Санкт-Петербурге десятки тысяч граждан с хоругвями и песнопениями дви-
нутся к царю выпрашивать справедливость как милость.) На обратной сто-
роне бабушкиной рукой: "Моему хорошему Коле на память. 15 ноября
1904". И здесь же адрес монастыря, куда мог бы дед написать: "Радог-
ницкий ж. монастырь, Люблинской губ., Замостского у."
Дед не просил этой карточки, но за присланное благодарен. А пока на
дворе все еще октябрь. Ст. Борзя. Октябрь 24. 1904. Дорогая, милая
Кароля! Сегодня получил твое письмо. Глубоко благодарен тебе, что
написала
мне подробно о Марии Дмитриевне. Мне ее очень, очень жаль бедную!
Весьма удивлен ее решением поступить в Монастырь. Во всяком случае
страшно бы хотелось с ней побеседовать об этом ее решении. Зачем Вы
все, ее хорошие подруги, отпускаете ее от себя? Такие люди, как она,
нужны нам, нужны тем, кто живет в мире: они нас поддерживают и укреп-
ляют в трудную минуту. Мне страшно жаль и обидно за тех, кто лишается
Марии Дмитриевны... Ну, дорогая моя, как-то ты чувствуешь себя? Прими-
рилась ли с моим ответом, неудовлетворившим тебя? Простишь ли мне это
и поймешь ли меня? Ведь и отрицательный ответ, моя милая, я давал не
только умом. В этом отрицательном ответе говорит столько же и мое
сердце, сколько и ум. Мне самому больно и жаль так отвечать тебе, но я
не могу иначе ни думать, ни чувствовать. Тебе хороший совет дал свя-
щенник и Мария Дмитриевна - примириться с моим ответом. Но, если бы
они знали, чему ты подвергаешь себя, собираясь сюда, если бы они зна-
ли, что за жизнь предстоит тебе здесь, я думаю, оба они, не задумыва-
ясь, отклонили бы твое намерение. Если будешь писать Марии Дмитриевне
- то напиши ей мое большое сердечное спасибо, мое горячее, искреннее
пожелание ей всего, всего лучшего и главное, мира душевного и спокойс-
твия духовного.
Ты видишь, деточка, я оч. тороплюсь писать. Прошу простить мои неб-
режности. Опять уезжаю в командировку. Проезжу вероятно с полмесяца.
Чувствую себя здоровым и вполне благополучным. Ради Бога пиши о се-
бе и обо всем. Вероятно завтра или послезавтра, напишу еще.
Крепко тебя, дорогая, целую, сердечно приветствую и жму твою руку!
Весь твой Н. Кураев. Трудно сказать, любил ли государь воевать, по-
хоже, что нрава он был
все-таки не воинственного, судя по тому, как он ответил в конце царс-
твования на бесконечные призывы жены ("заставь их дрожать перед твоей
волей и твердостью...", "будь тверд и покажи железную волю...", "когда
ж ты наконец ударишь кулаком по столу", "заставь всех дрожать перед
тобой", "если бы твои министры тебя боялись...", "будь более строг..."
и т.п.), ответил государь, хоть и не сразу, только 23 февраля 1917 го-
да, но ответил, по-моему, славно: "Ты пишешь о том, чтобы быть твердым
повелителем, это совершенно верно. Будь уверена, я не забываю, но вов-
се не нужно ежеминутно огрызаться на людей направо и налево. Спокойно-
го резкого замечания или ответа очень часто совершенно достаточно,
чтобы указать тому или другому его место". К сожалению, "спокойного
резкого замечания" оказалось недостаточно, чтобы указать место госуда-
рыне, почитавшей своим долгом "помогать царю", и дававшей советы на
все случаи жизни, советы, неотличимые от указаний. Иные из них, впро-
чем, государь принимал благосклонно. Настоятельные советы государыни
показывать себя войскам царь принимал с большой охотой, поскольку ар-
гументы государыни были неотразимыми: "Осчастливь войска своим дорогим
присутствием, умоляю тебя их именем - дай им подъем духа, покажи им,
за кого они сражаются и умирают... Десятки тысяч никогда тебя не вида-
ли и жаждут одного взгляда твоих прекрасных чистых глаз..."
Дневник императора. 30-го октября. Суббота. С утра шел сильный снег
и слегка таяло. Не доезжая Витебска, на плат-
форме была встреча от города и уезда и почетный караул от 49-го драг.
Архангелогородского полка. Сел тут же на лошадь и поехал к месту пара-
да 41-й пех. дивизии. Отлично представились: 161-й Александропольский,
162-й Ахалцыхский, 163-й Ленкоранский и 164-й Закатальский полки. Бла-
гословил их и, простившись с ними, вернулся в поезд. В 12 1/4 трону-
лись в обратный путь. В Двинске встретились с Сергеем, кот. проехал с
нами до след. станции и обедал в поезде.
Дед тоже провел конец октября в дороге и смотрах, смотрел он, прав-
да, не парады, не выправку, не рубку лозы повзводно, а отхожие места,
кухни, бани, санитарное состояние помещений для личного состава, поря-
док в хранении продуктов и лекарств. Мысли же его при этом были заняты
не громким инцидентом в Немецком море и даже не огорчительным во всех
смыслах конфликтом с собственным командиром полка. Больше всего его
тревожило, как будут прочитаны и поняты его милой голубкой Каролей
письма, воспрещающие ей приезд сюда для подвига и любви.
...После энергичных, решительных строк последних писем - страшная
усталость, тревожное ожидание, непривычная сдержанность и разговор о
какой-то тужурке...
Ст. Листвяная. Октябрь 31 ч. 1904. Дорогая голубка Кароля! Перед
отъездом в командировку из Борзи написать тебе не удалось. Пишу те-
перь, когда со ст. Листвяная отправляемся обратно в Борзю. До Бай-
кала доехали благополучно и очень удобно. Впрочем, до Читы ехал
с большим неудовольствием, так как пришлось сидеть в одном купе с ко-
мандиром нашего полка. Он впрочем был со мной весьма любезен, но я
старался как можно меньше говорить с ним и вообще обращать на него
внимание, больше занимался чтением. Здесь, в Листвяной, провел время с
4-х часов утра и до сего момента у офицера нашего полка. Время провел
не весело, но довольно приятно, выпивали с ним и "разговоры разговари-
вали". Теперь уже 11 1/2 ч. ночи, но ждать отправления поезда придется
по-видимому до утра, так что я рано забрался на вокзал и сидеть здесь
будет скучно.
Ну как ты там поживаешь, моя дорогая, славная деточка? Теперь ты
уже получила конечно все мои неприятные для тебя письма, и что-то ты
мне ответишь. Этот ответ вероятно уже ждет меня в Борзе. Милая Кароля,
не думай, что у меня было желание огорчить тебя. Если же это случи-
лось, то поверь, что мне страшно больно и тяжело сознавать это.
Сообщи мне, Кароля, о своем здоровье и самочувствии. Знаю, дорогая
моя, что ты через три дня именинница, но я со своим поздравлением за-
поздал. Ты получишь это письмо уже много спустя после 4-го Ноября. Все
же от души тебя поздравляю с днем Ангела и сердечно желаю здоровья и
душевного спокойствия.
Я вполне здоров и благополучен. На обратном пути в Борзю я останов-
люсь на 2 суток в Чите, чтобы зака-
зать себе сюртук. Думал, что одной тужурки хватит на все время войны,
однако, оказывается нужно сделать свежую одежду. Впрочем, эта проза
вряд ли может тебя интересовать - ты уж прости, дорогая, что я болтаю
тебе о такой чепухе.
Передай мой сердечный привет твоим родителям. Кланяйся Ивановцам.
Весь твой Н. Кураев. Если соберешься ехать в Петербург, то извести
об этом и сообщи свой
адрес. Дураков вообще-то нет, есть просто люди не на своем месте. Царь
наш
был страшен не злобой, а глупостью, порождавшей бедствия, и малодуши-
ем, оборачивавшимся для подданных жестокостью.
В огромных государствах да при сложном хозяйстве и малая глупость
часто оплачивается страшной ценой.
Был бы Николай Александрович Романов, ну, если уж не кассиром в ти-
хой бане, то хотя бы самодержцем в какой-нибудь солнечной Помидории,
ну посеяли бы там вместо кабачков тыкву, ну выросла бы вместо тыквы
редиска, худо, конечно, но не катастрофа. А в России все такое огром-
ное, если где неурожай, так тут же и голод, если где эпидемия, так там
и мор. Послали было эскадру во Владивосток морем, а снаряды для трени-
ровочных стрельб отправили посуху, по железной дороге, вроде так быст-
рей будет, опять же можно вместо снарядов на корабли больше угля заг-
рузить... А результат? Катастрофа. Большая все-таки, очень большая
страна, и бедствия большие. Где они, "чудесные улыбающиеся парни с
вихрами волос, торчащих из-под шапок", что так тешили глаз на блиста-
тельных смотрах? На реке Шахе вроде бы дело и выиграли, а робкий ко-
мандующий, не выходя из фанзы, опять приказал играть на всякий случай
отступление, чтобы не изменять своей отступательной тактике, вот, счи-
тай, еще сорок тысяч недосчитались. Впрочем, мудрая и дальновидная им-
ператрица такую тактику одобряла: "Наше постоянное отступление сильно
растянет их фронт и усложнит им дело, - а нам, надеюсь, будет выгод-
но". Не зря же еврейская пословица говорит: "Ничего нет лучше на свете
хорошей жены, и ничего нет хуже - плохой".
Кстати, об инородцах. Население в России пестрое, оно и понятно,
пространство огромное, история долгая, всем места хватило, но вгляды-
ваться, разбираться и думать, как всем в мире и довольстве ужиться,
это же ума сколько надо и времени, а где взять? А когда же в домино,
когда же в безик, а почитать семье вслух Чехова, Салтыкова-Щедрина, а
погулять часок, минимум, надо? Вот и поделили всех, как попроще, на
"наших" и "инородцев". Вроде бы не каменный век на дворе, развитой фе-
одализм как-никак, светлое будущее человечества, капитализм, на поро-
ге, а подход тот же, как в каменном веке. Но кто же согласится, хотя
бы и при развитом феодализме, живя у себя на родине, считаться "не-на-
шим"? Вот народ и бунтует, и самое печальное, - прав! Хорошо, когда в
трудную минуту рядом, как всегда, бежит царица да еще и с телеграммой
от "Союза Русского Народа", организации свирепой, как раз и придуман-
ной, чтобы держать инородцев в узде.
"Союз Русского Народа" просит меня передать дело тебе. Одни - гни-
лое, слабое, безнравственное общество, другие - здоровые, благомысля-
щие, преданные подданные - их-то и надо слушать, их голос - голос Рос-
сии, а вовсе не голос общества или Думы... Бог поможет, я знаю, но ты
должен быть твердым. Распусти Думу сейчас же..."
"Россия, слава Богу, не конституционная страна, хотя эти твари пы-
таются играть роль и вмешиваться в дела, которых не смеют касаться. Не
позволяй им наседать на тебя. Это ужасно, если им сделать уступку, то
они поднимут голову..."
"О, мой милый мальчик, заставь всех дрожать перед тобой - любить
тебя недостаточно, надо бояться тебя рассердить или не угодить тебе!"
"Моего любимца всегда надо подталкивать и напоминать ему, что он
император и может делать все, что ему вздумается. Ты никогда этим не
пользуешься..."
И чего женщина бьется, чего нервничает, все делает государь, что
вздумывается. Вздумалось тетеревей пострелять и пострелял от души,
вздумалось "козла" забить и забил с "подвизающимися в домино" фли-
гель-адъютантом Мордвиновым Анатолием Александровичем, и генерал-адъ-
ютантом, адмиралом Ниловым Константином Дмитриевичем. Правда, очень уж
мешают государственные дела нормальному течению личной жизни.
Когда сегодня скорбят безутешно прямые наследники "здорового и бла-
гомыслящего" дела "Союза Русского Народа", скорбят о потере таких за-
ботливых, все понимающих и щедрых вождей, здесь, как говорится, все
ясно, но что ж взахлеб плачутся те, чьих предков и за людей-то не счи-
тали, они-то чего заходятся, да еще соревнуются между собой, кто пер-
вей и кто громче восскорбит. Нет, не услышит их голос матушка-императ-
рица, пока не наденут они смазные сапоги, не обрядятся в алые рубахи и
не возьмут, поплевав в ладони, хоругвь покрепче, только этот "голос
России" по душе государыне, которая только и мечтала, "когда же, нако-
нец, водворится порядок, которого нашей бедной стране не хватает во
всех отношениях". В здоровом лице "Союза Русского Народа" и славянская
натура императрицу устраивает.
Был порядок в "Союзе...", был! Однако справедливости ради надо
