожить надо".
Завхоз больше всего боялся такой вот неожиданной бессонной ночи.
"Козлячью" марку свою тоже терять не хотелось, поэтому он решил вообще
не залупаться: отошел молча и как бы забыл о существовании Виталия. Тут
же он нашел настоящую "овцу" - какого-то деда-мухомора без заступы; заг-
нал его на верхнюю шконку, а азербайджанца уложил на нижнюю... тот,
впрочем, жил внизу недолго: напорол косяков с игрой в "двадцать одно"
(двинул фуфло) и сломился сначала в ШИЗО, а затем и вовсе в ПКТ.
Виталик же продолжал играть в шашки, вязать рыболовные сети за столь
любимый им чай (чифир) и сигареты. За сутки до его "звонка" мы заварили
трехлитровую банку и выпили ее (по два глотка) "кругом" под неспешный
разговор о предстоящем житье-бытье - ему, Виталику, в русско-марийском
селе Тюм-Тюм, а нам - здесь: кому месяцы, а кому - долгие годы...
Вот что он писал из Тюм-Тюма:
"Занятий много... 30 декабря был приглашен играть в детсад на елку,
до этого ходил на репетицию. 29-го ездил в уржумское гестапо на отметку
(надзор). Сходил в библиотеку, привез на салазках Лескова, Аксакова,
Булгакова, Дени Дидро, пару томиков А. Платонова... Амуниция моя сборная
- шкидовская, а копейкой ребята поддержали... Праздники был дома, смот-
рел телик, благо, братья оставили мне старый, но кажет обе программы.
Есть радиола, газплита с баллоном, на ходу, утюг, кровать, диван, шесть
стульев, пара подушек, перина, шифоньер без полок и зеркала, баян... Вот
такие дела - не было ничего, а тут вдруг целое имение! День прошел - и
слава Богу, утром проснулся - опять праздник... А еще чифирнул - вообще
весело, песни пою, живу и радуюсь... Желаю и тебе быть жизнелюбивым и
радоваться тому, что есть, а даст Бог - будет еще лучше, на том и слава
Ему...
Остаюсь Виталий, луго-болотный чемерин".
Виталик умер через несколько месяцев после освобождения: письмо вер-
нулось с отметкой "по смерти адресата". Как, что? Забыли ли его в вятс-
ких снегах "ребята"? Или не проснулся он в какойто из дней-праздников,
чтобы вновь заварить крепчайший чифир, закурить сигаретку и читать под
вьюжный свист Аксакова и мечтать о Третьяковской галерее?
Вывод:
...Валерий 3. был готов к тюрьме и зоне; более того, предполагаемая
отсидка являлась для него такой же закономерностью жизни, как институт
для золотого медалиста: не сесть было нельзя. Человеческий "круг" оттор-
гал не обозначенного судимостью индивида - тот круг, в котором вращалась
с малолетства жизнь Валерия 3.
Однако вместе с ним оказались в полной мере готовы к лишению свободы
и двое других: штурман дальнего плавания и инвалид детства. Штурман об-
ладал изрядным здоровьем, мог дать достойный кулачный отпор любому бесп-
редельщику; инвалид Виталик вряд ли был способен одолеть двенадцатилет-
него ребенка; все трое благополучно (если подходит это выражение) и дос-
тойно отбывали свои срока: даже отчаянный кураж Валерия 3. не выходил за
рамки "понятий", а отсутствие здоровья не мешало Виталику-марийцу быть
уважаемым зеком. И штурман, ставший Боцманом, присоединился к компании
"путевых мужиков" со всеми вытекающими из этого факта правами - и пос-
ледствиями... А если короче и по-зековски - их объединяло одно: "дух".
...иные
Проворовавшийся директор небольшого заводишки Виктор Петрович Г. был
заключен под стражу в зале нарсуда. В двухдневный срок преодолел КПЗ;
две недели тюрьмы - и вот она, зона общего режима, в которой предстоит
отбыть четыре долгих года. Слегка обвисло номенклатурное брюшко; в "бок-
се" отобрали бостоновый костюм какие-то ужасные личности в полосатых ро-
бах. А здесь, в зоне, после карантина, выдали серый костюмчик х/б на два
размера меньше и странную, похожую на фашистскую, кепку, именуемую "пи-
доркой".
Когда распределяли на работы по отрядам, Виктор Петрович не забыл с
достоинством упомянуть о своем высшем образовании и предыдущей должнос-
ти, на что начальник производства майор Ухов заметил:
- Я тя, бля, специальность спрашиваю, мудило штопаное? Нету! Пойдешь,
бля, на циркулярку - дощечку пилить! Следующий!..
Виктор Петрович попал в 10-й отряд, занимавшийся сколачиванием ящиков
под фрукты и винно-водочные изделия. Работа на "циркулярке" была намного
"блатнее" сбивания ящиков, однако Виктор Петрович оплошал: "циркулярку"
видел впервые. Да и норма показалась странной: трудно было распилить
столько "доцечек" и за неделю, не то что за 8 часов рабочего дня.
В бараке жизнь тоже не складывалась: вначале Виктора Петровича, как
перспективного (в смысле "перегона" с воли хороших денег), подтянули от-
рядные блатари Груша и Конверт. Его положили поближе, неделю обхаживали,
но убедившись, что это голимый "Укроп Помидорович", скравший случайно и
все отдавший "мусорам", назвали его "демоном" и "мухомором" и указали
новое место: поближе к выходу и наверху.
Виктор Петрович очень сильно уставал на работе, но норму выполнить не
мог. За это бригадир Ляпа бил его за полчаса до съема в жилую зону: сна-
чала кулаками, а потом круглым метровым колышком - толщиной не менее 5
см. От побоев Виктор Петрович стал уставать еще больше; не было сил даже
снять с себя х/б: так и ложился спать в опилках, накрывшись с головой
тонким "гнидником" (одеялом).
Вскоре он перестал снимать и ботинки; это заметили; и в один прекрас-
ный день Виктор Петрович очутился в совсем другой бригаде. Там ему дали
ложку с пробитой дырочкой, такую же миску и запретили без спросу прибли-
жаться к остальному населению зоны. А вечером бригадир Катя и его помощ-
ник, отвратный старикашка, называвшийся Василисой Премудрой, позвали
Виктора Петровича в каптерку и под покровом ночи надругались над ним са-
