мне? Голову готов был дать на отсечение, что, пока мы тут валандались, за
каждым кустом будет торчать пара парней, мечтающих добраться до Серебряного
Клина.
- А мне хотелось бы знать, отчего сюда до сих пор никто не явился, чтобы
узнать, что сталось с чертовым гарнизоном? - проворчал Старый Рыбак.
Ответа не знал никто. От таких вопросов разило падалью слишком сильно,
чтобы от них можно было так просто отмахнуться, и у каждого их накопилось
немало.
***
- Сдается мне, пришла пора подпалить чертову кучу и посмотреть, сработает
это или нет, - сказал Старый Рыбак. - Там уже столько хвороста, что Тимми не
может забрасывать сучья на самый верх.
Смед вдруг понял, что ему совсем не хочется в этом участвовать. Талли,
похоже, тоже не горел особым желанием. Зато Тимми сразу расплылся в улыбке
от уха до уха. Ему давно не терпелось.
Талли шепнул на ухо Смеду:
- Этот коротышка то и дело поджигал что-нибудь в городе, когда мы там
были. Радуется, глядя, как вещи горят.
- Сегодня день что надо, - сказал Рыбак. - Поднялся ветер, он раздует
огонь. Как раз такой день, жаркий и солнечный, когда дерево спит крепче
всего. Загляните в свои штаны, парни, чтобы понять, мужики вы или уже нет.
Если у вас там все на месте - тогда вперед!
Какое-то время они смотрели друг на друга, потом Смед сказал:
- Ладно, - и встал.
Он подобрал давно приготовленную охапку сухих сеток. Рыбак с Тимми тоже
взяли по охапке. Талли пришлось нехотя последовать их примеру.
Они спустились на дно ямы, выкопанной бестией, подожгли там ветки, потом
выскочили наружу, стремительно подбежали к дереву и побросали пылающие
связки на кучу хвороста с наветренной стороны. Талли, конечно, бросил
слишком издалека, его связка не долетела до кучи, но это уже не играло роли.
Обратно они неслись, не разбирая дороги. Смед, Тимми и Рыбак бежали по
прямой, Талли - зигзагами. Но дерево не проснулось, пока они не укрылись в
лесу.
К тому времени кучу хвороста охватило адское пламя.
Из чрева костра изредка вылетали голубые молнии. Но это продолжалось
недолго.
Жар огня припекал даже там, откуда, скорчившись на земле, Смед наблюдал
за происходящим. Столб пламени продолжал бесноваться, но это зрелище почти
не действовало на Смеда. Пожалуй, он ощущал только печаль.
Костер прогорал долго, весь остаток дня. В полночь Тимми пошел
посмотреть, как там дела. Вернувшись, он сказал, что под пеплом полно углей
и подойти близко к дереву невозможно.
На следующее утро они отправились туда все вместе. Смед был поражен.
Дерево по-прежнему стояло на месте. Без листьев, с обугленным стволом, но
стояло. Серебряный Клин, словно око дьявола, тускло мерцал на уровне
человеческого роста. Как бы близко они ни подходили, никакой реакции на их
присутствие не было.
Но достаточно близко подойти было нельзя: жар, все еще сохранившийся под
пеплом, становился невыносимым. Они натаскали воды из речки и долго лили ее
на пепел, пока не образовалась тропинка. Тимми Локан подобрал подходящую для
рычага палку и сам вызвался вытащить Клин.
- Не могу поверить, - прошептал Талли, когда Тимми налег на рычаг, а
дерево никак не среагировало. - Просто никак не могу. Чертова штука почти в
наших руках! Мы действительно до нее добрались! Тимми пыжился изо всех сил,
сыпал проклятиями, но у него ничего не получалось.
- Эта дрянь даже на мизинец не сдвинулась, - прорычал он. - О черт!
Клин вдруг выскочил из ствола, словно пробка из бутылки. Тимми дернулся,
пытаясь схватить его, когда тот пролетал мимо, и на мгновение притронулся к
нему левой рукой, но тут же выронил и дико завопил:
- Ой, черт! Эта дрянь горячей огня! Он подбежал к ним, продолжая орать от
боли, сунул руку в бадью с водой. Его ладонь вся покраснела, на глазах
покрылась волдырями.
Рыбак лопатой выудил кусок серебра из пепла.
- Поосторожней, Тимми. Сейчас я его швырну в воду.
- Но моя рука...
- Один черт, при сильных ожогах от воды только вред. Вали-ка в лагерь.
Там у меня есть мазь, от которой тебе будет куда больше проку.
Тимми вытащил руку из бадьи; Старый Рыбак бросил туда Клин. Вода
зашипела, по ней пошли пузыри.
- Понесешь бадью, Смед, - распорядился старик.
Тут Талли словно проснулся и тихо сказал:
- Нам лучше делать отсюда ноги. По-моему, оно начинает приходить в себя.
На фоне неба это было видно не очень отчетливо, но, похоже, на кончиках
невесть как уцелевших прутьев дерева заплясали крохотные голубые блики.
- Наверно, жар перестал попадать через раскаленный Клин в сердцевину
ствола, - сказал Рыбак. - А ну, валим отсюда, парни.
Все четверо мгновенно превратились в бешено мелькавшую мешанину рук и
ног. Смед оглянулся, только оказавшись под защитой леса. Как раз в этот
момент дерево испустило свирепый разряд, направленный наугад. Вспышка почти
ослепила его, высоко к облакам взметнулся пепел. Боль, отчаяние и.., что-то
похожее на скорбь? Вихрь исходивших от дерева чувств захлестнул его,
взметнулся и опал моросящим тихим дождем. Сердце Смеда наполнилось смутным
ощущением вины, по лицу потекли слезы.
Старый Рыбак, запыхавшись, влетел в лагерь. Он далеко обогнал Талли. Тот
даже был смущен тем, как шустро старик его обставил.
- До сумерек еще далеко, - отдышавшись, сказал Рыбак. - По-моему, нам
пора убираться отсюда. Дай-ка взглянуть на твою руку, Тимми.
Смед тоже посмотрел на нее через плечо Рыбака. Рука выглядела ужасно.
Похоже, Рыбаку она сильно не понравилась. Старик выругался, вгляделся
повнимательней, нахмурился и снова выругался.
- Одной мази тут мало. Надо будет набрать трав для припарок. Штука
оказалась горячее, чем я думал.
- Печет, как в аду, - простонал Тимми. В глазах у него стояли слезы.
- После примочек полегчает. Смед, будешь доставать Клин из бадьи, не
вздумай до него дотрагиваться. Бросишь на то старое одеяло и завернешь как
следует. Думаю, никому не стоит его касаться.
- Почему? - заволновался Талли.
- Потому что он обжег Тимми куда сильней, чем должен бы. Потому что он
начинен зловредными колдовскими чарами и нам, может, вообще не надо было
путаться в это дело.
Когда Рыбак ушел за травами, Смед сделал, как ему было сказано.
Перевернув бадью, он концом палки передвинул Клин на одеяло.
- Послушай, Талли, - сказал он. - Посмотри сам. Эта дрянь все равно
горячая, хотя побывала в воде. Если провести рукой сверху, тепло становится
на расстоянии фута.
Тот проверил; на его лице появилось встревоженное выражение.
- Заверни-ка эту железку получше, - посоветовал он, - завяжи потуже и
засунь в самую середину мешка.
Вот как? Значит, Талли не собирается нести Клин сам? Не хочет все время
держать его в поле зрения? Это было подозрительно.
- Слушай, помоги мне тут немного, - вдруг попросил Талли. - Мне одному
никак не затянуть мешок потуже.
Смед кончил упаковывать сверток с Клином и подошел к брату, поняв по его
голосу, что тот хочет ему кой о чем шепнуть.
Когда они затолкали барахло в мешок, умяли его и перевязали веревкой,
Талли пробормотал:
- Я решил ничего не делать на обратном пути. Оба могут еще понадобиться.
Разберемся с ними попозже, уже в городе.
Смед кивнул. Он вовсе не собирался сообщать братцу, что передумал, а
только лишний раз поклялся про себя сделать все, чтобы Тимми, Рыбаку, да и
ему самому от продажи Серебряного Клина досталась честная доля.
Он-то знал, какие мыслишки копошатся в голове Талли. Братца не устраивал
даже тот небывалый фарт, что им уже привалил. Он хотел использовать Рыбака и
Тимми как вьючных ослов. Пусть только доволокут до города свою часть
поклажи. А уж там он сумеет с ними разделаться.
Смед сильно подозревал, что Талли не захочет поделиться добычей даже с
ним.
Глава20
Наш костер догорел почти дотла. Только угольки кое-где продолжали тлеть
под золой. Время от времени маленький язычок пламени выстреливал вверх,
плясал несколько секунд, а потом умирал. Я лежал и смотрел на звезды.
Большинство из них были мне давно знакомы, но почти все чуть сдвинулись со
своих мест. Созвездия выглядели какими-то скособоченными.
Ночь стояла как раз такая, чтобы загадывать желания, считая падающие
звезды. На моем счету уже семь.
- Тебя что-то беспокоит? - вдруг спросил Ворон.
Я вздрогнул от неожиданности. Это были первые слова, которые он сказал
после обеда. Мы вообще мало разговаривали.
Как-то не по себе, - вяло ответил я.
Я давно не следил за временем. Не имел ни малейшего понятия ни где мы
находимся, ни куда направляемся. Все эти чертовы дороги слились в
одну-единственную, уводящую нас все дальше от дома, на юг. - И несомненно,
удивляешься, что тебя сюда занесло?
- Да нет. Сам на это напросился. Меня больше беспокоит, что мы едем
крадучись, словно воры. Не люблю. Могут и принять за вора.
Не стал я ему объяснять, что еще больше мне не по душе такие места, где
единственный человек, с которым можно поговорить, - это сам Ворон. И если с
ним что-нибудь случится... Вот что на самом деле беспокоило меня больше
всего. Даже думать об этом не хотелось.
- Один черт, слишком поздно поворачивать назад, - пробормотал я.
- Некоторые считают, что никогда не поздно. Ага. Значит, опять про детей
думает. Теперь можно. Когда нет никакого риска действительно с ними
встретиться. К тому же теперь он, наверно, несколько иначе стал смотреть на
наш поход в неизвестность.
Им двигали мощные эмоции, неясные для меня, а может, и для него самого.
Ключом к его чувствам служило имя Душечки, хотя он никогда не упоминал о ней
вслух. Комплекс вины как чудовищный коршун умостился на его плечах, хлопая
крыльями, пронзительно крича, норовя выклевать глаза и уши. Непонятно,
почему он решил, что сможет утихомирить это чудище, если догонит своего
бывшего дружка Костоправа и сообщит ему о том, что случилось в Курганье.
Я не видел в этом ни малейшего смысла. Но в поступках большинства людей
обычно нет никакого смысла.
А может, броня его решимости слегка прохудилась в пути? Одно дело -
гнаться за парнем в надежде настичь его через несколько недель, проскакав
сотни миль, и совсем другое - преследовать его месяцами, оставляя позади
одну тысячу миль за другой. Нет людей, созданных для того, чтобы выдерживать
эту бесконечную гонку, не имея ни дня на отдых. Такая дорога может подорвать
самую железную волю.
Даже сила духа Ворона была на пределе. И мне почудился намек на это,
когда он нехотя сказал:
- Опять начинаем отставать от Костоправа. Ему не приходится остерегаться
так, как нам. Мы должны найти способ двигаться быстрее. Иначе придется
гнаться за ним на край света, но и там мы его не догоним.
Вот черт. Не для меня он это говорил, для себя. Пытался снова возбудить в
себе тот энтузиазм, который подрастерял в дороге. Никакой возможности
взвинчивать темп дальше у нас просто не было. Разве только окончательно
наплевать на всякую осторожность, на опасности, грозящие путнику в
незнакомом краю.
Но исступленность, с которой мы упорно пробивались вперед, и без того
медленно нас убивала. Куда уж дальше.
Я мельком увидел на севере какой-то отсвет.
- Смотри, - сказал я. - Вон там. Ты видел? Я уже говорил тебе недавно.
Молния на ясном небе.
- Может, там гроза, - отмахнулся он.
- Да протри ты свои глаза. Какая, к черту, гроза?
Последовало еще несколько вспышек, неярких и неотчетливых, будто зарницы
откуда-то из-за горизонта. При грозе такие вспышки обычно освещают верхушки
облаков. - Там нет ни облачка, - сказал Ворон. - Мы здесь несколько недель
не видели никаких облаков. И, держу пари, так ни одного и не увидим, пока не
