взглянуть на государя иными глазами,
глазами тех, кого государь, по совету жены и матушки, к себе прибли-
жал, кому доверял в практической жизни исполнять свою волю.
Как он выглядел в глазах тех, кто имел возможность при обязательных
и регулярных докладах искать в лазоревых глазах царя одобрение, или
видеть порицание, искренним своим усилиям в сообщении поступательного
движения государственной машине?
17-го октября 1904 года пышноусый и высоколобый, шестидесятипяти-
летний Иван Логгинович Горемыкин, "милый старик Горемыкин", по словам
государыни, действительный тайный советник 1-го класса, сенатор, член
Государственного Совета, бывший министр внутренних дел и будущий пред-
седатель Совета министров, председатель Особого совещания по вопросам
о мерах к укреплению крестьянского землевладения, убитый в 1917 году
крестьянами при разгроме его имения, доверительно беседовал с вновь
назначенным министром внутренних дел, генерал-адъютантом, генералом от
кавалерии по Генеральному штабу, бывшим командиром отдельного корпуса
жандармов и заведующим департаментом полиции, бывшим генерал-губерна-
тором Виленской, Ковенской и Гродненской губерний, любимцем вдовствую-
щей императрицы, сорокасемилетним князем Петром Дмитриевичем Свято-
полк-Мирским. "Помните одно: никогда ему не верьте, это самый фальши-
вый человек, какой есть на свете", - имея в виду царя, сказал Иван
Логгинович Петру Дмитриевичу, мечтающему об отставке, но не предпола-
гающему, что всего через четыре месяца, обрызганный январской кровью,
он будет отставлен от всех мест и должностей раз и навсегда.
11-го ноября 1904 года государь, встав в восемь утра, поехал на
охоту в Знаменское. Охота была удачной, собственные трофеи в "Дневни-
ке" выделены особо: "Убил 144 фазана; всего убито: 522. Фазанов 506,
зайцев 16". Охота заняла четыре с половиной часа, включая часовой пе-
рерыв на завтрак в охотничьем домике. Что ни говори, а охотник госу-
дарь был блестящий - один фазан за полторы минуты! Результат велико-
лепный!
А в это время на дальневосточном театре сочиняли и готовили к ис-
полнению знаменитый кавалерийский "набег" генерала Мищенко, закончив-
шийся так же бесславно, как и все прочие военные предприятия этой кам-
пании. Командир Забайкальской казачьей бригады генерал Мищенко получил
возможность собрать под свою руку больше трети всей нашей кавалерии,
превзойдя одним своим отрядом в семьдесят два с половиной эскадрона
всю японскую кавалерию, насчитывавшую шестьдесят шесть эскадронов. Не-
удачи стали обычнейшим делом этой войны, не избежала своей участи
обанкротиться и кавалерия, в том числе и казачья. Нелепый замысел и
бездарное его исполнение, быть может, и не заслуживали бы упоминания,
но именно эта затея привела наконец-то в движение 3-й Верхнеудинский
казачий полк. В связи с предстоящей громоздкой операцией на театре во-
енных действий дед напишет бабушке сдвоенное письмо за 13 и 14 ноября,
поэтому и "Дневник" государя должен быть представлен двумя датами.
Дневник императора. 13-го ноября. Суббота. Утром было два доклада.
В час с 1/4 отправился в город на освящение
Суворовского музея. После молебна осматривал подробно все залы, хорошо
устроенные и достаточно наполненные для открытия. В 4 часа вернулся в
Царское.
Дядя Сергей и Элла приехали из Москвы. В 7 час. вместе с ними пое-
хали в Гатчину и обедали с Мама и т. Ольгой. Возвратились в 10 1/2.
14-го ноября. Воскресенье. День рождения дорогой Мама и десятилетие
нашей свадьбы! в 10 1/4 пое-
хали в Гатчину. Обедня, поздравления и завтрак в Белой зале. Сидели у
Мама долго и вернулись в Царское в 3 1/2 часа. Приняли депутацию от
Уланского полка по случаю 10-летия со дня назначения Аликс шефом и
двух офицеров и команду с подводной лодки "Осетр", отправляемой на
Дальний Восток.
За чаем дети устроили сюрприз и исполнили в лицах и в надлежащих
костюмах басню "Стрекоза и Муравей". Вечером принял гр. Ламздорфа.
Будь в этом придворном домашнем детском "театре" цензура, навряд ли
в канун сдачи Порт-Артура была бы дозволена к постановке пиеса столь
двусмысленного, аллюзионного содержания.
Если раньше дед томился своей забайкальской ссылкой, изнурявшей его
бездеятельностью, и ждал отъезда на фронт как перемены участи, то те-
перь лишь отъезд на фронт мог быть оправданием его резкостей в объяс-
нении с бабушкой, уже расправившей крыла, набравшей воздуха, чтобы ле-
теть к своему любимому.
Вот и последнее, наконец-то, письмо с продуваемой всеми ветрами,
пустынной, дикой, серой станции Борзя.
Ст. Борзя. Ноября 13 дня. 1904. Дорогая голубка Кароля! Наконец-то
сегодня утром получено приказание главнокомандующего снять
наш полк с охраны дороги и двинуть его в Харбин. Конечно, целый день
идет суета и сутолока невообразимая: все готовятся, укладываются, со-
бираются. Окончательно должны выступить 18-го Ноября. До Харбина пой-
дем по железной дороге, и что будет там, пока, конечно, неизвестно.
Я лично и большинство офицеров довольны тем, что идем дальше - си-
деть тут ужасно надоело. Иначе относятся к этому перевороту те офице-
ры, к которым сюда приехали жены и семьи. Очень жаль нашего ветеринар-
ного врача: он, бедняга, только что уехал встречать свою жену, которая
едет к нему сюда с детишками. А тут такая неожиданная новость... Наде-
юсь теперь, моя дорогая, милая Кароля, ты поймешь весь смысл моих по-
буждений, которые заставили меня отклонить от себя большое счастье -
видеть тебя здесь. Как бы ты чувствовала себя здесь, узнав, что полк
вышел на театр войны?
Теперь пять дней предстоит возня со сборами. Я очень удивился, не
получив от тебя писем до сего времени. Твою телеграмму "ОСТАЮСЬ" я по-
лучил, когда возвратился из командировки. Со дня на день ожидаю от те-
бя письма. Ну что-то теперь будет с нами? Я при всяком удобном случае
буду сообщать тебе, дорогая, о себе и о нашем полке, а ты делись этими
сведениями как с моими родственниками, так и со знакомыми. Когда ты
получишь это письмо, мы уже будем далеко. По получении этого письма,
адресуй мне письма "в действующую армию на Дальнем Востоке. В 3-й
Верхнеудинский казачий полк".
14 ноября. Сегодня у нас та же суета, что и вчера. Товарищ Бобров
поехал в Читу
закупить медикаменты и перевязочный материал, а я занимаюсь здесь ук-
ладкой лазарета в походные ящики. Немного досадно, что приходится идти
на войну в холодное время года, когда так легко простудиться. У нас
погода все время стояла превосходная. До сего дня были тихие, прекрас-
ные морозы в 18-20о, которые здесь почему-то переносятся гораздо лег-
че, чем у нас в России. Снегу абсолютно нет, ни капли.
Сегодня вместе с этим письмом отправлю тебе телеграмму о нашем выс-
туплении. Дорогая, милая Кароля, как больно сознавать все то, чему
подвергнемся теперь, идя в Харбин! Не за себя я боюсь, но тебя, моя
милая деточка, жаль! Больно за то, что ты, дорогая моя, будешь трево-
житься и беспокоиться. Я во всяком случае обещаю тебе всегда при вся-
кой вероятности уведомлять о себе. Если бы пришлось уже в скором вре-
мени покончить расчеты с жизнью, то ты будешь уведомлена об этом, а
равно и о всяком несчастном со мной случае, моим товарищем, доктором
Бобровым, который телеграфирует тебе. Если же все будет обстоять бла-
гополучно, то я сам буду тебе писать и телеграфировать.
Теперь опять хочется сказать тебе, моя дорогая голубка, чтобы ты в
случае несчастья со мною не губила свою молодую жизнь и не связывала
себя какими бы то ни было обещаниями. Зачем, мой ангел? Я знаю тебя,
верю твоим чувствам и уверен, что живя и с другим, ты не выкинешь из
своей памяти того, кто тебя так безгранично любит и кто так тебе пре-
дан. Хоть изредка ты вспомнишь обо мне и помолишься за меня своею чис-
тою молитвой. Вот почему мой завет тебе, дорогая, что бы со мной ни
случилось, ты живи, будь счастлива. Живи и облегчай, чем можешь, горе
и страдания людские - особенно нашего бедного, забитого, но хорошего
русского народа. Теперь из него тянут последние силы и соки, отнимают
все дорогое и близкое сердцу ради неведомых ему благ и стремлений...
Уж видно так Бог на роду написал! "Но придет же пора, и проснется на-
род, разогнет он могучую спину..." Дай Бог тебе дождаться этой поры и
увидеть ее. Дай Бог тебе сил и терпения перенести свое горе и дожить
до лучшей поры! А у меня одна к тебе просьба: не забывай меня и брата
в своих молитвах!
Я иду дальше без страха и боязни, с твердою надеждою на скорое и
счастливое возвращение, на радостную встречу и с тобою и всеми близки-
ми и друзьями.
Приветствуй всех от моего имени, поклонись Ивановцам и сообщи обо
мне тем, кого это будет интересовать. Приветствуй и целуй своих роди-
телей и Грету! Сегодня еще напишу в Павловское, дяде, Александре Ми-
хайловне и Ивановым. От двух последних недавно получил письма.
Я вполне здоров и благополучен. Ну, до свидания, моя хорошая, слав-
ная дорогая Кароля! Крепко, крепко
обнимаю тебя и целую! Жму и целую твою руку! На всякий случай - прощай
и прости за все, горячо любящий тебя и преданный тебе
Н. Кураев. Твой Коля. Пиши, милая, о себе. Крестьянин оставляет
внукам дом и землицу. Лавочник - лавку. Царь -
престол и отечество. Промышленник или домовладелец, соответственно,
промысел и доходные дома. Что оставляют внукам капиталисты и банкиры
кроме капиталов, можно узнать из революционных хроник...
Мой дед, умерший до моего рождения, и бабушка, погибшая от голода в
сорок первом году, каковую по младенчеству я помнить не мог, из пред-
метов материальных, вещественных, осязаемых оставили наследникам трид-
цать четыре письма и связку документов.
Государя можно было бы обойти вниманием в рассказе о частной жизни
моих предков, если бы самодержец не столь активно вмешивался в эту
жизнь и не стал причиной появления этих тридцати четырех писем, коими
я сегодня располагаю в подлиннике.
Вправе ли я таить это наследство или пользоваться им один? В нынеш-
ние времена на рынок "ценных бумаг", это пока еще "поле чудес"
для лукавых прохвостов, с благословения покровителей разного рода жу-
ликов и мерзавцев выбросили массу векселей и обязательств, по сути де-
ла, бумажек, едва ли пригодных даже для мелких, как выясняется, быто-
вых надобностей.
Во времена зыбкие, лукавые, постыдные, когда в умах проводится "пе-
реоценка ценностей", а в это время пронырливые базарные дельцы глумли-
во-снисходительно поглядывают на такой неходовой товар, как порядоч-
ность, совестливость, человечность, когда под лозунгом низвержения
коммунистической идеологии идет отказ от демократических традиций XIX
века, с его культурой, моралью, понятиями служения, самопожертвования,
подвижничества, бескорыстия, когда на глазах растут невиданные мутанты
вроде монархо-демократов, - не для потехи и барыша хочется обнародо-
вать исключенные из обращения "векселя", делающие тебя богаче (по не-
изменному во все времена курсу ценностей!), чем больше ты по ним пла-
тишь...
Времена не выбирают! Да, ни у деда, ни у бабушки, разумеется, не
спрашивали, затевая войну на Дальнем Востоке, как не спрашивали наших
родителей о войне с Германией, а нас про Афганистан и Чечню. Нас не
спрашивали, отдавая приказ стрелять в безоружных на улицах Санкт-того
еще-Петербурга, и нынешней Караганды и Новочеркасска...
Но, может быть, это непростительная расточительность, непроститель-
ная слепота не видеть, что история пишется не только сидящими на тро-
нах и толпящимися рядом с вождями. В эти же годы, в эти же дни другие
люди, уже полузабытые и якобы превзойденные, писали свои страницы ис-
тории своей России...
...Как много страниц позора и бесславия хранит и предъявляет нам
многострадальная история отечества, но от отчаяния и неизбывного стыда
