врачу военно-госпитального поезда, понять сложнее.
Жить двум семьям в одном доме не легко, и потому, когда в начале
1918 года деда отыскали коллеги и позвали в больницу, которую он по
праву считал своей, приглашение принял.
Выписка из журнального постановления Пленарного заседания Фатежско-
го Уездного Исполнительного Комитета от 24-го Июля 1918 года щ 2.
СЛУШАЛИ. Доклад т. Курдюмова о приглашении на службу доктора Курае-
ва, как
опытного хирурга. По посылке на его имя телеграммы, он, доктор хирург,
откликнулся и
приехал. Член Отдела Хоз. и Труда т. Евдокимов говорит, что ввиду не-
состоявшегося Пленума т. Кураев в смысле обеспечения, пока остается
открытым.
ПОСТАНОВИЛИ. Заслушав доклад т. Курдюмова о принятии доктора Курае-
ва, как опытного
хирурга на службу. Принять доктора Кураева на службу по Фатежскому
уезду жительство г.
Фатеж. Оклад жалованья в месяц 1000 рублей, квартиру для врача Кураева
предоставить на усмотрение Отдела Хоз. и Труда и Доктора Кураева. Ло-
шади для разъездов по уезду должны быть предоставлены от Отд. Хозяйс-
тва и Труда безвозмездно по требованию врача Кураева.
Утвердить окончательно не позднее 26 июля. Подлинное за надлежащими
подписями Член Коллегии Исполкома Иванов Делопроизводитель Япифанов
Какой первобытной свежестью веет от этих, корчащихся в поэтическом
косноязычии документов! Дух замирает при виде пустившихся в одиночное
плавание придаточных предложений, ни к чему не приданных, и причастных
оборотов, ни к чему не причастных! Это хочется не декламировать, а
петь: "...ввиду несостоявшегося Пленума т. Кураева - пока считать отк-
рытым". И музыку мог бы написать великолепный композитор, положивший
на музыку - "О моя юность! О моя свежесть..." - Георгий Васильевич
Свиридов. Не зря же они вместе с ребятами доктора Кураева ходили в Фа-
теже к Эльзе-Пельзе постигать музыкальные азы. И имя доктора Кураева
для композитора Свиридова - не пустой звук!
А как прекрасен нетленный, отпечатанный на буром шершавом картоне
документ, не имеющий родовых политических признаков, и потому действи-
тельный, надо думать, во все времена и при любой власти.
ПРОПУСК N 18 Предъявителю сего КУРАЕВУ Николаю Никандровичу разре-
шается свободное
передвижение по городу Фатежу и его окрестностям во всякое время дня и
ночи, что подписью и приложением печати удостоверяется.
4 ноября 1919 года Начальник гарнизона Коробов Какой гарнизон, под
каким флагом простирал свою власть и силу на Фа-
теж 4 ноября 1919 года? На печати ни черта не разберешь, какая власть
из быстро менявшихся в девятнадцатом году в Курской губернии выдала
это спасительное приложение к "безвозмездным" лошадям.
Кроме деникинцев, григорьевцев, буденовцев и зеленых была еще ка-
кая-то сволочь, именовавшая себя "червоным казачеством". От этих "чер-
воных казаков" в равной мере страдали и белые и красные, но более
всех, разумеется, обыватели. "Червоные казаки" были непобедимы, потому
что победа им была как бы и не нужна, та, окончательная победа; их
вполне удовлетворяла победа на неделю, а то и на пару часов.
Именно "червоные казаки" то ли захватили Фатеж, то ли от кого-то
освободили, но двое победителей тут же ворвались в квартиру д-ра Кура-
ева, латавшего в это время в больнице какого-то раненого мерзавца, и
тут же вытряхнули из кладовки дивные кожаные чемоданы, с которыми ба-
бушка путешествовала за границей. "Минуточку, господа! - всполошилась
бабушка, ей было тогда тридцать восемь. - Терпение, я сейчас найду
ключи". Чемоданы, естественно, были под ключами. "Червоные казаки" не
оставляли впечатление опытных путешественников и о такой невидали, на-
до думать, не слыхали. Они уставились на хозяйку, что-то деловито ра-
зыскивающую. На Большой Московской, куда выходили окна столовой, пост-
реливали и кто-то проносился галопом. Нетерпеливые освободители, устав
ждать, выхватили шашки, чтобы полоснуть чемоданы, тащить тяжесть не
глядя, было несподручно. "По шву, господа, по шву!" - быстро подсказа-
ла бабушка, привычная к кропотливой и тонкой работе. Трудно сказать,
последовали бы "червоные казаки" бабушкиному совету или нет, но под
окном раздалась неуставная команда: "Срывайся!!" и потрошители чемода-
нов ограничились вербальным выражением неудовольствия за потерянное
время. Покинули они нашу семью навсегда, по-английски, не прощаясь,
гулко топоча по лестнице калошами, надетыми прямо на толстые вязаные
чулки.
Магический "Пропуск N 18", как следует из семейного же предания,
был действителен при любой власти довольно долго и потому на всякий
случай хранится. Интересно, что "предъявитель сего" не назван ни това-
рищем, ни господином, даже в должности не помянут, утаил о себе почти
все и сам Коробов, подписавшийся начальником гарнизона. Нет, что ни
говори, радостно встречать свидетельства того, что на Руси есть люди,
способные подняться над политическими, социальными и даже исторически-
ми рамками, трезво сознавая необходимость помогать страждущим "во вся-
кое время дня и ночи"...
И почему бы безвестному Коробову, с его умом и добрым сердцем, не
быть российским императором?
А подлинный, природный, быть может, уже единственный в России веря-
щий в свою богоданность, не ограничился обходом эскадры на кронштадт-
ском рейде, а прибыл в Ревель, чтобы еще раз полюбоваться стройными
"колоннами" кораблей, посетить несокрушимые броненосцы, стремительные
крейсера и заботливые транспорты.
Ах, какие броненосцы у нас были в Кронштадте! Парадный строй кораб-
лей вызывает подростковый энтузиазм и осмыслива-
ется как-то по-женски: раз красивы - значит неотразимы, то есть непо-
бедимы. Такими же непобедимыми казались и пехота и кавалерия, велико-
лепно смотревшиеся на парадах и маневрах. Да и сам Куропаткин стал во-
енным министром, идя от победы к победе на смотрах и маневрах. Это це-
нилось.
Дневник императора. 26-го сентября. Воскресенье. Проснулся солнеч-
ным утром. Красиво выглядел Ревель, когда мы подъез-
жали к нему в 9 час. На станции встретило все начальство и депутации,
пересели в маленький поезд и доехали до "Штандарта", стоявшего в пор-
ту. Приятно было попасть на свою милую яхту. В 10 час. была отслужена
обедня. Завтракали в 12 ч. Отправился в 3 часа на паров. катере на:
"Ослябя", "Орел", "Бородино", "Суворов" и "Имп. Александр III". С
предпоследнего смотрел на взрывы контр-мин. Дул свежий NW и поэтому
волна ходила на рейде крупная и приставать было трудно. К вечеру стих-
ло. В 8 ч. был обед всем адмиралам и командирам судов 2-й эскадры Ти-
хого океана, красиво стоявшей несколькими колоннами на рейде. Разгова-
ривал с ними на палубе, ночь была ясная, но прохладная.
Маленькое "сокровище" было помещено в каютах Мама. Через одиннад-
цать лет "маленькое "сокровище", наследник, начнет свой
первый дневник. Об этом с улыбкой напишет Александра Федоровна на
фронт, в Ставку, государю, с улыбкой, потому что у Бэби нет времени,
он торопится и "днем описывает обед и отход ко сну". "Передай Алексею,
- напишет в ответ отец, - что я очень рад, что он начал писать свой
дневник. Это научает ясно и кратко выражать свои мысли".
Это очень существенное замечание. Стало быть, государь всерьез счи-
тал свой "Дневник", это приложение к камер-фурьерскому журналу, собра-
нием мыслей?! "Проснулся солнечным утром..." "На станции встретило все
начальство и депутации..." "Смотрел на взрывы контр-мин..." Понятно,
что в таком контексте даже тропарь "Спаси Господи" или "Господи, помо-
ги и спаси Россию!" кажутся мыслью оригинальной и неожиданной.
Было бы наивно на основании одного лишь "Дневника" представить себе
жизнь русского императора этакой приятной жизнью дорогого гостя, о ко-
тором все заботятся, стараются развлечь, и на котором лежат только
легкие обязанности дружеских общений, прогулок, обедов и приемов. За
царя, за право влиять на него, вкладывать в него свои мысли, делать
орудием в осуществлении своих желаний, соперничало великое множество
народа. Плотно окруженный светской и свитской челядью, многообразной
родней, иностранными агентами, "Божьими людьми", ловкими авантюриста-
ми, он был раздираем на части, он постоянно стоял перед необходимостью
выбрать чью-то сторону и по возможности предсказать, как это будет
оценено противоположной стороной. Но вся эта борьба "за него", как
свидетельствует "Дневник", происходила "вне его", была элементом жизни
внешней. Это поразительно, если похвала в "Дневнике" редкость, то бра-
ни, порицания, осуждения, резкости совсем нет! Жена честила неугодных
"скотами" и "мерзавцами", судила о людях резко и безапелляционно. Он
же, зная, что его слово казнит и милует, возвышает и низвергает, был
сдержан даже в личном "Дневнике". Сдержан или неподвижен? Иногда ка-
жется, что привычка к перемещению в пространстве, эти обязательные
ежедневные прогулки, заменяли внутреннее движение, внутренне он совер-
шенно неподвижен. Человек-символ обречен на эту трагическую неподвиж-
ность.
Идет война, война складывается неудачно, но в ее сюжетосложении он
никак не участвует; да, его куда-то тянут, толкают, пугают, сулят, на-
дувают, он участвует в принятии ответственных решений, но в нем нет не
только азарта игрока, но и азарта болельщика. Он как король на шахмат-
ном поле, фигура главнейшая, но с очень короткой сферой активных дейс-
твий, все обширное поле, простреливаемое из конца в конец любым "офи-
цером", для него лишь пространство для созерцания борьбы за его жизнь
и благополучие.
С Дальневосточного театра приходят трагические вести, царь начинает
догадываться, что ему, быть может, не говорят всей правды. Но мыслей о
том, почему положение складывается ЇHЖ?''-Hрсx bслей о том, что сле-
дует предпринять для изменения ситуации, на страницах "Дневника" не
появляется. Мысли обо всем этом существуют как бы вне его, ему их при-
носят, он выбирает...
Дневник императора. 1-го октября. Покров Пресвятой Богородицы. По-
года была серая и прохладная. В 11 час. поехали к обедне. Завтракал
Андрей (деж.). Принял Мирского, гулял и в 6 час. принял Коковцева. Чи-
тал много. Обедал в спальне.
Наступление наших войск к Лаояну было остановлено японцами; наша
армия несколько отошла назад. Потери у нас по-видимому большие.
Русские войска терпели, пока еще только на суше, одно поражение за
другим в строгом соответствии с оборонительно-отступательной стратеги-
ей командующего Куропаткина.
В многодневном сражении под Лаояном стойко дравшиеся русские войска
уже добыли победу, но командовавший из фанзы полководец не мог и
представить и вообразить такого чуда, а потому и не помышлял о том,
чтобы пожать ее плоды. Японская пехота под Лаояном была вдрызг истре-
пана, конницы, умеющей отступление противника превратить в бегство,
японцы не имели, резервы для решительного склонения чаши весов в нашу
пользу у Куропаткина были, и все-таки приказ был отдан на отступление.
"Инициатива есть важнейшая добродетель полководца". "Сосредоточен-
ность сил - лучший залог победы". Все азы военного искусства, запи-
санные в уставы и наставления, забы-
ты, как забыто и предупреждение Скобелева о том, что Куропаткин, слу-
живший со Скобелевым и высоко им ценимый как штабист, не годится "на
первые роли", как человек, не обладающий волей, твердостью и реши-
мостью, необходимыми для осуществления задуманных операций.
Не почерпнув решительности и твердости в опыте генерала Скобелева,
Куропаткин вполне мог бы призанять недостающих боевому генералу ка-
честв у более чем твердой Александры Федоровны, обнаружившей в полной
мере, правда на германской войне, способность управлять и войсками, и
министрами, и верховным главнокомандующим.
А неожиданную твердость и решительность на японской войне обнаружи-
